Жена самурая

Глава 50. Отравитель

Такеши шел по дому широко и стремительно — как и всегда, и редкие слуги, оказавшиеся в господской части, поспешно уступали ему путь, и кланялись вслед. Такеши неосознанно сжимал и разжимал правую ладонь, бередя незатянувшиеся порезы, и хмурился, думая о предстоящих делах.

Он нашел Мамору во дворе перед главным домом — тот отдавал последние указания самурайским патрулям, которым предстояло встретить Асакура и проводить их к поместью.

— Наоми и Хоши вместе с Рю-самой уедут на какое-то время из поместья, — сказал ему Такеши. — Их будет сопровождать Масато. Пока все заняты подготовкой к встрече Асакура, я хочу, чтобы ты обыскал все минка — и слуг, и самураев. И все поместье, все комнаты, включая мою. Ищи засушенные травы и ягоды, мешки с ними, горшки, готовые отвары — любые, кроме тех, что относятся к лекарственным. И начни с комнат своей жены и сестры, — Такеши пристально и жестко посмотрел на него, и Мамору показалось, что под ногами зашаталась земля.

Он покачнулся и даже шагнул назад, чтобы сохранить равновесие.

— Такеши-сама… — он заговорил и замолчал, услышав, как дрогнул голос. Прикрыл на секунду глаза, сделал глубокий вдох и склонил голову. — Да, Такеши-сама.

Минамото отпустил его резким кивком и проводил взглядом. Со спины Мамору стал разом похож на старика, хотя шел с расправленными плечами, не горбясь. Такеши знал: если то, чем травили Наоми, найдется в комнате Ханами или Мисаки, он лишится своего вернейшего самурая. Мамору не будет с этим жить.

Когда за рикшей, увозившей его семью, закрылись ворота, Такеши подумал, что поместье опустело. Необъяснимая, неразумная мысль посетила. Ведь сейчас в поместье находилось самураев вдвое больше обычного — в преддверии визита Асакура он приказал стянуть воинов из ближайших расположений. И слуги вносили свою лепту в суету, заполняя дорожки в саду и комнаты в доме своими шагами, приготовлениями, негромкими голосами.

Но его жена и дочь уехали, и Такеши понял, что остался один.

Такеши ушел к месту, где упражнялись обычно самураи, и сперва долго, медленно и вдумчиво подтачивал свою катану — это занятие всегда успокаивало его и помогало сосредоточиться, облечь мысли в плавную, тягучую форму, и позволить им скользить единым потоком на задворках сознания. А после вел бой с невидимым противником, раз за разом рассекая катаной воздух. Там его и нашел Мамору спустя пару часов, когда солнце перешло полуденную черту.

Скинув куртку, Такеши жадно пил холодную воду из бамбукового ковша, и кожа на его груди и плечах покраснела в местах, куда попадали капли. Услышав знакомые шаги, он не подал вида и стоял к Мамору спиной, пока он не остановился и тихо кашлянул, привлекая его внимание.

Такеши знал ответ до того, как Мамору его произнес. Если бы удалось что-то найти, он вел бы себя иначе.

— Я все осмотрел, господин. Не нашел ничего необычного, или подозрительного, или странного, — произнес Мамору убитым голосом.

Он ощущал необъяснимую вину и чувствовал, что был обязан что-то найти, а теперь подвел своего господина. И еще он ощущал беспомощность. Он не знал, чем был вызван приказ господина, и мог лишь догадываться, почему он велел начать с комнат его жены и сестры. Мамору не считал, что вправе задавать вопросы. Не теперь, когда господин, очевидно, перестал ему доверять.

— Я тебе верю, — сказал Такеши, словно прочитав его мысли.

Ему было совсем не сложно угадать, о чем думает Мамору: отчаяние и беспокойство предельно четко виднелись на его лице.

— Иначе не стал бы просить осмотреть комнаты Ханами и Мисаки, — добавил Такеши будто само собой разумеющееся.

