— Не буду ревновать…, не буду. Отказываюсь категорически — это ведет в никуда. Родителей завело, а мне вообще нет никакого смысла ревновать чужого человека, — прикрыла я глаза под темными очками, сняла шляпу и повернулась лицом к солнцу. Очки, наверное, тоже лишние — в них не загорают. Мне хватает ума не плакать. Мыслей, как и слез, тоже нет, умных, во всяком случае — точно. Не хочется ничего и никуда.
В ближайшей к дому крохотной уличной кафешке из четырех столиков оставался свободен только один — на солнцепеке, но это ничего — солнце скоро уйдет за маркизу, а потом уже…
— Черка Николая… Ты! — вздрогнула я от звука смутно знакомого голоса. Поискала глазами (солнце мешало) и нашла — нудист Стеван собственной персоной. Стоит метрах в двух от меня в белых шортах и бледно-голубой майке и смотрит, как на врага. Хорош… хоть статую ваяй по его подобию. И не вызывает ничего, кроме раздражения. Впрочем, как и все окружающее.
— Меня зовут Катя. Здороваться тебя не учили? — буркнула я. Что я вообще приняла его тогда во внимание? Моложе меня года на три, в ущерб мозгу развито все остальное… Даже если он сейчас агрессивен, всерьез бояться не стоит — вон, хозяин харчевни уже посматривает на нас, а невдалеке сидят «мои» немцы и тоже смотрят в нашу сторону — он привлек их внимание своим окриком.
— Чао, — злобно протянул он и сел к моему столику. Уставился, но больше ничего не говорил — молчал.
— Яд копишь? — лениво поинтересовалась я, даже радуясь возможности не думать о другом: — Буду резать-буду бить? Чего ты хотел?
— Злая? Што си тако льут? Горан тэ тако хвалио, а ты… — вначале деланно изумился он, а потом ядовито зашипел, а я безразлично покачала головой и отвернулась — не все понимаю и даже напрягаться на этот счет не хочу. Он помолчал и перешел на русский:
— Мне нужен Николае. Адрес его узнал и пришел, а тут ты спишь — на улице, — хмыкнул он.
— Чао и тебе, Стеван. Я загораю лицом — не видишь? — ответила я, не открывая глаз — солнце слепило.
— А мой отец в отъезде, когда будет обратно — не знаю. Не веришь — зайди и спроси у других. Что тебе нужно от него?
— Спросить — почему плачет моя мамка… нужно, — отвернулся он от меня, растеряв весь свой запал.
— Они расстались. Ты же этого хотел? Добился, радуйся.
— Я хотел, чтобы он сделал ее женой, а не…
— Так ты заставлять его пришел? На самом деле? Или просто покричать?
— Морова язва… — тихо прошипел он, — Горан звонил…
— Дай мне его номер, — встрепенулась я, доставая свой мобильник, — диктуй… забиваю…
— У него нет телефона — только мамкин, — красиво повел Стеван широкими плечами, отводя взгляд: — Звонил с мамкиного.
— Ну да… — хмыкнула я.
— Я сбираю на катер! — взвился парень, — что ты знаешь, чтобы говорить на меня? Куплю катер и займусь морскими экскурсами — не тут, а в Трстено — там е туристы, а катер всего один!
— Бог с тобой, золотая рыбка, делай, что хочешь. Пошли, — встала я из-за столика, — хочу подарить Горану телефон — простенький, только для связи, но чтобы с функцией фото — он любит снимать рыбу, которую поймал. Что ты застыл? Ты передашь его, как мою благодарность за экскурсию на водопады и рыбалку. За то, что он потратил на меня целых два дня.
— Пойдем, — поднялся он тоже, проводя взглядом от шляпы, которую я опять водрузила на голову, по длинному сарафану с сумасшедшими синими цветами по всему подолу, и до самых кончиков светлых балеток, перфорированных дырочками в виде цветочков.
Да. Я еще и глаза накрасила, линзы вставила и вырядилась, как… дура, чтобы дождаться на свежем воздухе возвращения Георгия и встретить его — болеть и сидеть в номере надоело до чертиков. А на деле увидела, как на нем висит одна из девиц, которыми он занимается уже второй день — водит на пляж, таскает на экскурсии в горы, хотя мог просто сдать экскурсоводу, да много чего еще… И тут возникает вопро-ос — а что это было? До этого? Что тогда за извращенный цирк со стихами и признаниями? И зачем?
— Цепляй, — подставил свой локоть кавалер, — покажу ближний магазинчик.
— Жарко, — отвела я его руку, развернулась и вдруг наткнулась взглядом на Георгия, который стоял метрах в десяти и смотрел на нас. Спокойно кивнула ему, а потом — Стевану:
— Пошли. Показывай дорогу.
