Частная школа

40

— Это что сейчас такое было? — обескураженно спросила Лиза после того, как Дина, тихо бросив Эрику «ну ладно… завтра продолжим», вышла с ними вместе в коридор.

Самой бы понять, что это такое было…

Однако, несмотря на неловкость, она как можно невозмутимее ответила:

— Мы просто репетировали. А вы зачем здесь?

— Тебя не было в столовке… Ник вон беспокоился… Вот мы и решили тебя поискать… — пояснила Лиза, по-прежнему глядя на неё с недоумением.

Дина посмотрела на часы — и правда, полдник она пропустила, даже не заметила. Они, оказывается, почти три часа проторчали тут с Эриком, а казалось совсем недолго.

Однако вслух Дина сказала:

— Просто не хотела есть.

Лиза посмотрела на неё с сомнением, а Никита… он вроде и шутил, и посмеивался, но смех его казался Дине каким-то натянутым и неестественным.

Все втроём они вышли на улицу, прогуляться перед ужином. Но Никита заметно прихрамывал, а потом и вовсе стал подволакивать больную ногу, так что они устроились на одной из скамеек в липовой аллее.

Немного погодя к ним присоединились Полина, Ренат и Олеся. А вот Корбута вытянуть на воздух не удалось, хотя Ник добросовестно передавал ему все просьбы Лизы от своего имени.

— Ну что я сделаю? Сказал, не хочет. Он в бассейне. Тренируется. Щас вон вообще отключился, — убрал телефон в карман Никита.

Лиза поджала губы. Тонкие ноздри раздулись, отчего она стала похожа на хищную птицу. Всем сразу сделалось как-то неловко. Кроме, пожалуй, Рената. Тот даже и не замечал Лизину драму, всё своё внимание, как обычно, даря Полине. Вот и сейчас с блаженной улыбкой он снимал её в разных ракурсах.

— Да перестань ты, — шипела она на него.

Он убирал телефон ненадолго, но стоило ей отвернуться — снова доставал и украдкой фотографировал. В конце концов, Полина махнула на него рукой и обратилась к Дине, пытаясь увести разговор от Корбута.

— Дин, а какой вы номер готовите?

— Вот мне тоже очень интересно, — живо подхватила Лиза.

— Так я вам и рассказала. Это секрет. На концерте увидите.

На это Лиза многозначительно и как-то неприятно усмехнулась. Дина только хотела было вскинуться, как Никита с коротким смешком воскликнул:

— О! Кстати! Ты такой прикол пропустила сегодня в столовке. Вообще концерт! Вы же там с Маринеску репетировали, ну и новенькая… Казанцева… притащилась на полдник одна. И пацаны из девятого так её чморили, что все ржали. Подсели к ней, соли ей насыпали в чай и в десерт. По ушам ездили, бедная аж краснела. Потом к ней сзади подошёл Базаров, вытер салфеткой губы и руки, ну и типа сделал вид, что плюнул и высморкался, и ей эту салфетку на голову положил. Она, короче, не выдержала, подорвалась из столовки, и кто-то ей подножку подставил. Она ка-а-ак растянулась прямо на полу, юбка задралась… трусы заголились… капец картина… Такой прикол… Щас фотку покажу.

— Да уж, обхохочешься, — фыркнула Дина. — Не надо, не ищи, меня такие приколы не прикалывают.

— Да, Ник, Дине теперь такое не смешно, — ехидно сказала Лиза.

— Меня такое вообще-то никогда и не смешило.

Полина, чувствуя вновь накаляющуюся обстановку, торопливо выпалила:

— А мы сегодня с Валиком смотрели номер у шпаны. Они какую-то сценку показывали. И Валик так смешно комментировал…

— Валик, Валик… — раздражённо оборвала её Лиза. — Уже всю плешь проела со своим Валиком.

— А ты с Корбутом, — резко ответила ей Дина.

Лиза вспыхнула, посмотрела на неё даже не с укором, а почти с ненавистью.

