Болтливой избы хозяйка 2

Глава 11

«От ничтожных дел происходят самые серьезные последствия»

— Антон, спасибо тебе… — сказала Степанида Грозному в машине по пути назад, — правда, то, что ты сделал, это… замечательно, я очень ценю…

— Не стоит благодарности, Амазонка! Это всего лишь спа-процедуры, — ответил небрежно, но с улыбкой.

— Стоит. Это свидание… оно ведь для меня было, чтоб я отдохнула, разгрузила голову, почувствовала себя красивой. Думаешь, я не понимаю? Это называется забота. И я знаю, что это дорогого стоит. Я не о деньгах сейчас…

— Ну… тогда пожалуйста, я счастлив, что ты отдохнула! — он убрал руку с руля и пожал ее ладонь.

— У тебя есть план? — завел он другой разговор, когда до дома осталось недалеко. На улице было темно, восходящее солнце лениво высунуло макушку, но пока не торопилось озарять горизонт своим присутствием, — или ты просто набросишься на огневика с поцелуями прямо с порога?

— Нет, конечно! Он же не дурак, не купится, знает, как я к нему отношусь. Планирую разыграть небольшое представление. Лукерья поможет.

— Какую отведешь нам роль?

— Я вот, что подумала. Если все-таки Николай мне не жених, то и… страсти у него ко мне нет. Может, я ему вообще не нравлюсь.

— Ну, тут да. Я не верю, что он, как монах терпел столько лет, не смел коснуться, пока ты числилась его супругой.

— Да… — почему-то это было неприятно слышать. Степка не любила Николая, но больно знать, что мужчина, с которым делила кровать не один год, просто использовал тебя в своих целях, — так вот, сначала я думала, что ты с Никитой просто не допустите, чтоб после… водяного поцелуя случилось нечто непоправимое… ну, ты понимаешь о чем я… А теперь, склоняюсь к мысли о том, что его, возможно, придется напоить силой. Если мой план соблазнения не сработает. Попытка всего одна, если не получится в этот раз, он нас больше к себе не подпустит.

— К-хм… надеюсь справимся… Может, позвать остальных? Ты не думай, я не трушу, но оцениваю силы противника объективно. А твой огневик не прост.

— Он не мой.

— Огневик не прост, — исправился олигарх.

— Митя… уехал. Гор болен…

— Значит, позовем соседа и мента, не против? Вчетвером и огневика легче бить, — переиначил известную поговорку.

— Да… в общем нет… только уже времени маловато, надо было раньше договариваться…

— Это оставь мне, я поговорю с ними.

— Спасибо, Антош.

Николай приехал вовремя. На часах было без малого девять, когда он ступил на крыльцо того самого Дома. Но не успел он занести кулак, дабы постучать в дверь, как она распахнулась. Это было первое, что его насторожило.

Хозяйка не встретила его на пороге, но до ушей донесся голос охоронницы:

— Фуф, прибыл, касатик, наконец-то!

— Скучала, клецница? — хмыкнул он.

— Еще чаво! Чуйствами не пылаю, да токмо лен не делен! — фыркнула в ответ Лукерья.

— Это правильно. Я бы даже сказал, мудрО!

— С хозяюшкой бяда! — перебила охоронница, — ты в самую пору!

— А что такое? — встревожился мужчина, снимая обувь и верхнюю одежду. Кожей почувствовал чье-то молчаливо-назойливое присутствие, но отмахнулся, поспешив внутрь.

— Слагалила она, башка дурья! Души соединяла целую ноченьку. Вот, откат, теперича!

— Хм… — огневик резко затормозил, не ожидая услышать такое. Что угодно, но не это.

— А я пресекала, мол возратка накатит, не отвертисся! Дык, не внимала, лихомудра! — бубнила Лукерья не умолкая, — молодежь ныне пошла, вестимо поболе нашего ведают!

— Твою ж, да через копыта! — проронил Николай, оробев, — и… что теперь с ней делать?

— Как чаво, мозги-то взбаламуть! Мужика ей нать!

— Сдурела, клецница? — пришел в себя огневик, мотнув головой, — забыла о правилах?

— Ой, упросом тебя прошу, мниха токмо не сыгрывай! Али не ведаешь, как горячку девичью загасить, да по-быстрому?

— Кто, я?

— Нет, лихо одноглазое!

— Язык бы тебе вырвать, баба черноротая! — рассердился огневик, — где… она?

