5

Эйден

Я снова нахожусь за много миль отсюда, работая на автопилоте, пока сижу на очередном совещании, на котором мне положено быть внимательным.

Максим и Илья сидят в черных кожаных креслах передо мной и подсчитывают прибыль компании за месяц.

Мы уже почти два часа в моем офисе в Romanov Logistics, обсуждаем важные вещи, о которых мне нужно знать. Просто я ненавижу проводить совещания любого рода, когда мой разум разрывается.

Трудно сосредоточиться, еще труднее быть Паханом и делать вид, что у меня все под контролем.

Я являюсь лидером Войрика уже три с половиной года, и я знаю, что мне нужно помнить о том, кто я и что я собой представляю.

В Братве показывать хоть какой-то признак слабости — это как подписывать свидетельство о смерти. Неважно, с кем я. С семьей или нет.

Максим — мой брат и Советник в Братстве. У него та же роль, что и у меня по отношению к отцу и брату, его обязанность — давать мне советы и следить за тем, чтобы мои люди были лояльны.

Илья — мой старший телохранитель. Он занимается всеми деньгами и отвечает за безопасность.

Оба они столь же сильны, как и я, по структуре и иерархии.

И оба они — близкие мне мужчины.

Достаточно близки, чтобы доставить поцелуй предательства Иуды в ту ночь так давно, когда я потерял свою семью. Так что я должен быть начеку все время и со всеми.

Самый ценный урок, который я усвоил в жизни, — никому не доверять. Особенно тем, кто, как я думаю, никогда меня не предаст.

Любой из этих мужчин был бы идеальным кандидатом на предательство.

Мы с Максимом росли как братья. Неважно, во что я верю, или что покажет конец, мы поддерживали друг друга с трех лет. Это факт, будь то формальность или искренняя преданность. Мой отец поддерживал своего отца, и они жили так до того дня, когда его отец получил пулю в сердце за мое.

Илья был моим телохранителем с десяти лет. Он взял на себя эту роль после того, как убили мою мать. Мой отец был лучшим из всех мужчин, и именно поэтому он выбрал Илью, чтобы тот присматривал за мной. Человек, который был защитником, как и он сам.

Хотя я не хочу, чтобы предателем оказался кто-то из них, я должен учитывать такую возможность.

Единственные, кому я рассказал, что я сделал относительно моей заварушки с Орденом, были мой отец и мой брат Виктор. Я знаю, что предателем был не кто-то из них.

Только после смерти Габриэллы я рассказал Максиму и Илье, что я сделал. Но, может быть, они уже знали или не знали, и кто-то, кто знал, добрался до них и склонил их присоединиться к темной стороне.

Максим в то время на меня не работал, но он знал уникальную установку систем безопасности в моем доме. Илья тоже знал системы, но в ту ночь выполнял поручение для меня. Если он настоящий, то это единственная причина, по которой он все еще жив, потому что все остальные охранники были убиты.

У меня нет никаких доказательств, только мои подозрения, и я знаю, что не узнаю, кто это был, пока они не будут готовы раскрыться, потому что предатели никогда не оставляют хлебных крошек, они наносят удар в спину, как только ты отворачиваешься.

Выбор Максима и Ильи в качестве лидеров Братства был больше связан с желанием держать врагов ближе, чем друзей. Поэтому я продолжу управлять делами так, как я это делаю обычно, но буду спать с открытыми глазами и оружием в руке.

Опираясь локтями на блестящую поверхность стола из красного дерева, я пытаюсь сосредоточиться, пока Максим читает последний финансовый отчет.

Мы зарабатываем больше денег, чем когда-либо прежде, и будущее выглядит светлым благодаря связям, которые мы наладили в Европе и Южной Америке.

По крайней мере мне не нужно беспокоиться ни о чем, связанном с бизнесом. Можно с уверенностью сказать, что бизнес процветает.

— Ладно, теперь, когда все закончилось, что насчет клиентов? — спрашиваю я по-английски, переключаясь с нашего предыдущего разговора на русском. У нас вошло в привычку переключаться туда-сюда.

— С одним из них могут быть проблемы, — отвечает Максим, но в отличие от моего акцента, который звучит скорее как американский с оттенком русского, его русский акцент сильнее.

Мои брови опускаются, когда я встречаю его сильный взгляд. Потенциальная проблема всегда означает, что он подозревает, что что-то не так.

— В чем проблема?

— Мне нужно провести более тщательное расследование в отношении Федорова, — отвечает Максим, закусывая внутреннюю часть губы.

Черт возьми. Я надеялся работать с Федоровым из-за его деловых связей с японцами. Он увлекается автомобилями. Это было следующее направление, в котором я хотел нас вести.

Наш бизнес — добыча алмазов и торговля оружием. Экспорт и импорт автомобилей были бы хорошим дополнением, чтобы вывести нас на новый уровень. У меня встреча с этим ублюдком в клубе в пятницу вечером.

— В чем ты его подозреваешь?

Максим наклоняет свою светлую голову набок и хрустит костяшками пальцев. Его ледяные голубые глаза темнеют от ярости, и я знаю, что все, что он собирается мне сказать, нехорошо.

— Я не верю, что он такой законный, каким он себя называет, Пахан. Я нашел кое-что, что заставило меня думать, что у него на заднице могут быть федералы. Я просто хочу убедиться, что это не только в моей голове.

