Беспощадный охотник

26

Оливия

Тот же голос, который сказал мне, что этот человек опасен, теперь кричит мне: — Беги.

Беги и прячься, вырвись из своей шкуры, сбеги навсегда.

Голос тот же, что произносит мантру побега. Это другой. Тот, что идет из глубины с предупреждением, что я не могу хотеть его так, как я хочу.

Я не должна его хотеть.

Вернувшись в клуб, я, возможно, смогла бы отстраниться и пойти по накатанной. Идея секса должна была быть просто сексом, пока он не поцеловал меня и не перевернул все с ног на голову.

Когда он хватает меня за руку и поднимает с себя, я знаю, что что-то только что изменилось.

Во мне определенно что-то изменилось, и мне кажется, что я сойду с ума, когда он перестанет меня трогать.

Моя задница болит, когда моя кожа соприкасается с кроватью.

Но я забываю о боли, когда он срывает с меня трусики, и устремляется вниз, зарывая лицо между моих бедер.

Его ловкий язык ласкает мой клитор, а затем проникает глубоко в мой проход.

Я упираюсь локтями в кровать и выгибаю спину, потираясь киской о его лицо, пока он лижет, сосет, дразнит, требует.

Бля, это так чертовски хорошо, что я не могу сдержаться. Я не могу вспомнить, когда в последний раз мне было так хорошо или я хотела кого-то так сильно, что мне было больно.

Я не могу контролировать звуки удовольствия, вылетающие из моих губ, так же как и свою ненасытную потребность в нем.

По мере того, как он дает мне все больше и больше, страсть поднимается во мне, закручиваясь, как горячая лава в вулкане, готовящемся к извержению. Именно тогда я чувствую первый рывок сладкого оргазма.

Сегодня все по-другому. По-другому из-за него.

Этот человек.

Безжалостный мужчина грабит мое тело, словно беспощадный охотник, и дает мне понять, что я принадлежу ему.

— Эйден, — кричу я, и он поднимает голову, услышав мой голос, зовущий его по имени.

— Да, именно так. Кричи мое имя ангельское личико, — командует он, и его ласка кажется сексуальнее, чем когда-либо.

— Я сейчас кончу.

— Дай это мне.

Я даю.

— О Боже, — кричу я, запрокидывая голову назад, когда жестокий оргазм охватывает мое тело.

Я кончаю, и стена опьяняющего удовольствия окружает меня. Он выпивает меня и продолжает вылизывать, лакая и дразня, пока ничего не остается.

Я едва успеваю отдышаться, когда он начинает расстегивать ремень. Когда он спускает штаны вниз по бедрам, его гигантский член вырывается из тюрьмы сдержанности и идеально вонзается в меня.

Он стоит и готов меня трахнуть. Капли предэякулята на толстой головке блестят на свету, а расплавленный жар в его ледяных глазах намекает, что он собирается взять меня так, что я никогда этого не забуду.

— Я чист, а ты?

— Да, — выдавливаю я, едва успев осмыслить его вопрос.

— Идеально. Я трахну тебя так сильно, что ты не сможешь ходить, — хрипло говорит он, словно отвечая на мои внутренние мысли.

Прежде чем я успеваю сделать следующий вдох, он тянется ко мне, раздвигает мои ноги шире, а затем своим безжалостным членом вонзается в меня.

Обжигающе горячий удар захватывает нас обоих так, как никто из нас не мог ожидать. Я могу сказать это по выражению его лица.

Но мне не удаётся насладиться этим, потому что волна обжигающего жара сжигает меня изнутри, когда он начинает трахать меня жестко, как и обещал.

Стоны, которые слетают с моих губ, говорят обо всем, что я чувствую. Я бездумно стону от удовольствия, и звуки горячего секса заполняют каждый дюйм комнаты.

Он начинает входить в меня, вдавливая меня в кровать, и нарастающая пульсация, которая проходит через мое нутро, настолько сильна, что это шокирует меня, потому что до этого я кончала очень сильно.