И мы пошли. Я скосила глаза на парня, что шел рядом, задумавшись о своем. Красавчик… нет, сейчас просто красивый — когда не выделывается и не строит из себя пуп Земли. Но нудист…
— Папа не собирался никого обижать и обманывать, Стеван. Что-то случилось с моей мамой, я сама не знаю — что? Но ей срочно понадобилась помощь и он не смог, наверное, не поехать к ней. Твою маму он очень уважает, но они не обещали ничего друг другу. Он так говорил мне, и я думаю, что не врал. Они взрослые люди, оба отлично знали, что делают и разберутся тоже сами — без твоей и моей помощи.
— Он решил уже. Все знают…
— Там есть кто-то… упущенная возможность? Ну… если бы не папа, она могла выйти замуж там — у себя? — неловко поинтересовалась я.
— Там не за кого, — угрюмо зыркнул на меня Стеван, — но все знают…
— Они и раньше знали — что изменилось?
— Раньше был у нее он — мужчина, защита, помощь.
— А ты тогда кто? Ее кто-то оскорбляет, обижает?
— Н-нет… но все знают.
— Ты — взрослый мужик, сейчас устроил истерику только потому, что кто-то там что-то просто может подумать? Они с Гораном собрались уехать и жить у сестры, ты знаешь об этом? Знаешь, конечно.
— Язва… морова, — подхватил он меня под локоть, — нам сюда…
— Руки убери, — дернуло меня в сторону, и я оказалась стоящей сбоку от них. Мужчины стояли друг против друга, но я видела только лицо Стевана с предвкушающей улыбочкой — гаденькой, как тогда — первый раз. Но сейчас я уже не боялась его, совершенно не боялась. Упрямо подошла и сама положила руку на его предплечье, спокойно объяснив Георгию:
— Мне нужно купить телефон для Горана.
— Мы купим его сами, — не отводил он взгляда от лица нудиста. Вот сейчас его просто нельзя было назвать иначе. Физиономия один в один, как тогда — наглая и противная.
— Не мешай мне, пожалуйста, Георгий. Я не просила тебя. И я не отдирала от тебя ту девицу, что только что висела на тебе. Ты тоже отойди, у нас тут все очень целомудренно — всего лишь поход в магазин. Пошли, Стеван, чего ты застыл? — дернула я парня за руку и потянула за собой.
— Она стерла ногу, — раздалось из-за моей спины.
— Нужно было меньше таскать ее по горам — с утра и почти до вечера. Доверить это дело экскурсоводу, — посоветовала я ему.
— Я доверил, и все это время ремонтировал мотор — забился топливный фильтр, а потом учился управлять им, завтра…
— … по плану у вас поездка на остров, я знаю. Ты говорил.
Стеван вскоре убрал от себя мою руку и сказал: — Мы уже прошли магазинчик, я говорил тебе.
— Найдем другой, идем, — невесело настаивала я.
— Другой далеко отсюда, — оглянулся он, — этот… идет за нами.
— Не обращай внимания. Я просто передам тебе телефон и все.
— Я сам куплю брату, — резко остановился он, — мне это не нравится.
— Ты боишься его, что ли? — изумилась я.
— А ты хочешь, чтобы я дрался за тебя? — возмутился он, — ты мне — никто.
— Ладно, Стеван, ты прав, пошла я домой, — развернулась я от него обратно — в противоположную сторону и помахала рукой, уже не глядя: — Передавай привет Горану, а маме скажи, что лучше шампуня у меня в жизни не было.
Прошла мимо Георгия, чуть притормозив, чтобы подождать его, и мы пошли к гостинице. Вот интересно — сколько сейчас выше нуля — тридцать? Или больше?
— Катя… я могу все объяснить, и ты поймешь, что была неправа. Я не хочу оправдываться в том, чего не делал.
— Я верю своим глазам… и швейцарским линзам. Извини.
Мимо дома с окнами в фигурных решетках, мимо цветочной горки у стены старого дома, мимо красивой кованой вывески, мимо кондиционерного устройства на стене, с которого капает на мостовую вода, мимо харчевни, возле которой уже нет усталых немцев — в номер и в постель. Отлежусь, отдохну… подумаю.
— Катя…
Я закрыла за собой дверь номера на замок и так же поступила с балконной дверью, прикрыв стеклянный проем коричневыми шторами. Бросила шляпу на стол, сняла сарафан и аккуратно повесила его на плечики в шкаф — зря гладила, что ли? Задумалась — что накинуть на себя? Потянула из-под кровати чемодан, раскрыла его… халатик.
