Как оказалось, наша с папой «хитрость» заключалась в том, что у него в наличии имелся небольшой катер — на шесть посадочных мест плюс водитель, или капитан, тут как назовешь…
— Я взял его в таком раздолбанном состоянии, ты бы только видела… Но зато буквально за копейки. Копался целую зиму и, надо сказать — с громадным удовольствием и вот, пожалуйста, — с гордостью демонстрировал он результат своей работы — бело-голубой быстроходный аппарат, который должен был доставить нас с ним и семью Кирилла на остров Святого Николая.
— Там не тесно, чисто и относительно тихо, — скосил папа глаза на мальчишек. Те заулыбались, очевидно, понимая, на что он намекает.
Замечательный день на острове, который я почти весь провела под зонтом, переползая вслед за тенью, купание в кристально прозрачной и глубокой там воде, пикник, блаженная усталость и отдых вечером на террасе…
На следующий день — морская обзорная экскурсия и вечер в кафе недалеко от дома. Всего четыре столика и все заняты, а в меню свежие овощи, вкусное мясо и замечательное вино. Папа уговаривал меня заказать мясо птицы, а я отнекивалась, пока его не поддержала Татьяна:
— Не отказывайся, это не московская курица. Здесь у птицы совершенно другой вкус. Наверное, все дело в кормах и экологии. Только нашу магазинную после здешней ты кушать уже не сможешь.
Я объедалась день за днем, наслаждаясь каждым приемом пищи — папа рекомендовал только действительно вкусные, проверенные блюда. У меня даже немного округлились щеки, никто теперь не назвал бы их впалыми.
В следующие дни был поход по магазинам с Татьяной и экскурсия в крепость и до монастыря, потом еще дальше и выше — в горы. Но уже без семьи Вышинских, потому что они улетели домой — в Москву. Расставались мы с сожалением и договорились не терять друг друга.
На террасе вечерами стало тихо и пусто, но то, что свои действия уже не нужно было согласовывать и корректировать с кем-то, оказалось удобно. По утрам мы с папой спали, сколько хотели, а за поздними разговорами часто засиживались до середины ночи.
Соседей слева я видела только на завтраке — в уютной столовой на первом этаже. Там был еще и замечательный каминный зал с небольшой библиотекой и двумя огромными угловыми диванами. Я увидела и кухню, на которой хозяйничала мама Марии. Раньше я бы сказала, что здесь царит стиль «прованс», но это была просто кухня в старинных каменных стенах с мебелью из дерева, до блеска начищенной металлической посудой на стенах и вполне современной электрической плитой.
Неделя пролетела совершенно незаметно — в разговорах, перекусах, походах, морских заплывах и поджаривании тел на солнышке. Я грамотно загорела — без ожогов и лохмотьев облезающей кожи. Не сильно, но приятно — до легкого золотистого оттенка. В одном из магазинчиков прикупила себе пару изумительных по красоте вещей — длинный сарафан с сумасшедшими синими цветами по подолу и пляжное батистовое платье с длинными рукавами — на белый купальник.
Когда я примерила его, Татьяна посоветовала появляться в нем только в сопровождении надежного мужчины:
— В юности и свежести всегда есть своя прелесть, но вот это уже настоящая провокация — от тебя глаз не оторвать. Я думала, что твое — это длинное и шляпа. Образ получался… очень цельным. Но тут — задор, вызов, даже эпатаж! Это мини… ты в нем — это что-то.
Когда папа показал на побережье все, что запланировал раньше, а я посчитала, что уже достаточно отвела душу, загорая и купаясь, мы отправились на «базу». Пока наш путь совпадал с трассой, все было хорошо. Но потом пришлось свернуть на грунтовку, и тут дорога ощутимо испортилась — появились колдобины, приходилось даже убирать камни, скатившиеся с верхотуры.
Зато виды вокруг открывались просто потрясающие, я даже просила папу остановиться и фотографировала. Сразу же проверяла снимки и разочаровывалась — они не могли передать всю красоту и величие того, что видели глаза. А именно — зелень лесов, покрывающих горы всплошную, прорезанную вертикальными выступами серой скальной породы и ручьями, небо в редких кудрявых облаках — просто бесконечно огромное!
Скоро мы свернули в сторону и от этого подобия дороги проехали еще метров сто, остановившись на большой каменистой площадке над обрывом, где прямо под высокой скалой рядком стояли четыре домика, выстроенных в форме шалаша — треугольником. В стенах сбоку были прорезаны окна, вход — со стороны площадки. В стороне я с удивлением увидела пару кабинок биотуалета и сооружение, в котором узнала летний душ.
