Я легла спать, как будто умирая.
Не просто «легла» — упала. Как солдат, выживший после боя, но уже не верящий, что мир ещё может быть тихим.
Платье, подаренное им, всё ещё лежало в коробке — нераспакованное, будто прикосновение к нему снова вызовет те же мурашки, тот же жар, что и прикосновение его губ.
Я велела себе: «Забудь. Забудь его взгляд. Забудь его руки. Забудь, как его палец касался твоего языка, как его голос шептал: “Ты моя”».
Но тело не слушалось. Оно помнило. Оно жаждало. И стыдилось своего желания. Теперь, когда я знала вкус его губ, мне стало еще хуже. Раньше я еще могла придумать себе отговорку, что мне что-то показалось в его взгляде, что я просто себе придумала его страсть, его желание, его жажду. Но сейчас нет. Я ощутила ее. Попробовала на вкус и… пропала.
Во сне он пришёл. Не как жених сестры. Как хозяин. Обнажённый, с расправленными крыльями, с чешуёй на шее и огнём в глазах. Он не говорил. Он просто снял с меня всё — платье, стыд, прошлую жизнь — и прижал к себе, будто я — его дыхание, без которого он задохнётся.
Я проснулась с криком, сжимая простыни, с горячими щеками и пульсацией между бёдер.
И сразу же — стыд. Такой глубокий, что хотелось провалиться сквозь пол и никогда не возвращаться.
Я лежала, считая секунды, которые отмеряли старые часы. И пыталась понять, как теперь жить дальше. Да, сон немного стёр воспоминание. Казалось, что всё, что вчера происходило в здесь, в комнате, было лишь сном. И что этот поцелуй мне тоже приснился. От этой мысли мне стало чуточку легче.
Служанки вошли без стука — уже не как тогда, когда я пришла в лохмотьях, а с почтением, почти с трепетом.
Они несли тёплую воду, шёлковую рубашку, корсет и — да — то самое зелёное платье, скромное, без кружев, без блёсток. То, что говорит миру: «Я не претендую. Я — тень».
Я молчала, пока меня одевали. Мои пальцы дрожали, когда служанка застёгивала пуговицы. Сердце — тоже дрожало. Не от страха перед мужем. Не от бабушки. А от одного только мысли: «Как я посмотрю в глаза Витте после того, что случилось?»
Она — свет.
Я — пепел.
А вчера ночью я целовалась с её будущим мужем, как будто он был моим.
Как будто весь мир рухнул, и мы остались вдвоём среди руин.
— Вас ждут за завтраком, в столовой, — послышался голос Присциллы. Я кивнула, чувствуя, как меня мутит от одной мысли, что сейчас мне придётся это сделать. Посмотреть ей в глаза.
О, как же счастливы такие, как мой муж! Как же счастливы люди, у которых нет ни капли совести! Они могут смотреть в глаза после предательства, улыбаться, пряча за спиной нож или шаря рукой в чужом кармане, вытаскивая оттуда всё, что загребут. Они могут хохотать над твоей шуткой, заверять в вечной дружбе, но стоит тебе только уйти, тут же облить тебя помоями.
Я вышла в коридор. Шаги — тихие, будто я не имею права на шум. Сердце колотилось громче, чем часы на стене.
В столовой уже пахло свежим хлебом и кофе. Казалось, этот уютный запах всегда пробуждал во мне желание жить, но не сейчас.
Бабушка сидела во главе стола — прямая, как штык, с чашкой чая в руке. Однажды мы с Виттой считали, сколько кружек чая бабушка может выпить за день. И сбились на сорок восьмой.
Это воспоминание чуть-чуть согрело мне душу, словно на мгновенье я снова оказалась в тех временах, когда меня ещё не выдали замуж и когда я не встретила его.
Рядом с бабушкой на месте почётного гостя восседал Гессен.
В алом мундире, с орденами, с теми же чёрными волосами, с теми же серыми глазами, которые вчера смотрели на меня так, словно я — весь его мир. Он поднял на меня глаза, я почувствовала дрожь. Он не мог скрыть то, что прячется в глубине души. Его глаза выдавали его и губили меня.
И Витта — чуть впереди, сияющая, как солнце после метели. Она ела пирожное маленькой ложечкой, мечтательно листая каталог.
Когда я вошла, Витта подняла голову и улыбнулась. Не вежливой улыбкой светской гадюки, не скучной улыбкой: «А, привет, это всего лишь ты!», а искренней, настоящей улыбкой, которая проникала лучом света в любую душу.
— Велли! — прошептала она, и в её голосе — только радость. — Ты пришла! Как ты себя чувствуешь после вчерашнего? Прости, я уснула… Ты же мне расскажешь, что вчера было!
«Вчера. Было», — пронеслось в голове, я лишь кивнула, понимая, что Витта жаждет подробностей моей встречи с мужем, которого она ненавидела всей душой.
Я попыталась улыбнуться в ответ.
Растянула губы. Сжала челюсти — чтобы не дрожали. Но внутри всё трещало.
— Конечно, расскажу, — прошептала я, усаживаясь на своё место.