Накинув на плечи куртку, он повернулся к Мамору и провел ладонью по длинным волосам, выбившимся из традиционной прически во время его упражнений с катаной. Прошло столько лет, но Такеши все еще помнил, как кололи ладонь его коротко, нарочито рвано обрезанные волосы. Он поклялся стричь их, пока не отомстит за свой клан. Но отмстил ли он по-настоящему, уничтожил ли всех врагов? Его жену травят, и значит, свою клятву он не исполнил.

— Осмотрите хранилища, проверьте наши запасы. Должно быть что-то, что укажет нам на это существо…

Рю-сама сказал ему, что скорее всего Наоми травили не ядом, а лекарством — целебными травами, которые по отдельности использовались, чтобы врачевать раны, а все вместе вызывали выкидыши. И если он прав, следы таких трав должны остаться где-то в поместье. Лекарь подготовил для них перечень трав, которые использовали обычно женщины, чтобы избавиться от нежеланной беременности: адонис, горец птичий, пижма, шалфей, болотная мята, сенна, тысячелистник, лавровый лист, змеевик, душица.

Просто так им неоткуда бы взяться в поместье Минамото. Если их найдут, значит, кто-то намеренно собирал их.

Предположений, кто мог стоять за отравлением, было множество. Хеби и Ханами — самое очевидное. Уязвленный в своей гордости клан Токугава, утративший после войны последнее достоинство. Остатки союзников и последователей Тайра, которых они так и не смогли истребить до конца. Асакура. Кто-то из многочисленных советников, дядюшек, родственников Нарамаро, посчитавший, что он оказывает на Сёгуна слишком большое влияние. Да мало ли у него врагов! Назвать союзников будет легче и короче. А сколько тех, кого он не воспринимает всерьез, не считает настоящей угрозой?.. Но даже полумертвая змея кусает до смерти.

Ханами. Быть может, ее стоило исключить из длинного списка людей, которые могли сотворить такое с его женой. За минувшие годы она множество раз доказывала и словами, и на деле преданность своему новому клану. Своему мужу. И его господину. Она выхаживала Наоми, она помогала ей управляться с делами поместья.

Насколько Такеши мог судить со стороны, Мамору свою жену никак не обижал. Напротив. И это именно он уговорил своего господина отослать Хеби подальше из поместья спустя год после брачной церемонии с Ханами. Он сказал, что об этом попросила его жена, которая не могла больше терпеть весь тот яд, что вырывался изо рта бывшей госпожи Токугава.

Так могла ли Ханами и впрямь отравить его жену?..

Такеши встречал гостей у ворот в предзакатный час, когда удлинились тени, и небо на горизонте окрасилось в насыщенно алый цвет. Говорили, такой закат всегда сулит грозу.

Пока Асакура, сопровождаемые отрядом его людей, преодолевали последние оставшиеся им до поместья тё, он, прищурившись, любовался закатом и выглядел абсолютно безмятежным для любого стороннего взгляда. Но Мамору, стоявший подле, все чаще и чаще косился в его сторону, и думал, уж не задумал ли господин встретить гостей обнаженной катаной? Слишком хорошо он знал и его повадки, и мимику — Такеши-сама был каким-угодно в тот момент, но только не безмятежным и расслабленным.

Мамору выдохнул, лишь когда господин с разведенными в стороны руками шагнул навстречу спешившимся Асакура и произнес приветственные слова.

Такеши обменялся с Дайго-саном коротким объятием и перевел пристальный взгляд на мальчика, топтавшегося позади деда. Внук Дайго-сана оказался высоким и тощим мальчишкой с невероятно серьезным, сосредоточенным лицом. И у него дрожал голос, пока он сбивчиво проговаривал слова традиционного самурайского приветствия, не глядя на Такеши. Он боялся, только не было ясно, кого — Минамото или своего деда.

— Я надеялся увидеть рядом с тобой очаровательную Наоми-сан. Долгие годы прошли с нашей последней встречи, — одарив ребенка снисходительным кивком, Асакура встретился взглядом с Такеши. — И где же наша юная невеста? Моему внуку не терпится ее увидеть.