Дине аж не по себе стало, и она чуть мягче добавила:

— Ну, правда, забей уже на него. Чего ты так унижаешься перед ним? Где, блин, твоя гордость?

Но Лиза лишь ещё больше разозлилась. Прищурившись, она процедила с усмешкой:

— Ну кто бы говорил про гордость и унижение…

— Что? А ну-ка поясни, о чём это ты? — Дина поднялась со скамьи и шагнула к ней.

Лиза тоже встала.

— О том, что ты сама стелешься перед отбросами и ещё что-то кому-то про гордость втираешь.

— Ты что несёшь?! Ты совсем больная?

— Что вижу, то и говорю! Все у нас понимают, что с этими отбросами общаться зашквар. Ни один нормальный Маринеску руки не подаст. Никто. Даже тот, кому он ничего не делал. А тебя он публично унизил. Забыла, как мы с Ником тебе юбку отряхивали? И после всего ты с ним любезничаешь. Думаешь, я не видела, как ты на него пялишься? Как вы там улыбались… всего лишь номер, блин, они готовят… ага, как же!

В душе́ у Дины бурлило и клокотало так, что даже осенняя прохлада стала вдруг казаться горячей и удушливой. Очень хотелось отхлестать подругу по щекам, но Дина произнесла холодно:

— Я сейчас спишу твою безумную истерику на то, что тебе плохо из-за Корбута. Но если ты ещё раз повторишь подобную чушь…

— Чушь?! — Лиза уже вошла в раж. Она почти кричала: — Чушь?! Да я не слепая! Ник, скажи? Ты же тоже их видел? Подтверди!

Но Никита лишь ошарашенно пожал плечами. Ни он, ни остальные не ожидали такого поворота.

Лиза с досадой покачала головой.

— Что, Ник, боишься впасть в немилость у своей королевы? Да ты ей нафиг не сдался! Ей на нас на всех плевать! Ей теперь по приколу с отбросами общаться. Хотя какая она королева? Королевы с отбросами не общаются!

Дина всё-таки не выдержала и влепила пощёчину. Лиза вздрогнула, замолчала, уставилась на неё потрясённо, но, оправившись, продолжила уже спокойно и зло, хоть и на глазах у неё выступили слёзы:

— Теперь ещё и руки распускаешь… Называется, с быдлом поведёшься…

— Что, истерика не кончилась? Ещё поддать?

— Правда глаза режет? — не унималась Лиза, прижимая к щеке ладонь.

— Какая правда? Ты на почве несчастной любви рассудок потеряла?

— Хочешь сказать, что ты с Маринеску не мутишь?

— Именно. Успокойся уже.

Лиза несколько секунд буравила её взглядом. Потом с кривой ухмылкой спросила:

— Ты же у нас всегда такая прямая. Скажи честно, тебе нравится Маринеску?

Дина сглотнула тяжёлый ком, сунула руки в карманы ярко-красной спортивной курточки, чтобы никто не заметил, как они дрожат.

— Нет, мне Маринеску не нравится. Довольна?

— Всё ты врёшь. Ты вообще запала на него, поэтому и…

— Ты совсем дура? — вспылила Дина. — Русскую речь не понимаешь? Не нравится мне Маринеску! И не может он мне нравиться. Кто он и кто я! Ты уже достала со своим бредом! Я с ним не общаюсь, а просто стараюсь нормально разговаривать, чтобы приготовить этот чёртов номер и всё. Ясно? Сама же сказала, королевы с отбросами не общаются. И уж тем более не влюбляются.

Дина развернулась и почти бегом устремилась в сторону школы. Её аж колотило внутри. По лестнице она мчалась через две ступени, а, забежав в свою комнату, закрылась в ванной и неожиданно разрыдалась. Но слёзы ничуть не помогли. На душе́ было так тягостно и муторно, что терпеть невозможно.

Сначала она не понимала, откуда это гнетущее, удушающее чувство. Из-за того, что Лиза ей столько всего наговорила?

