Гессен смотрел на меня так, что у меня внутри всё сжалось — не от страха, а от чего-то тёмного, живого, что вспыхнуло в животе и растеклось по венам, как яд… или как поцелуй.
Мы остались почти наедине. Почти.
А «почти» — всё равно что преступление.
Его дыхание — тяжёлое, сдерживаемое — касалось моего виска. Я не смела пошевелиться. Не смела дышать. Сердце колотилось так громко, что, казалось, швеи за стеной услышат — и поймут.
Теперь я понимала, что означали эти долгие взгляды. Что означала его рука, удерживающая мою дольше, чем положено.
Глядя в его глаза, я почувствовала… желание, которое сдерживалось силой воли. И мое тело внезапно откликнулось на него.
Он хочет меня. Он хочет сказать это. Но не скажет.
— Так, — я выдавила из себя, сжимая ладони под полушубком, чтобы не дрожали пальцы. — О чём вы хотели поговорить?
Мой голос звучал чужим. Жалким. Потому что в голове ревела совсем другая фраза:
«Скажи, что ты чувствуешь то же. Скажи, что я не одна в этом аду».
Гессен молчал.
Он просто стоял — слишком близко, слишком высокий, слишком… чужой.
Его взгляд скользнул по моим губам. Замер.
И в этом взгляде было всё: голод, боль и вопрос, на который я не имела права ответить.
— Я бы хотел… — начал он, и его голос, низкий, бархатный, с хрипотцой, будто он только что кричал — или стонал, — заставил мои колени ослабнуть.
Я ловила каждое слово, как молитву.
— …поговорить с вами… о подарке… вашей сестре, — выдохнул он.
Ложь.
Я увидела, как дрогнула его нижняя губа, прежде чем он произнёс последнее слово. Как сжался кулак у его бедра. Как напряглась жилка на шее.
Он хотел сказать совсем другое.
Но вместо этого — «подарок».
— А! — я наигранно распахнула глаза, пряча дрожь за маской глуповатой улыбки. — Теперь я, кажется, поняла, к чему эта секретность.
Я старалась говорить чуть громче, чем положено, понимая, что где-то швеи греют уши.
Он не ответил. Просто смотрел.
— Вы должны… — я сделала глубокий вдох, отводя взгляд, потому что если посмотрю ему в глаза ещё секунду — я сдам себя с потрохами. — Сначала для себя решить… Вы хотите подарок для неё? Или для того, чтобы вызвать восхищение гостей?
Он молчал. Его грудь вздымалась.
— Неужели есть разница? — наконец спросил он, и в его голосе прозвучало не удивление — а отчаяние.
— Сестре бы понравился котёнок в корзинке, — улыбнулась я, — но гости вряд ли его оценят. Гостям подавай бриллианты. Так что тут придется выбирать!
Я замолчала.
— А вы? — тихо спросил он. — Что бы хотели вы?
— Я? — удивленно спросила я.
— Да, вы, — вздохнул генерал. — По традиции я должен подарить подарок и вам за то, что вы исполняли обязанности подружки невесты. Так что бы хотели вы?
Вопрос повис в воздухе, как нож над горлом.
Я не ответила. Просто покачала головой — и, собрав всю волю в кулак, сделала шаг назад.