Болтливой избы хозяйка 2

Глава 47

«С секретами на базар не ходят»

Она хотела закричать, да только переживаний сего дня оказалось слишком много для нее одной. Ноги подкосились и почти теряя сознание, Слагалица осела наземь, подхваченная лапами супруга.

— Огневик?! — в унисон воскликнули в несколько голосов бывшие женихи.

— К-коля?! — прошептала Степа, — ты же… умер…

— Идиоты! Вы… какие же вы болваны! — самый что ни есть настоящий, живехонький огневик собственной персоной, шагал к ним широкими шагами от заветного дуба, — все испортили! Да чтоб вас!

— Ты бл* откуда взялся? — рыкнул Гор, переполненный лютой злостью, не успев отойти от случившегося, — сдох же, с*ка!

— Я вас переживу! — отрезал Николай, — захлопнись, мудила!

— Охренеть!

— Коля…

— Коля, Коля! — язвительное в ответ, — а ты, Нида — дура!

Тут огневику на голову хлынула вода, словно с неба, он сбился с шага, резко развернулся к Мите, безошибочно определив чьих рук дело. Митя сверлил того взглядом, держа руки в кулаках, а в глазах его черных, как штормовое море, было столько ненависти, что огневик на миг тормознул. Но лишь на миг. Отмахнувшись от потоков воды, словно от назойливой мухи, процедил сквозь зубы:

— Живи пока! Потом потолкуем!

— Так значит ты все-таки провел нас вокруг пальца, да, Не-го-слав? — буквально прошипел Никита. И все они, не сговариваясь угрожающе шагнули на него.

— Стопэ, вояки! Разборки потом! — рубанул рукой в воздухе огневик, — какого хрена случилось?

— А твое какое собачье дело? — Гор подошел ближе всех и склонившись, прорычал прямо в лицо, — че-го те-бе на-до?

— Шоколада! — огневик, несмотря на то, что был в разы меньше лесника, отодвинул того легко со своего пути и прошел ближе к центру Полянки, сощуренным взглядом глядя по сторонам. Женихи с озадаченными лицами остались позади, — что же произошло, — бурчал он себе под нос, — какого хрена… какого хрена…

— Ты как сюда… вошел? — слабым голосом спросила Степанида, изо всех сил вцепившись в шкуру медведя, пытаясь хоть в нем найти силы для осознания произошедшего, — Господи, я же тебя убила…

— Кишка тонка! — процедил сквозь зубы Николай, — убила она меня! Блоха!

В ответ на это медведь со злым ревом кинулся вперед, но Степка повисла на нем, не отпуская.

— Какого хрена произошло? — огневик ходил по Поляне, то принюхиваясь к воздуху, то что-то выискивая под ногами, — какого… какого…

— Хотел бы и я знать, — пробормотал Вячеслав, — Штефа…

— Заткнись! — шикнул на него Гор, — не при этом! — а потом повернулся к огневику, — ты больно смелый, значит все знал, да, мразь?

— Почему… почему остальные не прошли круг? — бормотал огневик, уже буквально бегая по Поляне. Степка глядела на него, совершенно запутавшись в ситуации. «Сюр, полнейший сюр…»

— Так, мысль! — Николай резко затормозил и повернулся лицом к стоящим особняком женихам, — только по одной причине Поляна могла запретить брак! Только по одной… Нет других причин, нет и не может быть! Я же просчитал все?! Я все просчитал! — его глаза уже горели безумием, а изо рта летела слюна, казалось, еще немного и он на кого-то бросится.

— По… по какой? — тихо спросила Степа неживым голосом, да она и чувствовала себя неживой. Дурное, мерзкое предчувствие охватило все тело. Ей казалось, каждая клеточка тела вопит об опасности, — что ты знаешь? Боже, ты все спланировал?! И это тоже?!

— Родство! Только родство! — зловеще шептал огневик, крутясь на одном месте, сжимая кулаки, — но я не мог этого упустить, не мог! Вы — НЕ РОДНЯ! — и трудно было понять, с кем он говорит. Скорее с самим собой, нежели с присутствующими.

