Жена поневоле

29

Центральный офис банка «Континент» находился в Центре в высоченном здании из стекла и бетона и занимал семь этажей. Охрана была серьезная, и в банк ее пропустили только по тому, что Стас из машины позвонил Лаврентию Павловичу, предупредил об их визите, и им заказали пропуска.

Охранник в форме проводил их к лифту, сдал с рук на руки лифтеру и, стараясь запомнить «подозрительную личность», назвал нужный этаж. Двери закрылись, и лифт повез их на пятый этаж.

— Привет, — поздоровался Станислав с очередным охранником, но уже в темном костюме с галстуком — только накаченное тело и серьезно-подозрительное выражение лица отличали его от служащего банка. — Мы к Лаврентию Палычу.

— Следуйте за мной.

Они прошли по длинному коридору юридического департамента, по обе стороны которого находилось много дверей, и вошли в последнюю, торцевую дверь, очень отличающуюся от остальных. Черная с золотыми буквами табличка на двери подчеркивала значимость человека, сидящего в этом кабинете — «Директор юридического департамента — Ленский Лаврентий Павлович» — было написано на ней красивым каллиграфическим почерком.

Ослепительно улыбнувшись, миловидная секретарша со знакомыми голубыми глазами майского неба пригласила их в просторную приемную и, попросив подождать, скрылась за другими дверями, таблички на которой уже не было.

Не успела Кира осмотреть приемную, как секретарша вышла.

— Проходите, пожалуйста, — пригласила она посетительницу, одной рукой придерживая перед ней дверь кабинета, другой поправляя выбившуюся из сложной прически светлую прядь волос.

Дверей было две — вторую дверь Кире пришлось открывать самой.

Войдя в большой кабинет, она остановилась — за ультрасовременным, прозрачным столом над бумагами склонился человек. Длинные пшеничные волосы падали ему на лицо, он нетерпеливо откидывал их и продолжал быстро писать на листе.

Что-то не так было в облике этого человека, но Кира не успела понять, что…

— Присаживайтесь, Кира Дмитриевна, — не глядя на нее, пригласил хозяин кабинета обволакивающим, бархатным голосом, и Кира почувствовала, как ее справедливая злость на этого человека растворяется в чарующей мелодии его голоса.

Ох, как трудно бороться с искушением только слушать этот голос, не возражать и не противиться его обаянию, а просто наслаждаться чарующей, бархатной симфонией звуков. Она даже с места не двинулась — вот, сколько сил отняла у нее эта борьба за собственные желания и эмоции.

Человек за столом оторвался от бумаг, поднял голову и улыбнулся.

— Что же вы не проходите, Кира Дмитриевна? — все тем же чарующим голосом спросил он.

Чувство настоящего разочарования окончательно пригвоздило Киру к полу — словно, как в детстве, угостили ее шоколадной конфетой, а вместо конфеты в бумажке оказался кусок пластилина.

Еще никогда Кира не видела такого несоответствия между голосом и внешностью человека — человек за столом, обладающий таким уникальным, чарующим голосом, был некрасив. Больше того, он был неприятен, когда говорил и улыбался, показывая огромные, лошадиные зубы.

Насладившись произведенным эффектом, Лаврентий Павлович Ленский снова широко улыбнулся, но глаза его были темными и напряженными.

Автоматически закрыв дверь кабинета, Кира стояла на месте, не в силах справиться с разочарованием.

А она то думала, что умеет владеть своими эмоциями!

Откуда она взяла, что этот бархатный баритон принадлежит именно красавцу, а не среднестатистическому мужчине, который по утверждению ее бывшей лучшей подруги Ларисы, должен быть чуть «красивше» обезьяны?!

Кто ей сказал, что он красавец? Кто внушил эту мысль?

Бурмистров! Он вполне серьезно опасался, что она влюбится и потребует развод…

— Ну, раз дама не желает садиться, то и мне придется встать.

Лаврентий Павлович спрыгнул со стула и поспешил навстречу гостье, резво переставляя маленькие ножки и смешно взмахивая короткими ручками…

Чуть не падая в обморок от удручающего зрелища, Кира все же сделала шаг вперед, но она была окончательно добита: воображаемый красавец на ее глазах превратился из прекрасного принца не просто в человека с неприятным лицом, а в уродливого карлика!

Боже! Чего-чего, а этого она никак не ожидала!

И никто ее не предупредил о внешности Лаврентия Павловича!

Хотя нет — Вячеслав что-то говорил о неординарной внешности друга, но она и представить себе не могла, до какой степени внешность его неординарна!

— Вас не предупредили, что я карлик! — догадался хозяин ультрамодного кабинета и смешно хлопнул себя по лбу короткой кучкой. — Это мое упущение. А вы, как я погляжу, дама впечатлительная, но с крепкими нервами. Другие дамочки вскрикивают или убегают, а иные прямо в обморок хлопаются — приходиться долгонько их в чувство приводить.

Его спокойный, ласковый голос вывел Киру из ступора и вернул в реальность: щеки ее тут же вспыхнула от стыда за свое поведение, и ей захотелось провалиться сквозь землю — это же надо так обидеть человека!

Сердце сжалось от сострадания и жалости, на глаза навернулись слезы — по злому ли умыслу или в результате стечения обстоятельств Судьба наградила этого человека уникальным голосом, но искорежила и обезобразила внешность — к телу взрослого мужчины по ошибке были прикреплены детские ручки и ножки.

Кира была готова заплакать от жалости к этому несчастному человеку, так легко и беспечно рассуждающему о своей внешности.