— В опочивальне, ясно дело. То рюмсает, то рдеет. Ты, часом не сиволап, управесси? Аль кого иного прикликать? Соседушка недалече живеть, не моргнешь, как…

— Стули пасть, клецница!

— А чаво такова? Чай не странь он ей! — продолжала задирать огневика охоронница, — да с охоткой мужик примчит, покамест ты выхеривать свои забобоны буш…

— Вот лоха! — выдохнул Николай, — куда идти? Веди, да помалкивай!

— Вот и ладно, благо дело делай смело! Сворачивай, да не туды, а сюды! А теперича по сходням…

— Разберусь, а вы здесь оставайтесь!

— Ты чаво дивый-то такой? Нешто то зазорно? — казалось, даже Лукерья удивилась, — целомудренник, власно…

Что странно, огневик смолчал, лишь сильнее сжал кулаки, когда поднимался вверх по лестнице.

— Ты это, Николаша! Век-то короток, не вороти нос от щербету! — крикнула клецница напоследок, не в силах сдерживаться и хихикнула.

— Что бы ты ведала, пустая ветрогонка… — ответил огневик сквозь зубы.

— Хвате, ера! А то воротится! — шикнул Егорыч, — докаркаешси!

Мужчина помедлил, прежде чем нажать на ручку и отворить дверь. Выдохнул из груди весь воздух и переступил порог спальни.

Женщина стояла у окна, спиной к нему. Большое, круглое, оно освещало комнату, а лучи солнца подсвечивали контуры женского тела сквозь тонкую сорочку. Кроме белой, в пол сорочки, оголяющей плечи, на ней не было ничего и огневик сглотнул ком, четко разглядев ее лопатки и ямочки на ягодицах.

Она упиралась ладонями в затянутое изморозью стекло, склонив вниз голову. Длинные локоны, спутанными прядями падали на одно плечо, на лбу схваченные белой лентой. Изящная шея с выпирающими позвонками, покрытая мурашками, показалась ему дивно прекрасной.

Сердце, которое он давно считал мертвым, вдруг подало признаки жизни и стукнулось в грудную клетку, причинив боль. Какое-то далекое сходство, незримый, полупрозрачный облик возник в памяти и ту же истаял. Нет, не она, показалось…

Женщина застонала. Этот полу-стон, полу-всхлип, дивной мелодией ударил по вискам, напомнив, что он все еще жив и что он мужик! Инстинкты, мать их!

Огневик ослабил ворот, почувствовав, что воздуха не хватает. Но когда она захныкала и убрав руки от стекла, стала гладить себя по бедрам, задирая сорочку, сам не заметил, как сделал шаг вперед. Второй и третий дались сложнее, но стоило ему уловить ее аромат, как пропал окончательно.

Дремавшие столько лет эмоции и желания обладать женщиной, встали на дыбы и нужно было время, чтоб вновь покорить их, унять… Но он ведь был так близко…

Видел, как женская ладошка, скользнув вверх по талии, несмело легла на грудь и сдавила ее. Сам едва не застонал. Разделяющий их шаг преодолел бесшумно и остановившись в миллиметре, положил свою руку поверх узкой ладони. Женщина дрожала. Ее била мелкая дрожь, которая тут же передалась и ему, к тому же она так бесподобно пахла…

Степка зажмурилась изо всех сил, аж глазам больно стало. Ей было так страшно, что он раскусит ее маскарад и увидит в отражении стекла истинные чувства. Прикусила губу и снова застонала, надеясь что стон сойдет за страстный, хотя ей он казался стоном брезгливости. Но роль требовалось доиграть до конца…

Николай склонил голову и потянул в себя запах волос. Они пахли иначе, не так, как у… Впрочем, это было так давно, а женщина, стоящая рядом была настолько живой, что огневик отпустил себя…

Вторая ладонь легла Степаниде на живот и прижала к мужским бедрам крепко, не давая шанса вырваться, а губы коснулись шеи. Степка вздрогнула и почувствовала, что от страха подогнулись колени. «Черт, хреновая из меня актриса…»

Возможно Николай и почувствовал бы ее страх, не стой позади него Никита и не имей он власти над запахами. Все они угасли силой одной его мысли, оставив витать в воздухе лишь запах обнаженной женщины.

— Ни-да-ра-а-а-а… — прошептал огневик, обжигая поцелуем белоснежное плечико, — моя Нидара-а-а-а…

Степка была на грани. Больше не было сил держаться и поэтому она приподняла лицо вверх, как бы прося поцелуй. Дальше Николай все сделал сам. Резко развернул ее к себе, приподнял за плечи так, что пришлось стать на цыпочки и впился в губы.