— Бред! — фыркнул Антон, — какие мы родственники?

— Ну да, — поддакнул Славик.

— Родство… — вдруг побледнел Петр, — наше братание…

— Когда? — резко развернулся к нему Николай, — вы побратались?

— Мы побратались… — ответил за всех Никита и пошатнулся, — между собой…

— Та-а-а-к… — вдруг успокоился огневик, — так…так… обряд кто провел?

— Лапа…

— Этот ваш волк-альбинос? — кажется огневик удивился, — нет, я все-таки что-то упустил…

— Да о чем вы вообще?! — заорал Гор, — мы между собой побратались! Между собой, а не со Стешей!

— Кровь, — сказал только одно слово Никита.

— Да, там была только наша кровь, — как болванчик кивнул Славик, — он при нас все делал, вспомните!

— Все-все при вас? А кровь Степаниды не добавлял? — ехидно поинтересовался огневик.

— Да откуда бы он ее взял? — вскипел Антон, — бред!

— М-мамочки, серьга, — пискнула Степа, все вокруг закружилось-завертелось, тошнота подобралась к горлу и померк свет.

Пришла в себя от прохладной воды, затекшей в горло. Закашлялась и распахнула очи. Она лежала на траве у Ручья, головой на Апгрейде, а рядом, на корточках сидел Митя и поил ее водой, направляя струйку прямо из ладони.

Степа сделала несколько глотков, а затем вскочила на ноги. Медленно поднесла ладонь к уху, коснувшись той самой серьги, которую подарил Лапа. И припомнила тот день. Как Белый Волк ловко защелкнул серьгу на ее на ухе. Хруст хрящика, боль и его слова: «… вот и все, пару капель крови и зажило, а ты боялась!»

— Мамочки, — простонала, — мамочки…

— Говори уже, страдалица! — грубо оборвал Николай, — что было с белобрысым?

— Да пошел ты… — все еще не отойдя от шока.

— Степушка, — к ней подошел Петр и протянул ладонь, словно хотел погладить по щеке, но в последнюю секунду передумал и уронил руку вдоль тела, — расскажи, мы хотим понять, почему…

— М-мальчики, — Слагалица повернулась к мужчинам и сказала со слезами в голосе, — я не знала, правда! Он сказал, хочет подарить мне амулет. А сам надел на ухо серьгу. Я помню боль и кажется было немного крови, но Лапа быстро заживил рану. Это все. Он был у меня всего минуту и попрощался.

— Когда это было? — спросил Антон.

— Не помню, вроде за день до похода к хапунам.

— Все сходится! — хлопнул себя по ляжкам лесник, — с*ка он! Как раз перед обрядом, когда мы, как безмозглые бараны мыли свои задницы, он пошел к нашей женщине и взял ее кровь!

— А потом добавил в общий чан, вместе с нашей… — добавил Митя и схватил себя за волосы, — все сходится, да…

— Н-но, — попытался возразить Славик, — он же… как…

— Как что? — Антон устало опустился на землю, облокотившись спиной о ближайшую березку, — как обвел нас вокруг пальца? Да легко, выходит! Как сопляков!

— Это точно! — заржал Николай, но его улыбка быстро сошла с лица, — вот только на-хре-на?

— В глаза говорил, что его интерес — Степа! — пробормотал Никита, — но мы повелись на обещание не видится с ней! Придурки, ой придурки…

— Погодите, мальчики, — встряла Степка, — я все равно не понимаю, смысл?

— Рыженькая, — простонал Митя, — он одним махом устранил соперников, ты что правда не понимаешь?

— Бл*, Стеша, ты же… сестра нам теперь, получается?

«На правду да на смерть, что на солнце:

во все глаза не взглянешь»

— Сестра…

— Вот это попадало!

— Я в шоке!

— Пипец, мужики…

— Сестра, бл*…

— Все коту под хвост… как же жить теперь, как принять?