Но огнедышащий дракон по имени Змей Горыныч ему не поверил — в Кире будто ожили и заспорили два совершенно разных существа: один добрый, впечатлительный и доверчивый, вернее она, другой умный, жесткий и циничный. Первая готова была жалеть, плакать и сострадать; второй же все время помнил об изменчивом голосе этого человека, не верил собственным глазам и подозревал всех и каждого в посягательстве на «золотой запас» Бурмистрова К тому же, в отличии от «чувствительной половины», он знал, что в жизни все не так, как видится и думается человеку: жизнь намного сложней и непредсказуемее, чем кажется на первый взгляд — и старался заглянуть за вызывающую жалость оболочку. Но пока у него ничего не получилось — глаза Лаврентия Павловича Ленского оставались презрительно отгороженными, словно закрытые вороненым, стальным щитом.

— Так, о чем, бишь, мы с вами говорили до вашего шока? — задрав голову кверху, продолжал ерничать Лаврентий Павлович.

Кира глубоко вздохнула и несколько раз сжала и разжала кулак за спиной — движение отвлекало от тягостных мыслей, разгоняло кровь и заставляло вернуться в реальность.

— Не знаю, как вы, — произнесла она и покашляла — первые слова дались ей с трудом, — а я пришла с вами ругаться.

— Ругаться? — недоверчиво переспросил карлик и, схватившись маленькими детскими ручками за щеки взрослого мужчины, комично покачал головой. — Может, присядем, Кира Дмитриевна, и поговорим спокойно? Говорят, в ногах правды нет!

— Нет! — нервно вскрикнула Кира, испугавшись, что зрелище, вскарабкивающегося карлика на высокое для него кресло, окончательно и навсегда убьет в ней чувство справедливого гнева (и другие чувства заодно) и оставит в ее душе лишь противную, унижающую их обоих жалость. — Простите, Лаврентий Павлович, но я спешу.

— Ну, как хотите, — карлик отошел назад на несколько шагов, чтобы удобнее было смотреть в лицо высокой гостьи (имеется ввиду не ранг, а рост), и, как Наполеон, сложил ручки на груди. — Я вас слушаю.

Для того чтобы собраться с мыслями и вернуть себе обиженное состояние, Кире потребовалось несколько секунд. Они смотрели друг на друга, как бойцы перед боем, оценивая противника. И Кире пришлось признать, что несмотря на своеобразную внешность — очень своеобразную, перед ней был умный и серьезный противник, к тому же он был с ней предупредителен, любезен и вежлив и сердится ей было на него не за что (о событиях в доме она знала лишь со слов Николая).

— Лаврентий Павлович, — начала она разговор, с трудом подыскивая слова, не провоцирующие конфликт, — на правах хозяйки дома и много еще чего, я взяла бразды правления в свои руки, установила жесткие правила и требую их соблюдения вплоть до увольнения нарушивших их. Одно из них: в дом при отсутствии хозяев никто посторонний не входит. Так что в следующий раз, когда вы соберетесь к нам в гости, прошу предупреждать о своем визите заранее, во избежание конфликтов.

— Это ультиматум? — неожиданно жестко, как подчиненного, перебил ее директор юридического департамента банка. — Вы хотите сказать, что меня не рады видеть в доме Вячеслава?

Кира приняла вызов и перестала извиняться и раскланиваться.

— Что вы, что вы, дорогой друг моего дорогого супруга! — сощурила она глаза и как можно слаще улыбнулась, вспоминая волчий, любезный оскал Дмитрия Викторовича Юшкина — нет, так она не умеет — одной лишь «улыбкой» расправляться с врагами. — Я всегда рада друзьям мужа! Но когда они приезжают в его отсутствие — согласитесь, это весьма странные визиты к замужней женщине — знаете ли, Лаврентий Павлович, я чувствую себя заложницей условностей. И еще… имущество и деньги Вячеслава меня не интересуют, и тратить его деньги налево-направо я не собираюсь.

Губы у Лаврентия Павловича вытянулись в трубочку, в глазах заплескалось веселое удивление — и куда это запропастился его стальной щит?

А Кира продолжала говорить, давая противнику понять, что их разговор с адвокатом в кабинете Бурмистрова был ей услышан.

— Но, если понадобится, дорогой Лаврентий Павлович, я буду махать свидетельством о браке перед вашими носами и путаться у вас с Борисом Яковлевичем под ногами. Вячеслав рассчитывает на вашу помощь, но если вы очень заняты своими делами, то нам сможет помочь кто-нибудь другой — денег у нас хватит, чтобы нанять лучших адвокатов для Вячеслава и консультантов банковского дела для меня.

— Хотите взять быка за рога? — невесело усмехнулся Лаврентий, самолюбие его было задето — с такими деньгами она и правда быстро найдет им с Борисом Яковлевичем замену. — Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня?! Я введу вас в курс дела прямо сейчас: скоро совет директоров, на нем будут решать вопрос об акциях Вячеслава, о доверительном управлении, о продаже, передаче — вам придется присутствовать на этом совете. Прошу за мной…

И Лаврентий Павлович шустро выбежал из кабинета и, кивая на ходу Стасу и отдавая указания секретарше, направился, не оглядываясь, по коридору к лифту.

Прихрамывая, Кира с трудом поспевала следом.

Глядя в спину человеку столь неординарной внешности, она уже не чувствовала ни разочарования, ни слезливой жалости к нему. Теперь он не казался ей уродцем с чарующим голосом — необыкновенный голос, как бы, компенсировал, корректировал недостатки внешности, теряя при этом часть своей привлекательности, но, делая образ человека и голоса единым целым. Лаврентий Павлович Ленский стал для нее обыкновенным человеком со своими достоинствами и недостатками.

Иллюзии, рожденные уникальным голосом, исчезли окончательно!