Такеши подавил смешок. Он сказал бы, что мальчику не терпится скрыться с глаз взрослых — если судить по тому, как он втягивал голову в плечи всякий раз, когда заговаривал его дед.

— Вы разминулись с ними на день, — сказал Такеши. — Твое письмо запоздало, и к моменту, как я его получил, Наоми и Хоши уже отправились к Фудзивара. Томоэ гостит сейчас у Хиаши-сана, и ей пора уже вернуться домой.

Разговаривая, они медленно шли по мощенной камнями дорожке к главному дому поместья. Самураи обоих кланов сопровождали их, держась на почтительном расстоянии. Дайго-сан, как и Такеши, не терпел подле себя советников и родственников, которым разрешал бы вмешиваться в свои дела, и потому почти всегда приезжал один.

— Я слышал, ей не здоровилось в последнее время, — старик цепко, внимательно поглядывал на него сбоку.

— О моем клане ходит множество слухов, — Такеши равнодушно повел плечами, и Асакура хмыкнул. Друг другу они не поверили ни на малость.

— Влиятельный клан всегда притягивает внимание, — в тон ему отозвался Дайго-сан. — А клан Минамото столь влиятелен, что его глава может позволить себе не посещать встречи бакуфу и не являться по зову Сёгуна, — с задумчивой, многозначительной полуулыбкой договорил он.

Такеши слегка приподнял брови. Осведомленность Асакура и то, как нарочито, беззаботно старик ее демонстрировал, насторожила его, но он не позволит это увидеть.

— Ну, пожалуй, не столь влиятелен, чем клан Асакура, который позволяет приезжать на встречи бакуфу с опозданием. Но я ценю, что ты решил пренебречь Сёгуном ради знакомства наших детей. Жаль, оно не состоится, — процедил Такеши сквозь зубы. Он сохранял каменное выражение лица все время, пока они говорили — иначе со стариком было нельзя.

Дайго-сан хмыкнул, явно оценив услышанное, и замолчал на какое-то время. Он с невероятным любопытством и вниманием смотрел по сторонам, словно никогда не видел ни деревьев, ни сада, утопающего в последних лучах солнца, ни минка — всех тех вещей, что являлись неотъемлемой частью традиционного поместья самурайского клана.

— Отдохните немного. Дорога была долгой, и вам пришлось сделать большой крюк, чтобы добраться до поместья, — сказал Такеши, когда они вошли в дом. — А после устроим трапезу в честь вашего прибытия.

Он стоял в коридоре, пока вся процессия Асакура не скрылась в глубине дома, и слуги не проводили гостей в отведенные им комнаты. Только тогда он отвел взгляд и отвернулся. Мамору стоял на два шага позади него с бесстрастным лицом, хотя и слышал всю ту ложь, что произнес Такеши. Он собрался заговорить, но его господин раздраженно мотнул головой, и Мамору счел за лучшее промолчать.

То, что у Асакура были шпионы в поместье, не стало для Минамото неожиданностью. И у него были свои люди в окружении Дайго-сана. И в окружении Нарамаро. И подле Фудзивара. У всех были такие люди. Такеши насторожился от показной легкости, с которой Асакура в этом фактически признался. От его нарочитого, демонстративного пренебрежения к неписанным правилам этой игры.

Удивительно, что после такой встречи вечерняя трапеза прошла в благодушных и ничего не значащих обсуждениях искусства, погоды, урожая и скорой зимы. И только когда Такеши и Дайго-сан остались наедине, и слуги принесли им чай и сладости, Асакура, наконец, заговорил о том, что действительно хотел обсудить.

— Не пора ли нам изменить договоренности о браке наших детей? — спросил он прямо.

Пока не прозвучал его вопрос, Такеши вслушивался в звуки ночного поместья и сквозь седзи, прикрытые полупрозрачными створками из рисовой бумаги, наблюдал за пламенем от факела, что трепал на улице ветер. Иногда ему казалось, что он слышал раскаты грома где-то очень вдалеке — они доходили до поместья гулким эхом. Наверное, правы были те, кто говорил, что алый закат — к грозе. Потому что воздух вокруг был тяжелым и влажным, словно туман.