Он сжимает мои бедра и проникает в мое тело, качая так быстро и сильно, что я вижу звезды. Кажется, что этого достаточно, но мое тело жаждет большего.

Больше удовольствия и больше его.

Мне хочется провести пальцами по каждому дюйму его тела и попробовать его на вкус, но даже когда он поглощает меня, а я кончаю, я знаю, что такие прикосновения лучше всего подходят для влюбленных.

Мы не такие. Что-то еще произошло с нами, что-то большее, и эта мысль ужасает меня, потому что это безумие.

Безумие хотеть и поддаваться этой жадности, которая лишает тебя возможности думать.

И все же я не хочу останавливаться.

Никогда.

Его толчки становятся все быстрее и быстрее, пока его толстый член не начинает пульсировать внутри меня.

Брызги горячей спермы попадают в мою точку G, и я снова кончаю. Мы оба кричим от удара.

Эйден продолжает входить в меня, пока наше дыхание не успокоится. Затем его взгляд цепляется за мой.

Несколько мгновений мы смотрим друг на друга, и я осознаю, что только что сделала.

Что мы только что сделали.

Затем в его глазах появляется что-то темное и опасное, и он снова насторожен.

Он снова становится Эйденом Романовым, и все, что мы чувствовали несколько минут назад, исчезает.

Он выходит из меня, засовывает свой член обратно в штаны и уходит, оставляя меня со своей спермой, стекающей по моим бедрам.

Дневной свет.

Я шевелюсь, когда яркий солнечный свет заполняет комнату. Я вижу его под полузакрытыми веками.

Я снова находилась в состоянии между сном и бодрствованием, но не совсем соображала.

Вчера вечером мне было слишком больно думать.

Еще больнее было, когда Эйден не вернулся.

Я все время думала о том, как жестоко он овладел мной, спросив только, чиста ли я, а затем пообещав трахнуть меня так сильно, что я не смогу ходить.

Ну, мое тело болит, так что он выполнил свое обещание. Он даже не спросил, принимаю ли я таблетки. Я не принимаю, но у меня один из тех имплантатов, которые служат три года. Если бы не он, у меня были бы другие проблемы, о которых стоило бы беспокоиться прямо сейчас.

Это еще один факт о том, что у меня был дикий секс с социопатом, который ушел от меня после того, как завладел моим телом.

Это моя вина, что я что-то чувствую, и это часть того, что со мной что-то не так.

Я даже не уверена, что, черт возьми, делать с тем, насколько я возбудилась, когда он меня шлепнул. Это даже не имеет смысла. Все, что я могла чувствовать, когда его рука соприкоснулась с моей задницей, это то, как его член становился тверже и толкался в мой живот. Мне стыдно признать, что было что-то возбуждающее в сочетании ощущения его твердости и боли, которую он причинял мне, шлепая.

Учитывая все, что я пережила с Джудом, я не должна была этого чувствовать.

С другой стороны, может быть, это потому, что Джуд не делал со мной ничего, что возбуждало бы меня. Моя боль была его удовольствием, моя беспомощность и уязвимость были его удовольствием.

Вчера было не так.

Легкое шарканье шагов заставляет меня повернуться лицом к Ирине. Она стоит у кровати с подносом еды.

От аромата кексов и круассанов на подносе у меня урчит в животе, а теплая улыбка на ее лице как-то успокаивает меня.

— Доброе утро, — говорит она.

— Доброе утро.

— Я приготовила для тебя сегодня. Как думаешь, ты сможешь попробовать это съесть?

Я смотрю на нее и вижу, как ее глаза наполняются тревогой. Я вспоминаю вчерашнее фиаско и то, как оно, должно быть, началось.

Она зашла сюда перед тем, как уйти на день, и увидела еду в углу нетронутой. Она, должно быть, сказала Эйдену, что я все еще не ем.

Я не могу ее винить, она просто выполняла свою работу, и я уверена, что она не хочет иметь неприятности с Эйденом.

