Жена самурая

Глава 31. Нагацуки. Часть 1.

В сопровождении самураев Наоми возвращалась из вынужденной поездки в соседнюю с поместьем деревню.

Пару недель назад служанки передали Наоми, что в кладовых поместья Минамото не досчитались запасов риса, соевых бобов и сансая. Проверив свои записи и изучив свитки прошлых лет, она поняла, что этой осенью из многих деревень пришли скудные обозы. Некоторые — как та, в которой они находились сейчас, — не прислали ничего. В иные времена наказание за подобное было суровым и незамедлительным — Наоми узнала об этом из прочитанных свитков.

Ей пришлось отправиться в деревни, чтобы самой во всем разобраться и воздать крестьянам должное за непослушание. И пусть боги помогут ей, ибо она не намеревалась хоть как-то наказывать измученных неурожаем и войной людей.

И сейчас, сидя в рикше и направляясь обратно в поместье, Наоми пыталась перевести дух. Управление давалось ей нелегко. Очень нелегко. Как же тягостные обязанности главы клана противоречили ее натуре! В поместье отца она привыкла к любви слуг, к тому, что почти все они участливы к ней и добры. Привыкла противопоставлять себя отцу и думать, что вот она — хорошая! Легко быть хорошей, когда ничем не занимаешься и ни за что не несешь ответственности. Легко…

Ребенок внутри нее толкнулся, словно уловил ее тревожные мысли. Наоми накрыла ладонью тяжелый, высокий живот и поежилась, когда очередной порыв промозглого ветра пробрался под кимоно и плащ.

— Тише, тише, — едва слышно шепнула она. — Тише, малыш.

Она не могла дать сыну имя без Такеши — точно также, как и в клане Фудзивара не могли наречь дочь Фухито-сана и Ёрико. Но про себя Наоми звала малыша Таро*. И надеялась, что однажды Такеши проведет церемонию наречения имени для их старшего сына.

Ее ребенок вновь принялся толкаться, и она поморщилась. Он родится уже совсем скоро — с каждым днем ему становилось все теснее и теснее внутри нее. Наоми боялась даже думать об этом — рядом с ней не будет ни одной опытной женщины, чтобы поддержать словом и делом. В библиотеке Минамото она прочитала уже все, что хоть как-то относилось к разрешению от бремени — лишь два небольших свитка.

Она скучала по матери каждый прожитый день, но впервые столь остро захотела, чтобы та была сейчас рядом. Чтобы был кто-то — кроме воинов и слуг.

«Может быть, в следующей деревне мне попросить направить в поместье не только молоденьких девочек? Может быть, найти женщину, которая поможет?..»

От резкой остановки рикши Наоми соскользнула с сиденья на пол, ушибив колени. Она вскрикнула, подумав о сыне — только бы не задеть живот! — и с облегчением выдохнула, когда боль пронзила запястья. Позвонки на шее обдало неприятным холодом, и Наоми стало страшно.

«Пусть мы наткнулись на большой камень… или поваленный ствол дерева…», — взмолилась она, поднимаясь с колен и выглядывая из рикши. Недалеко от них, на западе в серое небо поднимался столб темного дыма. На западе — со стороны поместья клана Минамото.

Наоми вскинула к лицу руки и спрыгнула из рикши на землю, от ужаса позабыв на мгновенье даже о сыне. Она увидела, что Масато-сан уже бежит к ней с вершины холма, с которой уже было можно разглядеть очертания поместья.

Только зачем им это?.. Наоми не сомневалась — горит именно оно.

— Госпожа! — Масато-сан встряхнул ее, потому что она, сама того не заметив, начала захлебываться в истерике.

— П-п-поместье?.. Это поместье?! — бессвязно забормотала Наоми и дрожащими руками вцепилась в кимоно мужчины.

— Нам нужно уходить, госпожа. Сейчас же, — Масато-сан все еще держал ее за плечи — непозволительная вольность в любой другой момент, но сейчас Наоми была ему благодарна.

Было нужно, чтобы кто-то ее держал.

— Это поместье горит?! — овладев голосов вновь, выкрикнула она. — Поместье?!

Наоми казалось, горит она сама.

Она отчаянно пыталась сцепить зубы, что громко клацали друг о друга, унять слезы, что вот-вот готовились пролиться. Но истерика накрыла ее подобно волне — безжалостной и высокой, и она захлебнулась.