Всего на мгновение она испытала на себе страсть огневика. Это было подобно огненной лаве, окатившей все тело от губ, до пальчиков ног. Степке казалось, что она сейчас лишится чувств и испортит все… Но Николай уверенно раздвинул ее губы и ничего не оставалось, кроме как…

Она вцепилась в него, словно клещами. Одной рукой схватив за волосы, а второй за воротник рубашки и… ответив на поцелуй, перелила воду из своего рта в его…

Он дернулся, сделал шаг назад и распахнул удивленные глаза, все еще затуманенные желанием. И проглотил дар Слагалицы…

Степка уронила руки и упала бы сама, не держи он ее. Взирала на него растеряно, боясь последующей реакции, но в душе ликуя, что получилось. Глянув через его плечо заметила, как все четверо женихов вышли из укрытия и со странными, нечитаемыми взглядами следили за происходящим.

— Нида, что… — Николай, проследив куда она смотрит, резко развернулся. Увидев мужчин, удивленно изогнул бровь. А затем… кашлянул. Из его губ вылетел черный дымок. Огневик скривился, словно от зубной боли, покачнулся.

— Степа, отойди от него, быстро! — вдруг закричал Никита. Степка дернулась пойманной птичкой, сорочка съехала с плеча, почти оголив грудь. Но Николай не позволил ей вырваться. Все произошло за доли секунды, никто ничего не успел бы сделать.

Огневик заглянул в глаза долгим, проникающим взглядом, от которого стало жарко и… отшвырнул от себя. Она рухнула на кровать, ударившись спиной. Приподнялась, вцепившись в ворот сорочки, а мужчины тут же загородили ее от него.

Но она все равно увидела… Увидела, как Николай закашлялся, давясь дымом, а затем его объяло оранжевым пламенем. Его личная стихия лизнула одежду, волосы, лицо, разгораясь, слепя. И как он, всего в три взмаха веками, осыпался на пол пеплом.

Повисла гнетущая тишина. Степка замерла, застыла, превратилась в каменное изваяние, не в силах осмыслить произошедшее. Из ступора ее вывел голос Антона:

— Бл*** он что, сгорел???

Тогда она закричала. Пронзительно, до боли в горле, срывая голосовые связи. Как дикий зверь. Кричала, хрипела, срываясь то на визг, то на рев. А мужчины растеряно смотрели на оставшийся от огневика пепел и не могли взять себя в руки. Это было слишком ужасно.

«На правду да на смерть, что на солнце: во все глаза не взглянешь»

Три последующие дня Степанида провела в полубреду. Приходила несколько раз в себя, но стоило вспомнить о произошедшем, как с ней вновь случалась истерика. Растерянные женихи ничего не могли сделать, чтоб привести ее в сознание и хотя бы нормально поговорить. Оказался беспомощным даже примчавшийся Митя. Она не реагировала ни на кого. Плакала, свернувшись в клубочек или впадала в прострацию. Никита замотал ее в одеяло и отнес в одну из пустующих комнат. Они решили, что лучше не оставлять ее в спальне, где случился тот кошмарный случай самовозгорания.

К вечеру кое-как до ее дома доковылял Гор в компании Матильды. Выглядел он плохо, как человек в разгаре разрушающей болезни. Но со слов матери, категорически отказался сидеть дома. Итак, все были в сборе…

Матильда по собственному рецепту сварила успокаивающий отвар мега-сильного действия, которым и напоили Слагалицу и она, наконец, крепко заснула, лишь иногда, во сне, всхлипывала и стонала.

Собравшись на совет в кухне за чарочкой беленькой, женихи и ведьма-Матильда обсуждали произошедшее.

— В голове не укладывается, как огневик мог сгореть? — промолвил Гор. Ему было тяжело, он сидел, нависнув над столом, но уходить не собирался.

— Ты сам-то как, отец? — с тревогой спросил мэр, — словно наполовину усох.

— Да нормально, пройдет, — отмахнулся он, — вирус, наверное.

— Чушь! — фыркнула ведьма, — ты и в детстве-то вирусами не хворал.

— Может в больничку?

— Не хочу, отстань, — отмахнулся лесник, — не по моему поводу собрались. Что здесь произошло? Ну бред же, сгоревший огневик.