Илья усмехается. Но это не для юмора. А потому, что если федералы нападают на нашего нового друга, как подозревает Максим, то он нам солгал, и Илья может убить этого ублюдка. Мы называем Илью Мясником за его манеру работы. Мясник — единственное слово, которым можно описать то, что он делает с теми, кто перешел нам дорогу.

— Сделай это, — говорю я Максиму твердым голосом. Я веду жесткий корабль, и поскольку нам не приходится выпрашивать работу, я бы лучше отпустил клиентов любым удобным для меня способом, чем рискнул бы провалить нашу операцию. — Я оставлю встречу открытой в пятницу на случай, если мы позволим ему жить. Что-нибудь еще нам нужно обсудить? Если ничего нет, то я хочу вернуться к чертежной доске.

Они оба осторожно переглядываются, затем снова смотрят на меня.

Они были со мной и Д'Агостино вчера, когда мы совершили налет на склад и оставили после себя кровавую баню.

Я знаю, что они обеспокоены теми потрясениями, которые я вызываю, расшатывая гнездо сверхсекретного общества, которое может отомстить самым масштабным образом.

Расследование Ордена под прикрытием — это уже плохо. Людей убивают и за меньшее.

Но я объявил тотальную войну, чтобы вернуть своего мальчика. Я не буду настолько глупым, чтобы поверить, что за мной не следят или что они не прикончат меня, когда посчитают нужным.

— Твои пожелания в отношении поиска членов Ордена остаются? — спрашивает Максим.

Я выпрямляюсь. — Да. Заставь мужчин смотреть.

— Хорошо. Мы так и сделаем.

— Хорошо. Тогда всё.

Они оба встают, и Илья уходит, а Максим остается позади, как я и предполагал.

— Позволишь говорить как браты, Пахан? — спрашивает он, когда дверь закрывается.

— Разумеется. — Потому что он не отстанет от меня, если я не поговорю с ним.

— Ты в порядке, брат?

— Я делаю то, что должен делать, — отвечаю я. Лучше так сказать, потому что я не хочу говорить о том, что я чувствую.

— Я просто немного обеспокоен стратегией, которую мы выбираем для поиска членов Ордена. Им не понравится эта охота на ведьм, Эйден.

— И какую еще стратегию, по-твоему, нам следует использовать? — Я не могу сдержать оборонительный тон в голосе. Прежде всего, я отец, ищущий своего ребенка, и я лидер, у которого под рукой есть лучшие ресурсы, чтобы дать мне шанс найти его. — Я не знаю. Может быть, нам стоит проявить больше такта. Мы наводим суету в преступном мире.

— Мне плевать, какой переполох я вызываю. Никогда не было возможности сохранить нашу миссию в тайне. Не в тех кругах, в которых мы вращаемся.

— Эйден, прости меня за то, что я так говорю, но ты должен заботиться о Братве, и моя работа — напоминать тебе об этом. Я понимаю. Понимаю. Речь идет об Алексее, так что этого достаточно, чтобы перевернуть Небеса и Землю, но все, что я говорю, это будь осторожен со своими планами. Кто бы ни были лидеры Ордена, они поймут, что речь идет о тебе. Они не будут думать об этом как о Синдикате, и они больше никогда не придут за Синдикатом в целом. Они придут за тобой. Если ты будешь непредсказуемым из-за своих переживаний, тебя убьют, или убьют всех нас. Тогда ты никогда не вернешь Алексея.

Я зол как чёрт, что он может смотреть сквозь мою твёрдую внешность и видеть мои тревоги, но ещё больше я зол, что он прав. В такие ёбаные времена я снова вспоминаю, как сильно я не хочу, чтобы предателем оказался он.

Я знаю, он знает, что я его подозреваю. Он был бы дураком, если бы не вычислил меня. Он Романов, как и я, так что он знает мою игру и он будет знать, что его работа — доказать, что я не прав.

— Она не хотела бы, чтобы ты все испортил, если у тебя есть такая возможность, — добавляет Максим.

Ему не нужно называть ее имя. Он может иметь в виду только ее.

Габриэлла.

Он знает, что я к ней чувствую, и если он надеялся достучаться до меня настоящего, чтобы развеять мое недоверие к нему, то упоминание о ней в любой форме сделало бы именно это.

— Я знаю.

Он опускает голову. — Хорошо. Увидимся позже, брат.

Я смотрю, как он уходит, и как только дверь закрывается, я понимаю, что остаюсь один, и во мне зарождается конфликт.

Тот же конфликт, который терзает мое тело и разум вот уже почти десять лет.

Я всегда знал, что делать, но сейчас тот самый момент, когда я чувствую, что нахожусь в состоянии неопределенности.

Если я ошибаюсь, то Максим будет прав. Это может убить меня, а это все равно, что бросить моего мальчика умирать.

Проблема Ордена в том, что, чтобы его найти, его нужно выкурить.

Возможно, я непредсказуем, потому что терпение иссякло, но я не вижу другого способа получить желаемое, кроме того, что я делаю.

Максим не знает, как обстоят дела в Ордене, так, как знаю я.

Он никогда на них не работал.

Я работал.

Это была моя самая большая ошибка.

Загрузка...