Генерал дракон моей сестры

Глава 2. Дракон

Общество давно меня научило, чем белее и пушистей человек, тем больше это плесень. И сейчас я слышал голос старой плесени, доносившийся из комнаты. Он резко изменился после разговора со мной.

— Вилена, дорогая, — послышался елейный, словно яд в меду голос леди Хейверинг.

Я не двинулся с места, стоя у двери гостиной, наблюдая, как она входит — мокрая, дрожащая, словно призрак, вырвавшийся из собственного кошмара.

Вилена.

Имя ударило в грудь, как удар сабли. Короткое. Острое. Знакомое — хотя при мне его говорили крайне редко.

Теперь у моей проблемы появилось имя. Не только глаза, красивые губы, нежное лицо и хрупкие плечи.

Я вспомнил, как ее рука едва-едва коснулась моей груди и легонько провела по ней, словно пытаясь загладить вину.

«Моя!» — зарычал дракон во мне, и я пошатнулся от силы этого зова.

Я не ожидал этого. Не готовился. Не разрешал себе даже думать, что однажды это случится — что я встречу её. Свою.

Я не двинулся с места. Не потому что слушал — я контролировал. Контролировал дверь, за которой исчезла та, чьё имя я только что узнал.

— Я не заметила, что ты приехала! Ах, эти слуги… Заняты подготовкой помолвки твоей сестры и совершенно забыли о своих обязанностях! Доложить мне о приезде моей драгоценной внучки!

Я не ушёл. Не мог. Мои ноги будто вросли в пол, а мой взгляд запомнил — каждую каплю талой воды на ресницах, каждый синяк, спрятанный под растрепанными прядями, каждый изгиб её тела под мокрой тканью порванного платья.

Боги… Она была хрупкой. Но не сломленной.

— О, неужели? У тебя сломалась карета, и ты шла пешком через метель?

Я слышал каждое слово. Слышал, как эта старая салфетка, леди Хейверинг лжёт — легко, как дышит. Как будто не она пять минут назад сказала внучке: «Уходи пешком, как пришла».

Вилена молчала. И в этом молчании было больше правды, чем во всех фразах старухи, вместе взятых.

Я сжал челюсти так, что заскрипели зубы.

— Ты вся продрогла, девочка моя! Сейчас тебе принесут одеяла и чай! Присцилла! Как ты посмела! Ты должна была сразу же бежать ко мне и кричать, что приехала моя дорогая внучка! — в интонациях старой салфетки прозвучал явный укор.

— Госпожа! — в голосе служанки — страх, но и упрёк. — Я вам сразу же сообщила! Вы сказали прогнать её и не пускать на порог!

— Я? Я не могла такого сказать! Ты, видимо, все неправильно поняла! Ты позоришь меня перед господином генералом!

Господином генералом.

Как будто я не стоял у двери пять минут назад. Как будто не видел, как Вилена вылетела из гостиной — дрожащая, мокрая, с лицом, изуродованным слезами и ужасом. Как будто не чувствовал, как её лоб врезался мне в грудь, и как её пальцы впились в мою ткань, будто я — последняя опора в этом проклятом мире.

Моя.

Слово ударило изнутри — не мыслью, а рёвом. Глубоким, первобытным, таким, что я пошатнулся.

Моя. Моя. МОЯ.

— Быстро! Чего встала! Чай для моей внучки! О, милая, сядь поближе к огню! Ты совсем продрогла! Полагаю, твой муж не смог приехать? Опять дела? Ну ничего… Сейчас мы выделим тебе комнату. И поищем что-то из твоих старых нарядов. Не волнуйся, дорогая. Ты дома.

Вилена ничего не ответила, и дверь в гостиную мягко закрылась.

Я медленно отступил в коридор. Сердце стучало так громко, что, казалось, стены вибрировали.

Я становился у окна, оперся ладонями о подоконник — и сжал его так, что дерево заскрипело под пальцами. Холод стекла обжигал лоб, но не мог унять жар, разливающийся по венам.

Эта женщина… должна принадлежать мне. Так решил дракон внутри.

Когда она выбежала из гостиной — ослепленная слезами, ничего не видя, — я едва успел среагировать. Она врезалась в меня всем своим хрупким телом, и в тот миг что-то внутри меня взорвалось.

Я почувствовал её — не просто плоть, не просто тепло. Я почувствовал своё. Как будто моя кровь узнала её, как будто зверь внутри меня впервые за долгие годы нашел то, что было предназначено мне задолго до моего рождения.

Она подняла глаза. Большие, тёмные, полные слёз — но в них не было покорности. Только гордость, ярость и отчаяние. И в этом взгляде я прочёл всё: побои, предательство, одиночество… и несокрушимую волю.

Я не заметил, как схватил её за локоть. Не из вежливости. Из инстинкта — чтобы удержать, чтобы не ускользнула.

Я смахнул снег с её виска — не задумываясь. Просто нужно было коснуться.

Я не осознал, что держу её за локоть. Что касаюсь пальцами её ледяной кожи. Что смахиваю кусочек льда с её влажных волос. Что смотрю на неё так, будто мог бы сжечь весь мир, лишь бы защитить её.

Жар поднялся от живота к груди, и я едва сдержал стон.

Хочу её. Хочу. Хочу.

Сейчас. Здесь. Сорвать это жалкое платье. Прижать к стене. Скрыть от всех. Увезти. Сделать своей — навсегда.

Но…

Она — сестра моей невесты.