Знаки внимания

Глава 21

— Кто из посетителей у нас дальше по списку? — интересуюсь я у Ивана, почти насильно запирая в себе обращение «поручик». Это будет перебор — уже не смешно и даже не умно, а хочется — ему очень идет.

Он спокойно пожимает плечами. А я понимаю, что начинаю чувствовать к нему настоящее доверие. Наверное, потому, что узнала его за время нашего общего заточения лучше, чем за почти три предыдущих года. Он теперь, наверное, тоже вполне себе может относиться ко мне намного лучше, чем раньше — по этой же причине и ответить честно. Так почему бы и не попытаться?

— А что ты думаешь про это покушение?

Он отходит от окна — там его любимое место в нашей палате, и садится на скрипнувшую кровать. Внимательно смотрит на меня и неожиданно легко начинает:

— За тобой была замечена слежка… полтора года назад. В то время Дикеры как раз сдали очередной заказ. Что-то пошло не так, были перепутаны сопровождающие документы для двух образцов, точнее — пара отдельных листов, так же? Сам-Сам нервничал и говорил с тобой очень резко.

— Там было перепутано изначально — когда заполняли пошагово еще в мастерской и штамповали. Но я тоже виновата — меня для того и поставили на проверку, а я не стала смотреть парные скрепленные листы. Так что получила справедливо.

— Но он тогда наорал на тебя. Ты была расстроена…

— Было бы нелепо… — буркнула я.

— Ты была очень расстроена, и Страшный велел Андрею проследить за тобой и проехать за твоей машиной до самого дома — присмотреть. Но в тот день ты поехала не домой, а в банк. Тогда и обнаружился наблюдатель — далеко не профи, но там и не нужно было — ты не заметила бы и слона.

— И что? — не обратила я на его шпильку внимания.

— Он буквально прибежал туда, когда ты там появилась. Сидел и смотрел, чем ты занимаешься, ждал. Потом подошел к тому оператору, с которым ты работала, поговорил, вышел на улицу и кому-то позвонил, а потом ушел. Андрей проследил за ним и узнал, что он работает электриком в «Ленте».

— Там она рядом — «Лента», — шепчу я.

— Он и жил рядом, — согласно кивает Иван.

— Жил…?

— Да. Его больше нет — несчастный случай, вроде…, но Страшный не очень в это поверил — слишком уж вовремя и потому, можно сказать, глаз не спускал с тебя потом.

В целом, для меня мало что прояснилось, но говорить больше не хочется. Ясно, что если бы у них тогда получилось что-то выяснить у того мужчины или работницы банка, то сейчас аварии не случилось бы. И не сходится — полтора года назад мы с папой еще не лазили в интернете и не светились с разговорами о марке по телефону. Неужели за нашей семьей приглядывали с тех еще времен, а активизировались только после наших неосторожных действий? Трудно верится — траты на такое были бы неразумны, потому что речь идет о десятилетиях наблюдения. Может, все-таки мама проговорилась — если не коллекционеру тому, то своему новому мужу? Так нет — я верила ей, а она сказала, что никому ни-ни.

Но зато мне становится понятно, почему Георгий тогда буквально выдавил из меня признание о марке. Я не знаю, что думать обо всем этом. Но чувствую огромное, просто сумасшедшее облегчение от того, что мои подозрения в отношении него беспочвенны. Это немыслимая, распирающая изнутри радость! Это первая радость, связанная с ним за все время, не считая тех жалких минут. А тревоги от известия о чужой слежке нет, как нет — это мелочь и вообще фигня, потому что они приглядывают за мной — хранят. И пускай даже случилась эта авария… все равно знать, что обо мне вот так заботились — приятно. Я смотрю на Ваню с благодарностью, а он понимает мой взгляд, как просьбу продолжить рассказ.

— Теперь, когда ты ходишь в банк, за тобой всегда идет кто-нибудь из наших, а остальные ждут. И в машине твоей установили маячок, новые маршруты отслеживались, вчера мы не успели совсем немного — пробки, час «пик». А ты и правда — носишься, Катя. Ты на самом деле ездила на эту вашу дачу?

— Я же рассказывала Степановичу, что не совсем нашу — у бабушки есть знакомая. Она серьезно заболела и предложила пользоваться участком, засадить его. Ну, и присматривать, конечно. Я и моталась посмотреть — там маленький домик. Бабушка сказала что теперь откажемся, без машины не наездишься, — терпеливо объясняю я, так же терпеливо, как он только что говорил со мной. И несмело уточняю, чтобы знать причину такой неожиданной его откровенности: — А это, наверное, Страшный разрешил тебе рассказать про слежку?

Он кивает: — Да, и хорошо что ты спросила сама, а то я и не знал, как это все… начать говорить. Я был за то, чтобы сразу все тебе рассказать — еще тогда, он тоже вроде вначале собирался, но потом не стал. Сказал — ты воспримешь все очень серьезно и станешь трястись, как какой-то там хвостик, и смысл пугать тебя? С этим невозможно было бы нормально жить, а мы, как будто, делали все, чтобы обезопасить тебя. Да… еще звонки того мужика — их проверили, там зарегистрировано на старенькую пенсионерку. А оператор за деньги сообщала ему о твоем приходе. Ее уволили, слежки за тобой больше не было. Но мы все равно присматривали.