— Теоретически бред, — согласился сосед, — если бы своими глазами не видел, не поверил…

— Еще раз расскажите подробнее, — попросил Митя, — а то и вправду, странная история.

— Скажи, Митяй, бред? — ухмыльнулся Гор, — это, как утонувший водяник, да?

— Или задохнувшийся воздушник? — спросил Никита.

— Или похороненный заживо лесник? Или чем вы там, лесники, владеете? — поинтересовался Антон.

— Угу, типа того. И все же…

— Согласен с Гором. С чего вы взяли, что он умер? Сбежал, сообразив, что правду сказать придется, да и все! — это Митя заявил.

— Да просто вас двоих там не было! — покачал головой участковый, — это… просто понятно, что смерть, вот и все… Он… посмотрел так, черт… не хотел бы еще когда-то такое увидеть! — участковый поднялся на ноги и отошел к окну, скрывая выражение лица.

— Да, отец. Он… со Степой… взглядом попрощался. А когда на нас посмотрел… столько всего было сказано молча, — и Никита развел руками, словно не мог подобрать подходящих слов.

Матильда зажала рот рукой и беззвучно заплакала.

— А может он… феникс? Через пару дней воскреснет обновленным? — вновь предположил водяник, — я два раза ту воду пил, жив, как видите.

— А чего это ты ее пил? — вскинулся лесник.

— И я два раза пил и даже поправился, — перебил его Антон, — почему вода именно на него подействовала смертоносно?

— Гадский огневик, даже подохнуть не смог нормально, чтоб головной боли не добавить, да не реви ты, мать, — повысил голос Гор, растирая лоб. Матильда вскочила с места и убежала в ванную.

— Не ори на бабулю. Она с ним дружила в молодости! — вступился Никита, — переживает…

— Было бы о ком! Вы пепел над рекой не развеяли? Святой водичкой не сбрызнули? Еще воскреснет!

— Добрый ты! — хмыкнул Антон.

Вот так, не до чего толком не договорясь, женихи решили остаться у Степки. Уйти в такой момент никто не решился. Мужчины заняли пустующие комнаты, а Матильда отправилась отдыхать в спальню Степаниды, в которой уже убрали все следы трагического случая. Возле Степки остался дежурить сосед.

Степка пришла в себя среди ночи. И то, что подняло ее на ноги, было чем-то сильным, гораздо сильнее ее боли. Она села на кровати и осмотрелась. В свете приглушенного ночника разглядела задремавшего в кресле Петра Ильича и рыкоя у своих ног, свернувшегося калачиком. Тот тут же навострил ушки, стоило ей шелохнуться. Она протянула ладонь, погладила его по мордочке и тихонько сползла с кушетки. Так же тихонько вышла за двери и прокралась в ванную. Умылась, долго терла лицо и пошла к входной двери. Рыкой беззвучно следовал по пятам. Распахнула дверь и прошептала в темноту: «Входи…»

Мишка, несмотря на свой внушительный размер, вошел тихо. Степка обняла его за шею, встав на цыпочки. Уткнулась носом в шерсть и почувствовала, как леденящий ужас слегка расслабил свои когти. Словно именно его ей не хватало, чтоб стало немного легче. Медведь обнял лапами, согревая, закрывая от морозного воздуха, приникающего через открытую дверь. Они постояли так какое-то время, а затем Степка потянула его за собой.

— Егорыч, зажги камин, пожалуйста… — попросила шепотом, — мне надо видеть огонь.

— Мигом сделаю, барышня.

— Спасибо…

— Как ты, хозяюшка? — голос Лукерьи звучал до непривычного тихо и… жалостливо.

— Потом, прости, не могу сейчас…

— Тебе письмо. Егорыч нашел на крыльце на рассвете…

— От кого?

— Не ведаю, без подписи…

Они легли прямо на пол у камина. Степка подлезла под бок своему медведя, утонув в густом длинном мехе. Ей это так было надо сейчас…

Долго глядела на огонь и плакала. Тихо, чтоб никого не разбудить. Не понятно как, но она знала, что они все сейчас в доме и была благодарна за поддержку, но в данный момент ей хотелось прижиматься к медведю, чувствовать его горячее тело и слушать стук звериного сердца. Она… просто не могла сейчас находиться среди людей…

Не понимала, как теперь жить в ладу с собой, с огнем и с… живыми. Ведь все они остались, а он… умер… Сгорел прямо на глазах. Чужой, полный секретов и по сути незнакомый человек, с которым она прожила одиннадцать лет бок о бок. А теперь он пепел, рассыпавшийся по ковру ее спальни. Господи, какой ужас. Она убийца.