— Нужно идти, госпожа, — Масато-сан стиснул ее запястье и потащил за собой, и Наоми повиновалась, словно безвольная кукла. Она послушно переставляла ноги, следовала за мужчиной, не разбирая пути, слепо подчиняясь. Спроси ее о том, как они шли — и увидишь лишь пустоту в глазах.

Поместье в сознании Наоми соотносилось не просто с домом. Поместье, даже после похищения, представлялось ей крепостью, и не было в стране места надежнее него. Она спала спокойно, уверенная, что уж в нем-то с ней не приключится беды.

Она озиралась все время, пока Масато-сан уводил ее с холма вглубь рисового поля, и видела, как столб дыма разрастался, и вскоре все небо сделалось темно-серым, и в воздухе запахло гарью.

Они бежали сквозь поле к лесу, и ноги Наоми увязали в болотистой почве, проваливались в вязкую жижу, и как же она жалела сейчас, что предпочла дзори всегда удобным гэта. В самом начале поля они были вынуждены оставить рикшу — ее колеса утопали в земле еще сильнее, чем дзори Наоми.

Наоми не могла идти быстро и понимала, что задерживает всех, но никто из сопровождавших их солдат не обгонял ее и Масато-сана. Все они держались позади и, подобно Наоми, оглядывались по сторонам. Только в отличие от нее, они смотрели цепко и не жалели о горящем поместье, а искали противников.

В правом боку немилосердно закололо, и Наоми прижала к нему раскрытую ладонь. От быстрой ходьбы и встречного ветра ее аккуратная прическа растрепалась, и сейчас волосы неприятно липли к покрытому испариной лбу.

— Масато-сан, — просипела она на выдохе и настойчиво потянула его за руку, — я не могу так быстро…

Мужчина развернулся к ней, и она удивилась, увидев сочувствие на его обычно беспристрастном лице. Он резко остановился и столь же резко поднял ее на руки, хотя при размере ее живота это было непросто. Каждый его шаг чувствительным толчком отдавался в ее теле, и Наоми прикусывала губу всякий раз, как Масато-сан, забывшись, срывался на бег.

Она обхватила ладонями живот, уговаривая и себя, и сына потерпеть. Кромка леса маячила уже совсем близко, не дальше, чем в шести тё*. Еще немного, и они смогут остановиться, чтобы перевести дух. Нужно лишь уйти с открытого пространства, где они проглядывались на многие ри* вокруг, и где любая пущенная стрела будет для них смертельной.

Наоми умела терпеть, уж тут она в себе не сомневалась. Наоми умела, а вот ее сын — нет. И когда ее поясницу прострелила судорога, а подол кимоно намок, сделавшись невероятно тяжелым, Наоми поняла, что ее сын собирается увидеть свет.

Слишком рано! Слишком!..

По ее подсчетам ей оставалось носить дитя еще около трех-четырех недель.

Она встретилась с полным ужаса взглядом Масато-сана и вскрикнула, принялась извиваться в его руках. Боль была острой и горячей, словно раскаленный меч. Она чувствовала ее в спине, боках, изнутри живота — везде.

— Поставь меня на землю, — стиснув зубы, прорычала она, забыв об уважительном обращении. Она бы не обратила внимания, если бы нападение на них произошло в ту минуту. Все, о чем Наоми могла думать, — это ритм ее дыхания. Она пыталась не захлебнуться в собственной боли и в схватках, что скручивали все тело.

Она согнулась едва ли не до земли, стиснула подставленную руку Масато-сана и мучительно застонала.

— Мы не должны останавливаться, госпожа. Нужно дойти до деревьев, — умоляюще произнес мужчина.

Наоми не помнила, как они дошли. Она делала шаг и останавливалась, пережидая очередную схватку. Она падала на колени прямо в грязь, потому что не могла больше стоять, поднималась и шагала вновь. Ее волосы слиплись от пота, а кимоно — промокло почти насквозь. Она плакала и размазывала слезы по лицу, всхлипывала и все крепче сжимала руку Масато-сана.

— Я н-не знаю, что мне делать, — Наоми клацала зубами при каждом слове.

— Ее нужно отнести в деревню, — солдаты негромко переговаривались друг с другом за спиной Масато-сана.