Дверной замок щелкнул и дверь распахнулась. Я обернулась на звук и замерла под взглядом Георгия, стоя в белом кружевном комплекте, который тоже… дура, напялила.
— Выйди, пожалуйста — хочу отдохнуть, — спокойно натянула я на себя короткий домашний халатик, — и передай, пожалуйста, Душану, чтобы запасные ключи тебе больше не давал.
— Я передам, — шагнул он в комнату, прикрывая за собой дверь, — Катя, я хочу объяснить тебе все…
Дробный стук в стекло заставил его замолчать, а я прошла к балконной двери и выглянула из-за шторы. На террасе стояли обе девицы и улыбались. Белобрысая весело махнула мне рукой и спросила: — Георг?
— К вашим услугам, — пробормотала я, открывая дверь и приглашающим жестом указывая Георгию на выход туда — к ним.
Он сделал шаг, второй и пошел от входа к этой двери. Я вежливо посторонилась. Девицы увидели его и замахали руками, затараторили на своем тарабарском… проходной двор. И это сюда папа собирается везти маму? Если вообще собирается. Я сама рванула бы отсюда за дальние горизонты, достали…
Открыла для него дверь шире, глядя в сторону… и вдруг оказалась в его руках. Резко, внезапно! Он обхватил меня и крепко прижал к себе, прижимаясь губами к моей макушке и выдохнул-простонал:
— Что ты творишь, Катя? Что ты себе выдумала и меня мучишь? Я готовил катер — завтра выйти в море с тобой. Уже освоил вождение, уже умею. Они ходили в горы, Эва стерла ногу в кровь, попросила встретить на машине — не дойти было.
— Так нужно было нести Эву на руках. Просто разуться и пройтись босиком до дома она, конечно, не могла — сугробы на улице. А ты, как верный рыцарь — тут, как тут. Не хватало еще отслеживать тебя и гадать… Это — все, — обреченно произнесла я.
— Георг! — игриво постучала девица пальчиком по оконной раме. Я пихнула его от себя в дверь.
— Пошел к черту!
И захлопнула за ним, повернув ручку. Превращаюсь в кого? И это я — характер спокойный, нордический… А оно мне надо? Дернула шторы так, что сорвала одну. Точно… К черту! Аккуратно поместила уцелевшую строго по центру, а входную дверь закрыла изнутри, оставив ключ в замочной скважине. Нужно что-то делать с этим. Сам он не уйдет, а каждый раз выпихивать силком… Сейчас получилось случайно — со злости. Да и вообще — смешно это все.
Голоса на террасе стихли. Я не прислушивалась, что он там говорил им — все равно языка не знаю. Когда эти девицы еще только появились, я уже почуяла неладное — белобрысая смотрела на Георгия так, будто обгладывала живьем. Не верю, что он не понял ее интереса, но продолжал исправно исполнять обязанности гида, пока я приходила в себя после болезни. Уводил их утром и появлялся только после обеда — уже два дня как… Усталых немцев так не обхаживал, и пожилую русскую пару тоже. Катер… теперь можно говорить все, что угодно. Кто же ему поверит после того, как он тащил ее по улице за талию, прижимая к себе? Даже если безо всякого к ней интереса — он не мог не понимать, что она виснет на нем не просто так.
И это не моя глупая ревность, это его нежелание понимать — а как мне видеть эти ее заигрывания с ним? Почему было не послать их вежливо, когда они подсели вчера вечером к нам на террасе? Я бы послала, но не по-немецки же?
— Не судьба, — шептала я в мокрую подушку, сама не понимая — когда она успела так вымокнуть?
А еще я как-то под другим углом видела сейчас мамину ревность. Почему-то она уже не казалась мне нездоровой патологией, говоря о которой, нужно стучать себя по лбу, как это делал папа. Он у нас, действительно, очень интересный мужчина — во всех отношениях. И внешне, и… раскованный, обаятельный, веселый… Я просто уверена, что вокруг него постоянно увивались женщины, для которых институт брака — пустое понятие.
Даже если он не отвечал им взаимностью, а мама просто наблюдала — как я эти дни… У нее сильный характер, железная выдержка, сколько она держалась — годы? И безо всякой возможности пресечь это… потому что — за что, собственно? Та ногу стерла, та просто споткнулась, та заблудилась… Тогда и с Наденькой все очень закономерно — просто наступил предел, и какая уж тут разумная логика и презумпция невиновности? Выжить бы в этом самой и не убить кого ненароком…
Под входной дверью послышался шорох, тихо звякнул металл о металл, потом кто-то провел по двери чем-то тяжелым, послышалось тихое и безнадежное — «Катя…» и все стихло. Я еще таращилась какое-то время в потолок, а потом уснула.