— Ты передумал его заключать? — спросил Такеши, искоса взглянув на Асакура. Он сидел к нему полубоком, повернувшись лицом к седзи, и единственной рукой водил по низкому столу чашку с порядком остывшим напитком.

— Очень забавное предположение, — Дайго-сан хмыкнул. — Но похоже это ты передумал заводить себе наследника.

Такеши знал, к чему клонит Асакура, знал с самого начала, и старик не сказал ничего такого, о чем не думал бы он сам, но как же остро резали его слова! Он скривился и повернулся к Дайго-сану всем телом, накрыл раскрытой ладонью бедро, скрупулёзно контролируя каждый свой жест. Асакура смотрел на него все время, пока они говорили — смотрел, как всегда, цепко, подмечая малейшие колебания его настроения.

— Что ты хочешь? — Такеши также решил отбросить в сторону все церемонии. Он устал от них за время, что прошло со дня избрания Нарамаро Сёгуном, и был даже рад в какой-то степени поговорить с Асакура откровенно. Настолько, насколько мог себе позволить.

— Клан Токугава. Прямо сейчас, не дожидаясь, пока состоится церемония.

Такеши хмыкнул, не таясь. Требование Асакура было столь предсказуемым, что он удивился. Подспудно он ждал от старика чего-то более изящного. Более неочевидного.

Поместье и земли Токугава находились сейчас под совместным протекторатом Минамото и Асакура. Каждый клан назначил своего управляющего, и все значимые решения принимались и воплощались лишь с их обоюдного согласия. За прошедшие годы спорные ситуации возникали нечасто и быстро сглаживались уступками с чьей-либо стороны. Ни Такеши, ни Дайго-сан не намеревались ухудшать отношения между двумя кланами, которым предстояло вскоре породниться, из-за подобных мелочей.

Клан Токугава приносил им почти половину от всех доходов ежегодно. Благодаря своему расположению на пересечении многих торговых путей он обеспечивал два клана золотом за счет пошлин и налогов. Если — когда — они его лишатся, это станет серьезным ударом по казне клана.

Но Минамото никогда не были торговцами, и единственное, что по-настоящему заботило Такеши — хватит ли им золота для самураев? Обеспечивать войско такого размера, как войско Минамото, стоило недешево. Но Такеши не сомневался, что золота хватит. Он найдет, какие расходы сократить.

— Да, к старости я стал предсказуем, — Дайго-сан воспринял его молчание по-своему. Он тонко улыбнулся, пригубив чай. — Но, видишь ли, Такеши, мне больше ничего от тебя и не нужно.

Если старик намеревался его задеть, он не смог. Минамото вздернул бровь и пожал плечами. «Ты больше ничего и не сможешь взять», — подумал он. Он промолчал, потому что в этих переговорах ему была отведена роль слабой стороны. Он просил, и Асакура мог ему отказать, несмотря на то, что первым заговорил об этом. И они оба это знали, и Дайго-сан знал, что Такеши промолчит.

— Я несказанно счастлив это слышать, — он постарался вложить в голос всю иронию, что у него была. — Ведь мне больше нечего вам дать.

Асакура хмыкнул, отдавая Такеши должное.

— Второй ребенок. Независимо от пола, — добавил он после недолгого молчания.

Между ними воцарилась тишина, и до их ушей донеслись шорохи и шепоты поместья: тихая ходьба самураев, шелест ветвей, треск бревен в костре, стрекот цикад.

— Сдается мне, что поместья Токугава может быть мало, — медленно произнес Асакура, намеренно растягивая слова.

Против воли Такеши усмехнулся. Ох, он и не сомневался, что запросы старика вырастут в процессе. Он не стал предлагать Дайго-сану золото — клан Асакура в нем не нуждался. Старика всегда волновала власть, власть и способность влиять на других, власть и единоличный контроль. Потому его сын, уже взрослый мужчина, у которого самого подрастали дети, все еще не имел никакого голоса в клане. Ни голоса, ни влияния, ни самостоятельности.