— И что дальше делать…

Вокруг звучали голоса бывших женихов, а Степка молчала. Ей ужасно захотелось оказаться где-то очень далеко отсюда. А еще лучше, чтобы этого всего никогда с ней не случалось. Лучше оставаться невзрачной, никому не интересной, но самой решать свою судьбу. «Как же тошно от всего этого. От подставы. От обмана. Во всем обман. Все врут. Или почти все. И кому верить? И жить как? Любить кого? Господи, я ведь замужем теперь…»

— Я не знаю зачем Лапа это сделал, — сказала тихонечко, ни на кого не глядя, — но он просчитался. Я теперь замужем… А его никогда не прощу за то, что сделал с нами!

— А он рассчитывал, что простишь. Все продумал, козел! — с чувством выругался Антон, — героем стал, себя в жертву хапунам принес. Черт, а мы восторгались поступком.

— О чем ты?

— Мы соврали, Амазонка. Хапуны не хотели отказываться от тебя. Согласились только взамен на Лапу. Он остался у них.

— Зачем?! — простонала она, — я ничего, совсем ничего не понимаю. Я запуталась…

— Все просто, — ответил сосед, — он устранил соперников. Оставил себе время для маневра. Спас деву. Он оказался умным, а мы…

— А вы — лохами! — прервал огневик, и добавил, словно случайно мысли озвучивая, — и я не лучше, черт! Как же я проглядел этого белобрысого, не прост, ой не прост мужик…

— Я с ним много лет дружил… — покачал головой Славик, — он братом мне был…

— Стойте! Точно! Хапуны… Хапунов на Слагалиц натравил огневик! — подпрыгнула на месте она, — ты! — указав пальцем на Николая, — это все ты! Тогда ты, и теперь ты!

— И тогда я, и теперь я, и всегда я, дорогая! — с издевательским оскалом ответил огневик и не думая опровергать сказанное.

— Ну и сволочь же ты! — Степа шагнула на него, сжав кулаки.

— Тихо-тихо, храбрая моська, — засмеялся он, совсем не испугавшись, — ладно, признаю! В этом я раскаиваюсь. Даже такие идеальные планы имеют право на малюсенькие ошибочки.

— Раскаиваешься, ошибочки? — продолжала наступать на него Степа, — планы?

— Бывает случается, — развел руками, — не учел! Когда я «заказывал» Слагалиц, ты еще ею не была, так что не рычи!

— Не была? — Степка остановилась, — да я родилась Слагалицей!

— Ой ли? А что опешила, — он снова усмехнулся, — удобно в костюмчике Домовитки, да? Да ты же никто! Это я тебя силой наделил, а так ты — ноль! Полный ноль, слышишь, Ни-и-и-ида? — протянул ехидно и заржал. Да только подавился хохотом, когда внезапно оказавшийся рядом медведь полоснул его когтями от лица, до самого живота.

Огневик пошатнулся, отступил, изумленно схватившись за лицо, по которому хлынула кровь.

— Ах ты, тварь! — прошипел, а глаза его стали цвета раскаленной лавы, — сдохни! — в миг в его второй ладони появился огненный шар, который он метнул в Апгрейда.

И мир вокруг сошел с ума. Степанида закричала и бросилась вперед, пытаясь оттолкнуть супруга, закрыть собой. Митя, выбросив из ладони фонтан воды, попытался затушить огненный шар, летящий в медведя, но шар только сильнее разгорелся. Водяник от чего-то застонал и согнулся пополам, а затем завалился на бок. Но Степанида не заметила. Как и того, как дружно в сторону огневика бросились остальные.

Слагалица споткнулась и упала, но тут же приподнялась, чтобы увидеть, как горит ее Апгрейд. Полыхает, возгораясь мгновенно, словно облитый бензином. А потом осыпается пеплом в паре шагов от того места, где они стали мужем и женой. Она завизжала. Громко, во всю силу легких. До крика, до сорванного горла.

— Гре-е-е-е-й! Гре-е-е-й…