Мне, наверное, тоже следует перестать отказываться от еды, если я когда-нибудь надеюсь найти в себе силы уйти отсюда.

Когда я киваю, ее глаза прищуриваются.

— Хорошо, — говорит она. — Сахар восполнит уровень энергии, а запеканка, которую я готовлю на обед, поможет тебе вернуть румянец на щеки.

— Спасибо.

— Замечательно, — она ставит поднос на тумбочку.

Я сажусь и вздрагиваю, когда меня пронзает острая боль, исходящая прямо из задницы, — чертово напоминание о прошлой ночи и о том, как Эйден наказал меня.

Боль почти такая же, как и в моем теле, что свидетельствует о том, как жестко он со мной обращался.

— Ты в порядке? — спрашивает Ирина.

— Да. Я в порядке. — Я прерывисто выдыхаю и выпрямляюсь. Я смотрю на часы и вижу, что уже десять. Я легла спать сразу после полуночи, так что, по крайней мере, я хорошо выспалась. — Где Эйден?

Сомневаюсь, что она мне скажет. Она никогда не давала мне прямого ответа ни на один вопрос.

Это вопрос, который мне, вероятно, не следовало бы задавать, потому что я не знаю, стоит ли мне с ним видеться или лучше держаться на расстоянии, но я просто хочу знать.

— Сегодня он работает вне дома, — отвечает она. — Но господин Романов разрешил тебе провести еще несколько часов на улице.

Интересно… он дал мне больше свободы. Надеюсь, он не скажет мне какую-нибудь хрень вроде того, что вчера вечером я заслужила больше солнечного света.

— Спасибо. Я бы хотела это съесть и выйти, если можно. Может, есть блокнот, который я могла бы взять для себя, и ручка.

— Конечно. Я могу достать это для тебя.

Она уходит, а я оглядываю комнату, вспоминая, какой беспорядок был там вчера вечером. Я убралась, насколько могла, выбросила еду в мусорное ведро, она, должно быть, сделала все остальное.

Вчера вечером я, конечно, сошла с ума во многих отношениях.

Эта истерика была так на меня непохожа, но, должно быть, она была результатом хаоса, царившего в моем сознании.

Я ем еду маленькими кусочками. Она вкусная и заставляет меня чувствовать себя сильнее. Думаю, еще один день голодания мог бы меня доконать.

Закончив есть, я принимаю душ и переодеваюсь в платье, похожее на то, что было вчера. Когда я готова, я жду, когда один из охранников придет и выведет меня наружу.

Как и вчера, вокруг этого места дежурит охрана, но я не позволяю этому помешать мне думать о побеге.

Я сижу на траве и что-то записываю в блокноте, одновременно осматривая ворота и прилегающую территорию.

Со своего места я вижу тропинку, но не вижу, куда она ведет, или что-то еще, сквозь кованые перила.

Единственное, что я могла бы использовать, чтобы взломать этот замок, с пером от ручки. Эрик научил меня, как это сделать. Если мне удастся сделать это и пройти через ворота, остальная часть плана будет игрой в догадки.

Ворота, может, и старые, но Эйден Романов не дурак. Он подключит всех, чтобы убить тебя, если понадобится.

Максим сказал, что воды кишат акулами. Как чертовски типично для Эйдена жить рядом с водами, кишащими акулами. В то время как все остальные, вероятно, выбирали свои дома из-за вида и красоты жизни на побережье Калифорнии, он, скорее всего, выбрал это место из-за акул. Я даже не удивилась, когда Максим это сказал.

Я хороший пловец, если мне придется плыть, но мне придется быть осторожной с любыми неприятными существами. Я слышала об акулах в этих водах, и они обычно не беспокоят тебя, если у них нет причин для нападения. Это, однако, не означает, что я хочу плавать с ними.

Но если придется, я это сделаю.

Я не захожу в дом, пока не стемнеет, а когда я это делаю, аромат готовки Ирины щекочет мне нос и дразнит желудок. Говяжья запеканка, которую она приготовила на обед, была божественной и напомнила мне о маминой стряпне.