— Я сейчас много переписываюсь с Хиаши, все пытаюсь согласовать с ним торговые условия. И есть у него советник, который все сильно осложняет. Я думаю иногда, как же было бы мне проще, если бы он навсегда замолчал.

— Вот как, — Такеши прикрыл на пару мгновений глаза. И кивнул, не задумавшись ни на одно лишнее мгновение.

— Тогда мы договорились, — голосом, полным глубокого удовлетворения, произнес Дайго-сан. — Второй ребенок твоей дочери от моего внука унаследует твой клан. Если, конечно, у тебя не родится сын. Время-то еще есть.

— Да, договорились, — отозвался Такеши задумчиво. Он никак не отреагировал на слова о сыне и вновь повернулся к Асакура полубоком, устремив взгляд на седзи. В тот момент уже явственно прозвучал гром, перестав быть лишь далеким эхом. Воздух зазвенел от напряжения, и разом поднялся ветер.

Такеши посетила глупая мысль, больше присущая безусому юнцу, нежели главе клана, мужчине, воину. Мысль была глупой, но повеселила его изрядно, и Дайго-сан заметил его улыбку, которую Такеши и не намеревался скрывать.

— Что тебя рассмешило? — не сдержался Асакура, который не видел поводов для веселья в положении Минамото.

— Я вдруг подумал, что мало было выиграть войну, — во взгляде Такеши плескалось шальное веселье.

Услышав, Дайго-сан расхохотался. Он смеялся долго и с огромным наслаждением, смакуя шутку, которая ею вовсе не являлась.

— Именно поэтому я не выигрываю войны, сынок, — сказал он, и на землю упали первые капли дождя.

***

В один день, спустя почти три месяца после визита Дайго-сана, Мамору стремительно вошел — ворвался — в комнату Такеши, когда тот разбирал накопившиеся свитки. Такое поведение было вовсе ему несвойственно, и потому мужчина с удивлением посмотрел на своего вернейшего самурая.

— Прошу прощения, господин, — Мамору склонился перед ним, но тут же выпрямился. — Кажется, есть новости об отравлении госпожи.

Такеши отложил в сторону недочитанное послание от Хоши: дочь писала ему, что матушка с каждым днем чувствует себя все лучше и лучше, а она сама занимается с наставниками и очень скучает по отцу. Он поднялся и зашагал следом за Мамору вглубь поместья — к минка, где тот жил с женой и сыновьями.

Против обыкновения взволнованная Ханами поджидала их на крыльце, шагая из стороны в сторону. Такеши махнул рукой, обрывая приветствие: он не мог больше ждать.

— Это один из тех, кто отвечает за хранилища и их наполненность, — верно уловив его настроение, Ханами сразу же перешла к сути.

Они даже не вошли в дом, так и оставшись на крыльце, несмотря на ощутимую прохладу и ветер.

— Я просмотрела все записи из наших свитков за последние годы, — голос Ханами, равно как и руки, слегка подрагивал. — И нашла расхождение, — она подняла голову, встретившись взглядом с Такеши. Мамору стоял рядом с женой, не касаясь ее, но безмолвно поддерживая.

— По свиткам выходит, что в хранилищах должно быть намного больше целебных трав, чем там есть сейчас. Мы много за них заплатили.

— Адонис, горец птичий, пижма, шалфей, болотная мята, сенна, тысячелистник, лавровый лист, змеевик, душица, — Ханами на одном дыхании зачитала длинный список из трав. — Их не хватает.

И они входили в тот перечень, что подготовил для них Рю-сама.

— Кто это?

— Бывший лекарь… — заговорил Мамору и слегка подался вперед, чтобы Ханами оказалась у него за спиной. Он не хотел, чтобы жена оказалась человеком, принесшим горестные вести, потому что представлял, как сильно его господину не придется по душе услышанное. — Риоко… — он проглотил суффикс «сан».

Будет кощунством уважительно назвать мужчину, травившего их госпожу!

— Риоко… Риоко… — Такеши свел на переносице брови, мучительно припоминая. Он повторил имя несколько раз, словно пробуя на вкус. Имя убийцы его детей. — Я не помню его.