Я шумно выдыхаю…. тогда Георгий заставил меня рассказать о марке и сделал какие-то свои выводы. Но они не предотвратили того, что случилось — покушения. Значит, выводы были неправильными. В то, что кто-то увидел, как Андрей следит за электриком и сразу убил того, мне не верилось. Это было бы уже слишком. Скорее, он сам понял, что попался, перенервничал, может допустил в работе ошибку… Признали же его гибель несчастным случаем, разбирались люди… Но это сейчас не главное, я думаю о другом — вот почему они оказались рядом так быстро, они уже ехали на сигнал того маячка в моей машине. Вот почему! Облегчение и эйфория накатывают по новой и всей своей силой обрушиваются на Ваню:

— Вань, ты такое солнце! Если бы ты только знал!

Мама медленно покачала головой, потянулась и дотронулась до моих пальцев, погладила их и сразу же убрала руку. Я не дернулась и не отодвинулась на этот раз, просто в голову не пришло.

— Мне они зачем, Катя? К слову пришлось, разговор перевести на менее болезненную тему… У меня там новый круг знакомых и один из них заядлый коллекционер. Зашла как-то речь об этом, и я заинтересовалась, а еще вспомнились рассказы Дарьи Марковны и мамы: раньше были специальные магазины «Филателия» — для обмена марками и просто — их скупки. А на улицах стояли киоски Союзпечати и в них, кроме газет и журналов, продавались новые, только что выпущенные наборы марок. Помню — у нас дома тоже валялся старый альбом, и там куча их была — цветы, животные, знаменитые картины, бабочки, машины. Потом я этот альбом больше не видела, родители, наверное, отдали кому-то из мальчишек-соседей. Или просто затерялось, пропало все куда-то после их смерти. Но я помню, как это было — рядами под целлофаном, ярко, красиво… А если совсем уж честно, то после знакомства с ним мелькнула у меня мысль — тебе нужна квартира, Катюша. Мы тогда погорячились со своей… Ты же не возьмешь у меня деньги? Они так и лежат на счету — почти все. Вот видишь… А этот человек не то, чтобы богат, но коллекция у него значительная и он состоит в этом их обществе, а главное — он как будто неплохой мужик.

— Ты спрашивала его, рассказала о марке? — затаила я дыхание.

— С ума ты сошла? — удивилась она, — нет, конечно.

— Не говори никому, мы решили не трогать ее, временно оставить все, как есть. Даже из дома убрали от греха, как говорит бабушка.

— Хорошо, — легко согласилась она, — расскажи мне тогда о себе… пожалуйста. Я уже знаю, что ты работаешь по профессии в очень хорошем месте, а как у тебя с личной жизнью? Есть кто-нибудь? — улыбалась она и смотрела на меня, медленно обводя взглядом мое лицо, будто изучая его и запоминая.

— Есть. Я встречаюсь с сыном папиного друга. Это они выкупили его дело тогда, приехав с Урала.

— Земляки? — казалось, она совсем не расстроилась из-за упоминания того времени — развода, дележки… Невозможная женщина.

— Как бы я хотела посмотреть на твоего парня… может, у тебя есть его фотки? Обязательно должны быть фотки в телефоне.

Я покраснела от непонятной неловкости — фото Сергея у меня не было. А вот мои у него были…

— Мы часто видимся, зачем мне это? — неловко пробормотала я и набросилась на салат.

— Катюша…, - помолчав, печально сказала она, — не очень спеши замуж, ты еще совсем молоденькая. Ты любишь свою работу, так же? Только начала жить… ищи дольше, но лучше. Если ты не совсем уверена…

— Я уверена. Ты не считаешь, что как раз тебе не стоит… — оборвала я себя и отвернулась — я не хотела говорить ничего подобного. Но она не обиделась, а тихонько засмеялась.

— Ты такая хорошенькая, когда розовеешь — мигом слетает налет этого вашего семейного аристократизма. И появляется моя маленькая девочка. Разреши мне сделать фото? Ты же не против, что тебе стоит?

Она сфотографировала меня раз десять. И непонятно чему радовалась при этом — тому, что я красная? А потом предложила:

— Я хочу сделать тебе подарок на память о своем приезде, ты разрешишь?

— Вы будто сговорились. Папа с покаянными подарками…

— Папа подарил тебе…? — мягко поинтересовалась она.

— Машину, на которой я сейчас приехала — «Жука».

— Тебе нравится, ты довольна?

— Само собой, раз я сама выбирала.

— А свой покаянный подарок я выберу сама, договорились?

— Ладно, только доешь то, что на тарелке, — поставила я условие, потому что не знала, что еще можно сказать. Я не могла отказать ей, только не сейчас, когда узнала такое и еще не определилась — что об этом думать.

— У меня плохо с аппетитом, Катюша, совсем не хочется. Наверное, все же переволновалась. Сейчас платишь ты или я? — подтянула она ближе свою сумочку, — не люблю споров на эту тему.

— Тогда я, ты же в гостях в нашем городе.

— В гостях, — радостно согласилась она, легко разрешая мне оплатить заказ. А я никак не могла понять — что не так? Почему появилось ощущение, словно я отстаю на шаг в нашем разговоре, в общении? А еще говорю не то и не так. Но ее, похоже, все устраивало — что бы я ни сказала. И я постаралась отвлечься от непонятного душевного стеснения и не надумывать себе того чего нет.