Я глотала воздух, мои губы беззвучно шевелились, а Гессен склонил голову набок, а потом плавно склонился ближе к моему лицу.
Достаточно, чтобы я почувствовала его дыхание на губах.
Его дыхание — горячее, чем поцелуй.
Оно обжигало не кожу, а совесть.
Его палец медленно провёл по линии моей нижней губы. Я резко выдохнула, а его палец чуть приоткрыл мои губы, проникая между ними и касаясь моих разомкнутых зубов и кончика языка. Я почувствовала, как колени подкашиваются, как внизу живота вспыхивает жар, как тело готово сдаться — даже если душа кричит: «Нет! Это предательство».
— Я тоже не имею права, — задыхаясь прошептал Гессен. Его руки скользнули по моей тонкой ночной рубашке, натягивая ткань так, чтобы она обрисовывала мой силуэт.
Его рука скользила по моей груди, а тело откликалось на его прикосновения.
— Бросить тебя сейчас на кровать, — прошептал он, а я едва не простонала от этих слов. — Зажать тебе рот, чтобы ни единая душа в этом доме не услышала твои стоны… Подо мной…
Он провёл пальцем вдоль линии моей шеи — от ключицы до уха. Он касался меня с нежностью — но его пальцы дрожали от сдерживаемого зверя. Каждое его движение было борьбой между «хочу» и «нельзя».
Медленно. Обжигающе.
В тот миг я перестала дышать.
— Это неправильно, — прошептала я, и в голосе дрожала не вина, а предательство — по отношению к себе, к сестре, ко всему миру. Грех, уже совершённый в мыслях.
— Да, — кивнул он. — Неправильно. Как неправильно то, что мы встретились. Как неправильно то, что я мечтаю увидеть тебя обнажённой, с разведёнными коленями, с пальцами, впившимися в простыни, пока я заставляю тебя забыть, кто ты.
Я задохнулась от его слов.
Потому что это — именно то, чего я хочу.
Даже если это убьёт меня.
Он приблизился ещё. Так близко, что его грудь почти касалась моей.
— Я не должна… — вырвалось у меня.
— Нет. Вы не должны.
Он отпустил мой подбородок.
Но тут же его рука скользнула к моей талии — не грубо, но без спроса.
— Но вы хотите. Так же, как хочу и я… Так же сильно… Так же страстно…
Его зрачки — вертикальные, как у зверя — смотрели на меня с такой жаждой обладания, что я пошатнулась.
И тогда он притянул меня к себе — резко, без предупреждения, будто больше не мог сдерживать то, что рвалось наружу с первого взгляда. Его рука скользнула к моей спине — не касаясь синяков, обходя их с такой нежностью, что боль превратилась в сладость.
— Я искал тебя, — слышался голос, а я закрыла глаза, чувствуя, как по щекам потекли слезы. — Искал… женщину, которую буду желать больше всего на свете. Ту, которую выберет зверь внутри… И когда не нашел, решил жениться на твоей сестре, чтобы однажды увидеть тебя в коридоре…
— Я не могу, — прошептала я, и в этом «не могу» было всё: и страх, и отчаяние, и молчаливое «возьми, даже если это убьет нас обоих». — Это было бы ужасным преступлением… Прости всего… Против моей сестры… Я люблю ее, понимаете? Люблю... Она для меня — самый дорогой и близкий человек… Вы не понимаете, о чем просите…
Я была в таком отчаянии, что мне хотелось умереть. Упираясь лбом в его грудь, я вдыхала его запах, беззвучно плача над несправедливостью судьбы.
— Я никогда не нарушал свое слово, — слышала я страстный шепот. И только сейчас понимала, что в этом аду нас двое. — Мое слово всегда было законом. Я никогда не посмел бы опорочить честь мундира…
Его пальцы впились в мои волосы с жадностью. Хриплое дыхание, глухой стон, вырвавшийся из его груди, — все тут же отозвалось внутри меня желанием.
— Если бы не ты… — прошептал он, скользнув дыханием по моим губам.