Когда, спустя несчетное количество минут слезы высохли, вспомнила о письме, которое все это время сжимала в ладони. Разорвала белый конверт и повернула к огню. И… вздрогнула, разглядев почерк.

«Здравствуй, Нида!

Если это письмо попало к тебе в руки, это означает одно — мой план удался! И прежде, чем я все объясню, позволь сказать «спасибо»! Самое искреннее из всех, когда-либо сказанных мной. Так вот… спасибо! Спасибо тебе!

Прошу, не ненавидь меня слишком сильно и более того, прости себя! Представляю, чего ты напридумывала, считая себя убийцей. Все не так. Совершенно не так. Ты меня не убивала, я все сделал сам, чтоб этого добиться. Итак, по порядку…

Это письмо не исповедь и не история моего бытия. Я не считаю себя обязанным объясняться, или давить на жалость, рассказывая о том, что к этому привело. Моя жизнь и ошибки касаются только меня и тех, кто уже давно покинул мир живых. Но для того, что б кое-что прояснить, все же пишу эти строки.

Для тебя эта цифра покажется нереальной, но много сотен лет назад я кое-что совершил. Нечто очень плохое и понес за это достойное наказание. Суровое, справедливое и ужасное…

Но мне предрекли и спасение. Единственное, что меня спасет, сказал Числобог — Дар Домовитки. И это то, к чему я стремился все это время…

Три супруги Слагалицы не смогли стать моим спасением. По той простой причине, что я не добился от них Дара, не зная, что именно они должны мне преподнести. Первая супружница добровольно отдала мне свою силу, вторая — честь, а третья — жизнь. И ничего… свободу я не получил. Я отчаялся, тщетно, как безумный искал освобождения и не находил, сея после себя смерть… Не суди меня слишком строго, поверь, проклятие Огненного Змея страшно.

И вот, когда я отчаялся, мне попало в руки пророчество Числобога о Последней Домовитке. Да, ты уже догадалась, я не был твоим женихом. Но сделал все, что бы вы все меня ним считали. На самом деле моей целью был тот самый Дар. Это все, что мне было нужно.

И ты, именно ты, Нида, сделала мне этот подарок. Ты освободила меня! Сейчас я сожалею лишь о том, что с самого начала не знал, что мне нужно и погубил тех несчастных. Но в стремлении к свободе, пути не выбирают… Как же все было просто, и в то же время сложно.

Мне жаль, что я причинил тебе столько боли, но все равно поступил бы так, как поступил. Прощения не прошу. Я двигался к цели.

Все остальное, что касается пророчества — правда, ложью был лишь я. Твои настоящие женихи в полном составе, а то, что в леснике две сущности, мне сыграло только на руку и позволило на время затесаться в ваши ряды.

Напоследок позволь совет. Дойди до конца, не противься богам, они сильнее нас и их кара это то, чего я тебе не желаю.

Воды не бойся, она не принесет вред никому из твоих женихов. Да и вообще никому. На свете было только одно существо, которому пить ее было нельзя и это Огненный Змей. Но его больше нет, не так ли?

Желаю тебе счастья. Тебе и твоим женихам, по истине, они — подборка лучше некуда!

Подписываюсь настоящим именем, почему-то хочу, что бы ты его знала.

С Огромной Благодарностью,

Негослав»

«Что червь в орехе, то печаль в сердце»

После прочтения письма на Степку не снизошло облегчение. А что изменилось? Она так и осталась для самой себя убийцей, женщиной, на глазах которой сгорел человек. Как возможно это принять и забыть только от того, что огневик, оказывается, сам этого хотел? Разве это меняют суть произошедшего?

Утром ее нашел спящей в объятиях медведя Митя и замер посреди гостиной от неожиданности.

— Не колобродь, водяник, токмо заснула, бедолашная, до самого солнышка завывала, уткнувшись в свою животинку.

Митя встретился с прищуренным взглядом темных глаз зверя и кивнул. Отвернулся и тихо покинул комнату.

— Мне нужно побыть одной… — так начала беседу с женихами Степка спустя несколько часов. Они сидели за столом в кухоньке ее дома и угрюмо молчали.

— Хорошо, мы уходим! — сказал Антон и даже привстал.

— Нет! Стойте! — Слагалица выдохнула весь воздух из легких, потерла покрасневшие глаза, — я хочу уехать на какое-то время.