Лиза, конечно, оборзела до предела. Если ещё месяц назад она лишь позволяла себе редкие взбрыки и шпильки, то теперь совсем слетела с тормозов и границ не видит. Это злило, это бесило даже, но так больно и так маетно в груди было не из-за этого.

Да вообще плевать на Лизу.

А потом Дина поняла — это же её собственные слова теперь жгли внутри, точно раскалённые угли. Терзали, кололи, душили.

Зачем она так сказала? Ладно бы просто отпиралась, но зачем она сказала про него так плохо… так ужасно… Теперь она даже не могла в мыслях повторить те слова, которые так легко выпалила сгоряча. Гадкие, унизительные слова. Как стыдно было перед ним и перед собой… аж тошно…

Полина и Лиза вернулись перед самым ужином. Обе молчали, но молчание Полины было неловким и растерянным, а молчание Лизы — обиженным и кричащим.

Потом они переоделись, Лиза вышла из комнаты, а Полина обернулась на пороге:

— Дин, идём на ужин?

— Иди, я не хочу.

Полина грустно вздохнула и затворила за собой дверь.

Дина и правда сначала не хотела никуда идти. Стычка с Лизой отбила всякий аппетит. Но главное, она боялась увидеть его. Эрика. Было стыдно посмотреть ему в глаза. Пусть он и не знает про её слова, но она-то знает…

Причём раньше она ведь тоже как-то говорила про него гадости, кажется, даже похлеще, чем сегодня, и ничего. А сейчас почему-то становилось дурно от собственных слов. И так хотелось избавиться от этого ощущения, что-то сделать, чтобы оно прошло, перестало её мучить…

Но что тут сделаешь? Не признаваться же ему: «Извини, я тут сегодня нечаянно тебя обозвала». Чушь, конечно.

От Никиты прилетела эсэмэска:

«Дина, ты где? Приходи на ужин».

С другой стороны, думала Дина, не прятаться же теперь вечно. Надо просто как-то это перетерпеть, а в другой раз следить за своим языком.

Она спустилась в столовую. Нашла взглядом Эрика, тот сидел вместе с Катей. При нём, конечно, открыто её никто не терроризировал. Но отовсюду слышались смешки, со всех сторон на неё смотрели и пальцем показывали.

Дина увидела, как Ник привстал, замахал ей рукой. Она подошла к своему столику, села молча, уставилась на Лизу. Но та на неё не смотрела и вообще сидела так, словно кол проглотила.

У Ника пиликнул сигнал мессенджера на сотовом.

— О, народ пошёл мемасики про Казанцеву варганить, — открыв послание, весело объявил Ник.

Тут же следом пришло такое же сообщение и всем троим. То было фото: Казанцева лежала ничком на полу. Подол юбки и правда сильно задрался, обнажив белые плавки. Под фото и надпись налепили уже: «Крыса сушит трусы».

Лиза, посмотрев, хмыкнула. Рядом захохотали вслух одни, другие.

Дина оглянулась на Корбута, который сидел поблизости. Ему, похоже, тоже прилетело это фото. Он в первый миг отшвырнул телефон, несколько секунд просто сидел, ни на кого не глядя. Потом взял телефон со стола, сунул в карман и быстро вышел из столовой, не доев ужин.

— Это вообще несмешно, — произнесла Дина, чувствуя, как жар прилил к щекам. — Какая-то тупая похабень, фу.

— Так ей, крысе, и надо, — процедила Лиза.

Смерив подругу долгим взглядом, Дина взяла поднос со своим ужином и встала из-за стола.

— Дин, ты куда? — всполошился Ник.

Ни слова не говоря, она прошла к столику Маринеску и Казанцевой и подсела к ним. Смешки сразу прекратились, все кругом затихли, ошарашенно таращась на неё. А кто сидел спиной, даже развернулись.

— Приятного аппетита, — с деланной невозмутимостью сказала она и принялась за ужин.

Казанцева с минуту смотрела на неё так же ошалело, как и все. А вот он… он ей просто улыбнулся. И тяжёлое давящее чувство стало наконец понемногу отпускать…