33
Сколько я себя помню, моя мать шептала мне на ухо о своем заговоре с целью мести. Я был воспитан в вере, что это было целью моей жизни: отомстить за моего отца и уничтожить наших врагов раз и навсегда. Я никогда не задавался вопросом, правильно это или неправильно, никогда не задавался вопросом, кто на самом деле настоящий враг. Я просто принял ее версию истории как факт и решил заставить ее гордиться. В конце концов, в ее версии этой истории, я хороший парень.
Однако, когда мы действительно прибыли сюда, я начал сомневаться в своей реальности. Впервые я начал сомневаться в своем понимании добра и зла и в том, на какой стороне медали на самом деле был мой отец.
Все началось с Ло. Моя умная, красивая, изворотливая пара, которая по праву сомневалась во мне, но все равно решила дать мне шанс.
Потом пришли ее друзья. Нынешние и будущие альфы альянса шести стай, которые связали себя глубокими узами преданности друг другу и дали мне представление о том, каково это — стать частью этого. Наконец-то принадлежать.
Когда ты воспитан с ненавистью в сердце, она пускает корни, как яд. Моя мать позволила своей ненависти поглотить себя, и я никогда не осознавал, насколько сильно эта ненависть искажала и меня, пока не столкнулся с обратным.
Любовь.
Любовь, которую Ло и ее друзья питают друг к другу. Любовь, которую я испытываю к ней.
Если бы эти люди действительно были врагами, они бы прогнали меня, даже не взглянув на меня. Они бы и не подумали принять мою стаю и предоставить нам безопасную гавань. Они бы не приложили усилий, чтобы узнать меня поближе; пригласить меня в свой круг. Их первоначальные усилия, возможно, были тонко завуалированной попыткой собрать информацию, но в какой-то момент вся эта чушь отпала, и мы действительно начали становиться друзьями.
После прибытия сюда и знакомства со всеми я был вынужден начать излагать историю, которой меня учили. Я слушал; я задавал вопросы. И постепенно я начал понимать, что мой отец не был самоотверженным героем, каким его рисовала моя мать. По большинству свидетельств, он был хладнокровным убийцей с ненасытной жаждой власти. Моя мать изо всех сил старалась воспитать меня по образу и подобию Ксавье, но я не хочу быть похожим на него.
Я не хочу быть злодеем в чьей-либо истории.
Члены моей собственной стаи — хорошие, порядочные люди. Они были неосознанно втянуты в многолетнюю вендетту, когда все, чего они когда-либо действительно хотели, — это дом. Они все еще в неведении относительно личности моего отца — Черт, пока я не стал Альфой, никто из них даже не знал, что во мне течет кровь альфы. Только после того, как я бросил вызов Полу и победил, моя мать рассказала остальным, что она дочь альфы, и даже тогда она так и не раскрыла, кем был мой отец.
Возможно, мне следовало усомниться в этом больше. Если он был героем, то почему мое происхождение должно было оставаться тщательно охраняемым секретом? Моя мать была беременна, когда впервые нашла нашу стаю и присоединилась к ней, и за эти годы у нее было достаточно возможностей открыть им правду. Тот факт, что она предпочла этого не делать, — это красный флаг, который я должен был заметить. Она сказала, что была просто осторожна; что все было основано на необходимости знать, но теперь я понимаю, что она просто не хотела привлекать постороннее мнение. Я видел выражения лиц Сета и Джоэла, когда она ранее упомянула имя Ксавьера. Она не хотела принимать во внимание какие-либо другие версии своей истории и рисковать тем, что я узнаю неприглядную правду.
Однако теперь я это знаю. И с этим знанием пришло холодное осознание того, что моя мать не помогает мне. Она использует меня.
Она использует всех нас. Она продолжает говорить, что этот ее план направлен на благо стаи, но они даже не знают всего масштаба того, чего она пытается достичь здесь. Я не сомневаюсь, что если бы я продвинул ее план по уничтожению шести альфа-кланов, моя стая слепо последовала бы моему примеру из лояльности, но они не должны были этого делать. Они просто хотят дом, который я им обещал, и они не заслуживают того, чтобы стать побочным ущербом в драке, о которой они ничего не знали. Я отказываюсь вести их по пути, с которого они не смогут вернуться.
За последние пару недель я начал формулировать новый план, выжидая удобного момента и тщательно обдумывая, как привести его в действие. Я надеялся, что смогу обсудить это с Мэддоксом и остальными, но, взяв Ло в заложницы, моя мать вынудила меня. Теперь у меня нет выбора, кроме как напрячься и попытаться исправить это, пока не стало слишком поздно.
Самое главное, она должна верить, что я все еще согласен с ее планом. Это было чертовски мучительно — просто стоять там и вести себя так, будто на меня ничего не подействовало после того, как она выстрелила в Ло дротиком, но это был единственный выход. Если моя мама подумает, что я сомневаюсь по поводу чего-либо из этого, она переключится на что-нибудь другое, чтобы достичь своей цели, а я не могу этого допустить. Я не могу рисковать тем, что пострадает Ло или кто-то, кого она любит. Я должен с умом отнестись к этому и играть роль, пока все не будет готово.
Я открываю дверь комнаты Хэнка в мотеле под звук удара кулаком по плоти, мой пульс учащается, когда я вижу его громоздкую фигуру, нависающую над съежившимся телом скаута из альянса шести стай на полу.
— Какого черта ты делаешь? — спрашиваю я, захлопывая за собой дверь.