Ближе к середине площадки была оборудована зона приготовления и приема пищи — выложенный булыжниками круг для костра и сварное металлическое сооружение, которое позволяло цеплять над костром котелок, ставить сковороду и даже укладывать шпажки с шашлыком. Металлические тросики служили растяжкой для крепкого каркаса, на котором виднелась собранная маркиза. Под этим подобием укрытия находился стол, сбитый из толстого бруса и две широкие тяжелые лавки по сторонам. Место смотрелось обжитым, обустроенным и даже уютным.
Но все это я рассмотрела уже потом, а вначале прямо из машины ноги понесли меня к краю площадки, по ощущениям резко обрывающейся прямо в пропасть. Впереди раскинулись горы и горы — вдаль, до самого ломаного горизонта. А далеко внизу пенилась бурная река, текущая вдоль всего ущелья, разделяющего густо поросшие лесом склоны.
— Пап, — обеспокоенно обернулась я к нему, — тут высоко… Страшно, вдруг в темноте не рассчитаешь расстояния или оступишься. Может, нужно было сложить невысокое ограждение из камня? Хотя бы до пояса?
— Не бойся, подойди и загляни вниз — в двух метрах внизу широкая площадка с кустами. Если и свалишься, то только поцарапаешься — проверено.
— Ужа-ас… — протянула я, и уточнила: — А кем проверено?
— Да уж было кому, — засмеялся папа и вдруг умолк, внимательно глядя мне за спину.
По подъездной дороге прямо к нам шел мальчишка лет четырнадцать-пятнадцати — худой, крепкий, черноглазый и носатый, как почти все мужчины здесь. Одет он был в потрепанные джинсы и распахнутую клетчатую тенниску. Мальчишка широко улыбался и тащил в руках сумку, а сзади плечи ему оттягивал рюкзак.
— Это Горан, я звонил и попросил его мать — Миру, подготовить для нас свежие продукты. Но не тащить же все это на себе, я хотел заехать завтра. Здраве будь, — обращался он уже к мальчику.
— Добар дан, — спокойно и доброжелательно ответил тот, чуть склонив передо мной голову и глядя с любопытством: — Я Горан. Ние ми тешко.
— Да как же не тяжко? — возмутился папа и стал разгружать его.
Мы не отпустили мальчика, он провел с нами оставшуюся половину дня. Все вместе мы поужинали тем, что приготовили на костре и что принес он. А когда мы с папой остались на привычные уже, только в другом антураже, ночные посиделки, мальчик вежливо попросился спать. Папа показал ему спальное место в одном из домиков и вернулся ко мне.
— Пацан помогает матери, рано встает. Катя… я не могу сказать, что Мира моя женщина, это было бы неправдой. Мы с ней занимаем слишком мало места в жизни друг друга. У нас с ней, как в той песне — «встретились два одиночества»… Горан у нее хороший, замечательный мальчишка. А вот второй… завтра мы с тобой отвезем мальчика, посмотрим заодно Поселяни, водопад и я познакомлю тебя с Мирой. Ты не против?
— Конечно, папа. А второй это второй сын?
— Да-а… местный Гойко Митич, спасатель Малибу, блин, — расстроено протянул папа, — красивый малый, но с гнилым нутром — альфонс и бездельник. Говорят же — как назовешь корабль, так он и поплывет. Этого мать назвала Стеван, в переводе — корона, вот она ему и давит на мозг. Работает спасателем на Славянском пляже в Будве. Сейчас его может и не быть дома, даже — скорее всего, но если что — держись подальше, от этого говнюка можно ждать чего угодно. То, что я о нем знаю… мать не в курсе, да и все равно — аборт делать уже поздно, прости за грубость. А так там нормальные люди, село почти полгода кормится от заработка, который могу предложить им я.
— А что за заработок? — пошевелила я веточкой алые угли.
— Загонные охоты, Катюша. Для них нужны загонщики — несколько крепких мужиков, умеющих ходить по горам и громко орать. Село большое, но почти уже нежилое, так что пятеро горцев, которые помогают мне, за охотничий сезон неплохо зарабатывают. Ну и, само собой, натуральное хозяйство у каждого.
Солнце село и стало холодно, и я сейчас по настоящему радовалась теплой, мягкой и уютной кофте, которую купил для меня папа. Вдали потихоньку темнел горизонт — солнце сваливалось все дальше за него, и красноватый отсвет уходил с западной стороны неба.
Мой домик стоял крайним и был таким же, как и остальные — две кровати и столик посередине. А еще два сундука — такие же, как в обставленных в этническом стиле номерах папиной гостиницы — для постельного белья и личных вещей. Переодевшись в теплую пижаму, тоже купленную по совету папы, я уютно устроилась в кровати, укутавшись в одеяло и вслушиваясь в звуки ночи. Мне было сказано, что здесь совершенно безопасно и можно ничего не бояться, так что я уснула и спала спокойно, даже без сна. А ночью прошел небольшой дождь.