— Куда? — встрепенулся Гор, — бросаешь нас?

— Нет! Мне просто нужно побыть одной!

— Оставайся, это твой дом, зачем уезжать? — Митя сидел напротив, с тревогой заглядывая в любимые разноцветные глаза.

— Пожалуйста. Я не могу объяснить сейчас. Просто отпустите. На неделю всего. Я уеду в город. Я вернусь. Пожалуйста, — проговорила слабо.

— Степушка, прости, хорошая ты наша, но тебе нельзя быть одной, забыла про хапуна? — начал сосед.

— Какого хапуна? — повернулся в сторону Петра водяник. Но Степка перебила его.

— Я возьму с собой рыкоя и… я не буду выходить на улицу. Отпустите… а не то… я совершу какую-то глупость…

— Пусть едет! — подала голос Матильда, — меня бы тоже притошнило от всего. Девочке надо отвлечься.

— Спасибо, Матильда.

— Куда ты поедешь? — впервые заговорил участковый.

— К родителям.

— Хорошо, я отвезу, — вызвался Антон.

— Спасибо, не откажусь! — тихонько выдохнула с облегчением, — Лукерья, можешь принести мне что-то из одежды? Я не хочу… заходить туда…

— Об чем речь, сделаем, хозяюшка!

— Я вернусь через неделю, — повторила Степка, — и не волнуйтесь, на этот раз я ни во что не вляпаюсь.

— Штефа, надень шаль, которую я подарил. В ней до тебя хапун не доберется. Можешь спокойно погулять по городу, — не глядя на нее сказал Славик.

— И брошь, — добавил Петр.

— Да, хорошо, спасибо… Гор, — она повернулась к исхудавшему леснику, — проведи время с пользой, помирись с медведем. Ты от этого болеешь, что вы не вместе. Да и он, тоже… — Степка не стала объяснять откуда это знает. Когда она проснулась, мишка уже ушел. Но она чувствовала, ему тоже плохо.

Гор промолчал, поджав губы.

— Мить, а ты продолжи, наконец то, что никак не можешь закончить из-за меня. Все хорошо будет, честно…

— Так ли это важно теперь? — спросил водяник, глядя на свои ладони.

— Не знаю. Я сейчас ничего не понимаю.

— А я займусь ремонтом, Амазонка, идет? — перебил Грозный.

— Да, делай что хочешь. Единственная просьба, сделай мне спальню внизу, наверх я больше не поднимусь, — хозяйка устало встала, положив мятый конверт на стол, — Николай, то есть Негослав, письмо написал… — выдавила из себя, — прочитайте потом… если хотите.

Через десять минут она стояла на крыльце, кутаясь в теплую куртку. Поглядела вглубь двора, надеясь, что сможет попрощаться еще кое с кем.

Мишка сидел под старой яблоней, грустно глядя перед собой. Степка сбежала по ступеням и подошла к нему. Крепко прижала к груди его большую голову и сказала:

— Спасибо тебе, мой хороший, спасибо… Я уеду на несколько дней, не скучай… И… я попросить хочу. Пожалуйста, дай Гору шанс.

Она присела перед ним на корточки, ловя взгляд.

— Все заслуживают хоть один шанс. Правда ведь? Поговорите, объясни, что ты ждешь от него. Прошу, ради меня. Он ведь не так и плох, если постарается? Ведь бросить его насовсем ты всегда успеешь. Ладно? Кивни если согласен.

Мишка отвернул морду.

— А я имя тебе придумала, — с грустной улыбкой Степка сменила тему, — что скажешь про Апгрейда? Мне кажется, тебе подходит, послушай как звучит: Апгрейд… Так по-английски…

Мишка поднял голову и в глазах его блеснул интерес.

— Знаешь, что значит? Апгрейд — языком программистов означает «улучшение, обновление». Это ты. Таким я тебя вижу. Ты, тот, кому под силу сделать Гора лучше. Вы с ним подходите друг другу, вам только нужно найти ось сосуществования… Пожалуйста, подумай. Хотя бы просто подумай, — она погладила его мохнатую морду и поднялась на ноги, — пока, Апгрейд, я скоро вернусь.

__________

Колобродить- шуметь, суетиться

Дивый — дикий;

Власно — словно;

Выхеривать — очень старый термин, означающий зачеркивать написанное накрест;

Мних — монах;

Сиволап — криворукий, неумелый;

Рдеет — краснеет;

Странь — чужой.