Хэнк резко оборачивается, с костяшек его все еще сжатого кулака капает кровь. Его глаза расширяются, когда он замечает сердитый взгляд на моем лице, его челюсть отвисает.
— Дал сказала, что я могу немного поколотить его, — неуверенно отвечает он, его кадык дергается от тяжелого сглатывания.
— Ты получаешь приказы не от Дал, ты получаешь их от меня, — рычу я, пересекая комнату и протискиваясь плечом мимо Хэнка, чтобы взглянуть на окровавленного скаута на полу.
Он свернулся калачиком в позе эмбриона, закрыв лицо, но опускает руки, чтобы посмотреть на меня, и мое сердце замирает, когда я узнаю, кто этот парень. Люк.
— Что такого особенного? — коротко спрашивает Хэнк, отступая на шаг.
Я поворачиваюсь к нему лицом, прищурив глаза.
— Давай кое-что проясним. Я твой альфа. С этого момента ты выполняешь только приказы, которые исходят непосредственно от меня, понял?
Хэнк быстро кивает, вытирая окровавленные костяшки пальцев о футболку.
— Да, Альфа.
— Хорошо.
Я поворачиваюсь к бедному Люку, съежившемуся на полу в номере мотеля, и стискиваю зубы, оценивая ущерб.
— Соберите всех силовиков в конференц-зале для отчета, — бормочу я. — Я буду там, как только закончу здесь.
— Сейчас же, Альфа, — рявкает Хэнк, устремляясь к двери.
Может, он и некомпетентен как бета этой стаи, но он достойный солдат.
Как только он уходит, я подхожу к Люку и присаживаюсь перед ним на корточки. Он поднимает голову, чтобы снова посмотреть на меня, и я съеживаюсь. Его лицо в беспорядке. Один глаз заплыл, из носа течет кровь, стекая по губам и по подбородку.
— Это та часть, где ты убиваешь меня? — пораженно спрашивает он.
— Нет, — вздыхаю я, протягивая руку, чтобы развязать веревку, стягивающую его запястья. — Мне жаль насчет Хэнка. Он немного… переусердствовал.
Я освобождаю запястья Люка, и он тут же потирает их, сползая на пол, чтобы сесть, нахмурившись.
— Я думал, ты неплохой парень, — криво усмехается он, глядя на меня с презрением.
— Я не плохой.
— Нет? — усмехается он, поворачиваясь, чтобы прислониться спиной к стене для опоры. — Хорошие парни просто запирают людей без причины, да?
— Люк, мне нужно, чтобы ты выслушал меня, хорошо? — я огрызаюсь, прерывая его. — Это важно.
Я бы с удовольствием потратил время, чтобы все объяснить и наладить отношения, но сейчас не время и не место. Я приглашу его выпить пива, когда все это закончится, если мне удастся это провернуть, но во многом это зависит от него прямо сейчас.
Люк вздрагивает, когда я поднимаюсь, лезу в задний карман и достаю конверт.
— Мне нужно, чтобы ты передал это Мэддоксу, — говорю я, протягивая это ему.
Он настороженно смотрит на это, затем поднимает подбородок, чтобы посмотреть на меня.
— Что это?
— Единственное, что остановит весь ад, который вырвется на свободу.
Все еще держа конверт в одной руке, я протягиваю ему другую, чтобы помочь подняться на ноги, и, кряхтя, поднимаю его.
Люк прислоняется к стене позади него для опоры, и хотя он выглядит хуже из-за изношенности, кажется, что его лицо приняло на себя основную тяжесть избиения Хэнком. Он все еще должен быть в состоянии бегать.
— Вот, — говорю я, отпуская его и доставая из кармана печенье Шей. — Съешь это. Это нейтрализует действие аконита и поможет тебе исцелиться.
Он нерешительно берет его у меня и, скорчив гримасу, засовывает в рот. Это может быть невкусно, но это работает, и это все, что действительно имеет значение.
Я прижимаю конверт к его груди, наклоняясь, чтобы поймать его взгляд.
— В ванной есть окно, — заявляю я, снова засовывая руку в карман. — Выходи через него и двигайся на восток примерно полмили. Моя подруга оставила свою машину припаркованной на обочине шоссе, вот ключи.
Я вытаскиваю их, крепко вдавливая в его ладонь.
— Отправь письмо Мэддоксу как можно скорее.
— Откуда мне знать, что это не какой-то трюк? — спрашивает Люк, прищурив здоровый глаз.
— Ты не узнаешь, — признаюсь я со вздохом. — Но ты видел, с кем я был за стойкой бара в Голденлифе той ночью, не так ли?
Он слабо кивает.
— Ло — моя девушка. Та, на которую я пытался произвести впечатление той чертовой пиццей, которую ты заказал для меня. Я люблю ее, чувак, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить ее и ее стаю.
Глаза Люка округляются от понимания — ну, один глаз. Другой все еще в заднице. Я стараюсь не морщиться при виде этого, пока иду дальше.
— Я пытаюсь поступить правильно по отношению к ней здесь, ко всем вам. Поэтому, пожалуйста, Люк, просто отправь это письмо Мэдду. Это вопрос жизни и смерти. Пожалуйста, ты можешь сделать это для меня?
— Хорошо, — выдыхает он, кивая. Затем, стиснув зубы, он отталкивается от стены, складывает конверт и засовывает его в свой карман. — Я сделаю это.
Я вздыхаю с облегчением, хлопая его рукой по плечу.
— Спасибо, — прохрипел я, кивнув ему. — Я рассчитываю на тебя. Мы все рассчитываем.