Александр
Умирать не страшно…
Страшно оставлять любимых…
Без защиты, без надежды, в чужом разрушенном мире наполненном злобой и ненавистью…
Так я думал, когда ожидаемо пришёл мой час, но оказалось, что кое-кто думал совершенно иначе.
Аня. Анечка. Анюта. Моя муза, моя душа, моя истинная любовь…
Она не дала мне умереть. Снова! Уже в который раз…
Отдала всю себя для спасения жизни. Пожертвовала всем, что у неё было…
Ради проклятого чудовища! Глупая, глупая, какая же ужасно глупая девчонка!!! Что она наделала! Зачем? Зачем? Зачем…
— Аааа-няаааааа!!! Не покидай меня!!! — из моего горла помимо воли вырывался хриплый полный боли крик. Стон моей убитой души, уничтоженной смертью истинной.
Как ни старался уберечь, как ни прикрывался холодным равнодушием и показным безразличием, как ни стремился отстраниться, чтобы спасти ото всех, и прежде всего от себя… не получилось… не смог…
Её кровь всегда манила меня, была искушением на протяжении всего времени, с тех пор, когда проснулась сущность вампира. Я исступлённо желал лишь её. Притягательной, умопомрачительной, божественной крови… Ставя на второй план притяжение души. Отталкивая… пренебрегая… убеждая девушку в том, в чём сам не был уверен. Не вышло… Всё пошло прахом.
Только лишь открыв глаза, сразу увидел, что натворил. Убил… уничтожил… сломал… Пусть неосознанно, непреднамеренно, но не у кого было вымолить прощение.
Стал сам себе ещё более ненавистен. Ничтожество! Отвратительная мерзкая тварь!
Мне захотелось крушить всё на своём пути. Сломать всё, осквернённое её смертью. Разрушить башню, уничтожить весь мир! Зачем мне всё это без неё? Зачем она сделала это?
Мне захотелось убить всех вокруг, не щадя никого. Даже себя… особенно себя…
Неконтролируемая сила бурлила в теле и требовала выхода. Мощь, полученная с кровью девушки казалась беспредельной. Я никогда в жизни не чувствовал себя настолько сильным, настолько могучим. Жизнь, мощь были подарены ею. И вместо с ними всепожирающая нестерпимая боль…
Зачем мне всё это, когда нет её?
— Аааааа-няаааааа! — выл протяжно. От дикого воя закладывало уши, от него трепетали все струны израненной души. Дрожали стены башни, тряслась сама земля.
Сердце разрывалось от горя. Острыми когтями я вспарывал свою грудь, чтобы унять эту боль, но… не находил облегчения. Физическая боль ни на йоту не затмевала душевной.
Моя маленькая, моя стойкая, моя отважная жена лежала у стены, такая бледная, худенькая, измождённая… Испорченная физическая оболочка. Сломанная кукла. Погубленная жизнь…
Моё упрямое счастье больше никогда не взглянет на меня, не улыбнётся… моё тёплое солнце больше никогда не заговорит со мной, не коснётся…
Она мертва…
Её нет… Больше нет…
Пройдёт совсем немного времени, и её физическая оболочка истлеет и исчезнет навсегда… А я останусь с этим навечно…
Моя душа! Зачем она пожертвовала собой?
— Ааааааааа-няааааааааааа! — душевная боль не находила выхода. Я бился головой о стену, но не находил облегчения.
Где-то за пределами башни в горы раз за разом била молния, ярким светом разрезая окружающее пространство и слепя чувствительные глаза, застилаемые кровавыми слезами. Грозовые раскаты сотрясали землю. За стенами ревела настоящая буря, разнося в щепки всё, чего смогла коснуться, но по странной случайности не трогала башню, словно та была её эпицентром.
За оконными проёмами башни по всей округе творилось невообразимое стихийное бедствие, но я едва ли замечал происходящее, стремясь влезть на стену, вплавиться в камень, отключиться, лишь бы не чувствовать этой боли. Боли сердца, боли души.
Я это сделал с ней. Я!!! Мерзкое чудовище! Мне не было пощады.
Моя истинная хотела, чтобы я жил… Хотела, чтобы жил наш сын…
Как теперь с этим жить?
Я убил двоих!!!
Мерзкое чудовище! Ненавижу!!!
Эта ночь была самой чудовищной в моей жизни…
Всему когда-нибудь приходит конец. Застыв на рассвете в дальнем от неё углу, я обессиленно умолк, упиваясь горем. Буря постепенно улеглась. Громовые раскаты стали отдаляться. В продуваемом всеми ветрами помещении башни, которое стало могилой моей души, наступила абсолютная тишина.
Внезапно чувствительные уши уловили какой-то звук, похожий на слабый удар сердца. Не моего.
Моё билось сильно, так громко, что его стук гулко отдавался в ушах.
Прислушался… Наверняка показалось.
Снова удар. Слабый, еле слышный.
В душе затеплилась единственная надежда, опалившая сердце горячей волной. Неужели она… Жива? Моя истинная жива?
Подлетев к сокровищу, приложил ухо к груди и затаил дыхание. Не услышал, а скорее почувствовал одиночный слабый удар.
Не смотря на то, что я сделал, сердце девушки всё ещё билось. Жива! Редкие удары были такими слабыми, тихими, еле различимыми! Но оно билось! А где-то под её сердцем стучало маленькое сердечко нашего сына. Слабенько, еле слышно. Присмотревшись, заметил, что грудь девушки едва заметно поднималась. Она дышала! Почему я не сразу понял, что она жива?
Аня была без сознания. Кровь из ранки на запястье не текла, скорее всего запеклась, закрыв рану. На полу крови было очень мало, но на всякий случай я перетянул запястье над раной самодельным жгутом — оторванной от её куртки полоской ткани.
Осторожно поднял величайшее сокровище мира на руки, прижал к исполосованной груди, и бросился к выходу.