Она едва слышала их, сосредоточившись на собственной боли и панике.

— Масато, ты не можешь… не можешь сделать это. Не должно нам видеть госпожу такой.

— Это попрание всех наших традиций. Кенджи-сама будет вправе казнить тебя!.. — у кого-то из воинов перехватило дыхание от происходящего.

— Пусть, — мужчина огрызнулся, помогая Наоми устроиться под первым деревом, что встретилось на их пути. — Лучше отыщите ручей и достаньте чистые повязки! Они нам понадобятся…

— Где бы нам их взять? — донесся чей-то едкий голос. — Никто ведь не предполагал подобного исхода!

— Разрежьте плащи! Да хоть всю одежду разорвите на полоски, — сквозь стиснутые зубы процедил Масато-сан.

Он держал в руках тонкое запястье Наоми, отсчитывая удары ее сердца.

— Госпожа, вы должны успокоиться, — мужчина поймал ее полубезумный взгляд. — Успокоиться и начать дышать. Иначе у нас ничего не получится.

«У нас. Он сказал — у нас!» — теперь Наоми была готова расплакаться уже не от ужаса, а от накатившего вдруг облегчения.

Она была не одна. Масато-сан сидел рядом, держал ее за руку и показывал, как дышать. И она вторила ему, смотря прямо в глаза, будто завороженная.

— Вот так, госпожа, вот так, — мужчина улыбнулся ей бескровными губами. — Вот так.

Наоми смогла подышать почти пять минут, пока очередная схватка не заставила ее выгнуться под нечеловеческим углом. Она застонала, отвернула лицо, уткнувшись в древесную кору.

— Расстелите плащи! — Масато-сан взял ее на руки и бережно перенес на ворох солдатской одежды.

— Боги!.. — Наоми прикусила губу и стиснула в ладонях плотную ткань. Она была готова сейчас на что угодно, лишь бы это все прекратилось.

Каждый раз она думала, что не сможет больше выдержать, но каждый раз выдерживала и получала короткую передышку, а после все повторялось. Наоми тяжело дышала, будто загнанный охотниками зверь.

Масато-сан разрезал подол ее кимоно и хададзюбана, но она едва обратила на то внимание.

— Воду нужно согреть — она будет ледяной.

— Отличная мысль! Давай, разведи костер и приведи к нам врагов…

— Отойдите все подальше. Пусть подле госпожи останется Масато. Мы не должны на это смотреть…

«Почему их пугает дым от костра? Мои крики разносятся намного дальше…» — подумала Наоми, краем сознания цепляясь за ускользавшую мысль.

Внутри — где-то внизу живота — она чувствовала почти ежесекундные сокращения. А еще как никогда остро она чувствовала своего сына.

Она потеряла счет времени, на нее напало муторное, спасительное забытье. Ей все еще было больно и холодно, и все внутри сжимала ледяная рука, но Наоми словно смотрела на происходящее с ней сверху. Словно не была его частью.

Минута тянулась за минутой — медленно, неторопливо. Она пыталась выполнять все, что говорил Масато-сан — дышать на его счет, расслабиться, отдыхать, когда выпадала такая возможность — но пыталась почти безуспешно. Наоми так устала, так вымоталась… У нее не хватало сил даже вдохнуть!

— Такеши… — тихонько застонала она. — Такеши…

«Боги, пожалуйста, пусть это все закончится. Я больше не могу! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…!»

Кажется, Масато-сан закричал, что видит головку ее сына. К тому моменту Наоми едва его слышала. Он просил ее потерпеть и постараться еще немного, еще чуть-чуть, буквально пару раз.

Обессилев, Наоми со стоном впилась ногтями в холодную землю и вытолкнула ребенка в подставленные Масато-саном руки. Мужчина что-то говорил ей, поспешно кутая ее сына. Наоми приняла отчаянную попытку посмотреть на него, почти смогла повернуть голову, но без сил откинулась на плащ и закрыла глаза.

Ей почудилось, как Масато-сан сказал, что она родила дочь.

Конечно же, он ошибся. Она родила мальчика, и она назовет его Таро, если только… если только сможет прежде открыть глаза.

*Название глава получила в честь 9-го месяца по японскому календарю- месяцу долгих ночей.

* Таро — великий сын (это имя дают только первому сыну)

* тё — 109 метров

* ри — 3,927 км