— Он недолго пробыл у нас лекарем. Сразу после войны, когда госпожа… — Мамору замялся, не найдя подходящих слов. Мог ли он произносить вслух такие вещи?! — Когда госпожа потеряла ребенка…

«В первый раз» — непроизнесенным повисло в воздухе между ними.

— Тот, который отказался ее лечить?! — не сдержавшись, Такеши повысил голос, но быстро взял себя в руки, заговорил спокойнее. — Я выгнал его тогда. Велел убираться прочь.

Он помассировал переносицу, пытаясь сосредоточиться. Столько времени прошло с тех пор. Он помнил, как разозлился и ударил мужчину, как велел ему убираться, как приказал Масато найти нового лекаря — на сей раз достойного. А после он уехал в Камакуру и никогда не вспоминал о старом лекаре до настоящего момента. Не было нужды вспоминать.

— Он остался в поместье и помогал нашему лекарю с грязной работой, — решившись, Мамору нарушил неловкую, гнетущую тишину.

Он кожей ощущал раздражение господина и, приготовившись к возможному удару, коротко втянул воздух сквозь зубы и напряг тело. Такеши дернулся, когда самурай заговорил, и сжал воздух пальцами здоровой руки. Кого ему было винить кроме себя?

— Ханами, будь добра, завари чай, — контролируя каждое слово, нарочито медленно и спокойно попросил Такеши.

— Простите! Мы не пригласили вас в дом! — она всплеснула руками, опомнившись, и торопливо посторонилась.

Он покачал головой, показывая, что не за что извиняться. В первые минуты ему было не до того; сейчас же ему требовалось успокоиться и все обдумать. Хотелось, конечно, отыскать убийцу своих детей и снести ему голову без лишних слов. Но если Такеши и научился чему-то, так не принимать поспешных решений и взвешивать каждый свой шаг.

Мамору раскрыл перед ними двери комнаты, в которой в его семье обычно проходили трапезы, и остался на месте, когда Такеши вошел в нее.

— Садись со мной, — сказал Минамото, расположившись за низким столом и заметив, что его самурай все еще стоит подле дверей.

Помедлив считанные мгновения, Мамору шагнул вперед и опустился на татами напротив.

Ханами сама заварила для них чай и сама подала, разлив по небольшим чашкам и поставив на стол традиционные сладости. Кивком головы Такеши велел ей задержаться и остаться с ними в комнате. Рассеянно катая чашку правой ладонью, он размышлял о словах Ханами.

— Тот… человек не покидал поместье?

— Ни разу за последние пару лет. Я спросил нашего лекаря, и он сказал, что видит Риоко каждый день. Он бы заметил его отсутствие, — Мамору пригубил чай.

— Письма?

— Я обыскал все, господин. Ни одного письма, ни одного клочка, который выглядел бы подозрительно. Но травы для лекаря всегда заказывал только он. И больше никто. Никогда. Мы проверили несколько раз.

Такеши нахмурился. Когда он узнал, что Наоми намеренно травили, то сразу же подумал о причастности старика Асакура. Только старику было выгодно травить детей Наоми — чтобы добиться для себя наиболее выгодных условий по брачному договору. И тот преуспел. Не только забрал у Такеши все поместье Токугава, но и вынудил его согласиться на убийство одного из советников Хиаши-самы. Которое далось ему немалой кровью. Полученная тогда рана заживала крайне медленно и по-прежнему терзала Такеши.

Старик Асакура добился всего, чего мог желать, действуя через Такеши. Всего.

— Нужно его допросить, — сказал Такеши. — Пусть расскажет, кто за ним стоит. Найди и запри его. Только очень тихо. Никто не должен знать. А после перетряхни его вещи еще раз. Ищи ценности, деньги… что-угодно! — допив оставшийся чай одним глотком, велел Такеши. Он поднялся с небольшой заминкой и без былой плавности — сказывалась рана, и Мамору с Ханами встали следом. — Я поговорю с ним завтра.

А сразу после этого он отправится за своей женой и дочерью. Им пора возвращаться домой.