Вместо того, чтобы пойти наверх, я удивляюсь, когда охранник ведет меня в столовую, где на длинном столе из красного дерева разложены изысканные блюда. Там есть жареный цыпленок с хрустящей золотистой корочкой и несколько блюд с овощами и другими видами еды.

Охранник оставляет меня и закрывает дверь.

Я смотрю на еду, и меня охватывает острая боль голода от этого зрелища, но любопытство побеждает, когда я оглядываю комнату. Помимо спальни, ванной и дорожки, ведущей наружу, это единственная часть дома, в которой я была, и от прекрасного декора у меня перехватывает дыхание. Он производит эффект — меньше значит больше, со столом и стульями вокруг него, но мне нравится сам дизайн комнаты с нюдовыми цветами на стене и элегантной люстрой в центре.

Передо мной — стеклянные двери, и я уже догадываюсь, что эта секция должна вести в кабинет Эйдена.

Решив, что еда может подождать несколько минут, я подхожу к дверям и открываю их.

Меня встречает бежевая кожаная мебель с классными бордовыми отделками по краям. Еще одна хрустальная люстра висит на потолке, а на глянцевой деревянной стене выставлены старинные тарелки с акварельными изображениями пейзажей России. Я знаю, что это Россия, потому что узнаю это место.

Ощущение такое, будто я только что зашла в чужой дом. Место, которое не подходит Эйдену. Не потому, что ему не хватает склонности к изысканности или классике, а скорее потому, что он слишком груб.

Я уверена, что этот человек должен зарабатывать миллиарды. Он просто не ведет себя как миллиардер.

Я подхожу к чему-то, что привлекает мое внимание на каминной полке. Это маленькая кованая железная фигурка феи с маленькой птичкой в руках.

Похоже, на нем была краска, но она обгорела.

Я поднимаю ее и осматриваю.

Да, определенно похоже, что ее сожгли.

Какая странная вещь, которую нужно хранить. Еще более странно, что она стоит там на виду на каминной полке, и больше ничего нет. Никаких картин на стене или чего-то еще, что человек мог бы иметь дома.

Я поднимаю фигурку и рассматриваю ее под светом.

Сгорела…

Что-то грустное промелькнуло в моей голове. Это осознание чего-то, что щелкает. Я сложила два плюс два, и у меня есть чувство, что я могу догадаться, почему она выглядит сгоревшей. Статуэтка могла быть чем-то, что Эйден спас из пожара, в котором погибла его жена.

Он ищет своего сына.

Я не могу себе представить, каково это.

Несмотря на внутреннее смятение, я задавалась вопросом, как все это произошло. Это, безусловно, объясняет, почему он такой, какой есть. Хотя даже я не могу винить его за это.

Резкий звук, словно кто-то прочищает горло, вторгается в мои мысли.

Я оборачиваюсь и вижу Эйдена, стоящего в арке двери, ведущей в столовую.

Мои губы приоткрываются, когда я вижу его целиком и вспоминаю прошлую ночь с идеальной ясностью.

Как он попробовал меня, поглотил меня и заставил меня жаждать большего.

И сейчас я снова чувствую то же самое.

Как я могу так относиться к мужчине, который ушел от меня после того, как поделился со мной чем-то столь диким и интимным?

— Я думаю, ты уже достаточно на нее посмотрела. Положи на место, — говорит он, как обычно отдавая мне приказы. Отрывистый тон его голоса возвращает меня к реальности, напоминая мне, кто он и кем мы не являемся. — Положи и иди ко мне.

Дрожащими руками я ставлю статуэтку на каминную полку, делаю глубокий вдох и подхожу к человеку, который так сильно меня поразил.

С каждым шагом, который я делаю к нему, в моей голове крутится вопрос о том, что произойдет сегодня вечером.

Что бы ни случилось, я не думаю, что мое сердце выдержит.