Жена самурая

Глава 52. Камакура

С поспешностью, вовсе не полагающейся госпоже Минамото, Наоми легкой походкой шла по многочисленным коридорам главного дома поместья. Она рассеянно кивала в ответ на приветствия редких слуг, встречавшихся ей на пути — наступало время ужина, и почти все они были заняты предстоящей трапезой.

Она остановилась перед закрытыми дверьми, перевела дыхание, пробежалась пальцами по щекам и прическе, пригладила волосы и вошла в комнату, где за низким столиком в ожидании трапезы собралась ее семья — муж и девочки. В комнату сквозь седзи проникал золотистый свет заходящего солнца и яркими всполохами играл на камонах клана Минамото, вышитых на кимоно, превращая алый цвет веера в кроваво-красный.

— Госпожа?.. — позади нее служанка просунула голову в проем между неплотно закрытых створок, и Наоми кивнула ей: ужин можно подавать.

… — туда ехать?

Ненадолго затихший с ее приходом разговор девочек возобновился с еще бОльшим оживлением.

— Дней пять, если в рикше, — отозвался Такеши.

— А мы поедем в рикше?

— Конечно. Ваши кимоно не выдержит ни одна лошадь, — с серьезным лицом кивнул он, и девочки тотчас запротестовали.

— Кимоно куда легче самурайского доспеха, — Наоми опустилась за стол напротив мужа и слегка качнула головой. — Ты несправедлив, дорогой.

Такеши усмехнулся, привычно дернув уголком губ.

Он намеренно подшучивал над дочерью и воспитанницей, а те были слишком взбудоражены мыслями о предстоящем путешествии в Камакуру. Еще пара дней, и он пожалеет, что согласился с Наоми и рассказал о нем так рано — почти за месяц. Неужели теперь ближайшие четыре недели ему предстоит во время каждой трапезы слушать о весеннем приеме Сёгуна?

В этом году Нарамаро решил возобновить давнюю и порядком позабытую традицию, когда раз в год, обычно весной, знать привозила в Эдо старших детей — наследников великих кланов. Только вот преследуя благую цель — как можно раньше познакомить друг с другом тех, кому однажды придется вступить в брак, заключить военный союз или же убить, Сёгун не вспомнил (или же просто не знал), что Императоры руководствовались совсем иными мотивами, когда заставляли своих поданных отправляться в небезопасный путь в столицу вместе с детьми. Так было гораздо легче ими управлять — не каждый будет перечить, когда к горлу его старшего сына или даже дочери в любую секунду могут приставить лезвие катаны.

Сперва Такеши злился, потому что не хотел никуда везти ни дочь, ни жену. Это было опасно. Но очень скоро он осознал, что Нарамаро сделал ему поистине невероятный подарок, сам того не осознавая.

В Эдо Такеши встретится с Дайго-саном. Ему выпадет редчайший шанс, ведь старик был не глуп. Он вел затворнический образ жизни, совсем как сам Минамото, и редко покидал стены поместья. А после их последней встречи в родовом поместье Такеши, Асакура пропустил по различным причинам три заседания бакуфу. Он оговаривался болезнью, но Минамото думал, что старик затаился.

И тут ему впервые за долгое время улыбнулась удача. Уж встречу наследников старик ни за что не пропустит.

— Матушка, а ты когда-нибудь там бывала? — глаза Хоши светились от предвкушения.

— Ни разу. Но я знаю, что там мы увидим море, — Наоми мягко улыбнулась.

— Море…? — недоверчиво, нараспев, переспросила девочка. — Море.

— Залив, — с усмешкой поправил обеих Такеши. — Залив Сагами.

Ни девочки, ни Наоми никогда не видели ничего больше озера. Море или залив были для них лишь словами, но перед глазами живое воображение рисовало картины из прочитанных свитков: шелест волн, крики чаек, бескрайняя синева под бескрайним небом, плеск воды, лучи солнца на подернутой рябью глади.

Томоэ с молчаливым вниманием прислушивалась к их разговору, хотя ничего не говорила сама. С возрастом она все больше и больше становилась похожей на отца — в их молодости Фухито говорил еще реже, чем Такеши, как бы ни было трудно такое представить.

Их воспитанница резко повзрослела за прошедшие полгода — с того момента, как они отдали ей письма отца и рассказали о сэппуку родителей, и показали прощальные хокку обоих. Первые недели Томоэ ходила тихая и пришибленная, словно кто-то ударил ее по голове. Наоми слышала, как она плакала ночами, но никогда не заходила, не утешала, лишь долгими минутами стояла подле закрытых дверей и вслушивалась в звуки, доносившиеся из ее комнаты, и не уходила, пока Томоэ не засыпала.

Некоторые вещи даже дети должны пережить в одиночестве.

И с течением времени шаг за шагом они все менялись. Наоми становилась спокойнее и училась давить чувство вины глубоко внутри, не позволяя ему влиять на воспитание девочек. И дочери, ощущая перемены в матери, ощущая ее твердость и уверенность, все реже выходили за грань дозволенного. Из поведения Томоэ ушел надлом, ушел этот вечный вызов — дерзкие речи, непокорный взгляд, колкие слова. Она часто расспрашивала о родителях, и Такеши рассказывал.

— А там будут все-все кланы? — Хоши вертела головой из стороны в сторону, переводя взгляд с матери на отца.

Сидевшая напротив нее Томоэ фыркнула и выразительно закатила глаза.

— Да, — Наоми кивнула, сдержав улыбку. Понять, куда клонила ее дочь, было несложно.

Такеши же нахмурился. Ему не нравился столь сильный интерес дочери к жениху. Его дочь не станет Асакура. Она должна остаться Минамото, даже когда выйдет замуж и навсегда уедет из поместья, даже когда ее маленький жених станет главой клана. Хоши будет Минамото.

Такеши с трудом переносил лишь мысль о Дайго-сане. О старике, который причинил его семье — его жене — столько горя, сколько не удалось даже Тайра. Он ненавидел его черной, лютой ненавистью.

Когда он выяснил, кто стоит за отравлением Наоми и кто убил двух его детей, то понял, что не может отдать Хоши в клан Асакура, пока жив Дайго-сан. Со многим можно было примириться: с интригами старика, с потерей клана Тогукава, с его жесточайшими условиями переподписания брачного договора. Со многим, но не с тем, что старик убил двух нерожденных детей Минамото.

И Такеши не видел иного выхода, кроме как сделать то, что позволит ему обезопасить свою дочь. Он не отдаст Хоши своими руками в клан убийцы его детей. Пока он, Такеши, жив, этому не бывать.

— Когда у тебя будет жених, ты тоже будешь о нем думать! — воскликнула Хоши, уязвленная насмешкой названной сестры. Она видела, как Томоэ скорчила рожицу, когда она заговорила о Санэтомо-куне.

— Ну уж нет! Я тебе уже говорила! Мне вообще не нужен жених, и я никогда не выйду замуж! Я буду сражаться, как моя мать, — решительно вскинулась Томоэ и тряхнула волосами, перехваченными лентой на затылке в слабый хвост.

Такеши и Наоми переглянулись: подобное из уст воспитанницы они слышали впервые.

— Но твоя мать вышла замуж за твоего отца, и именно потому ты родилась, — осторожно начала Наоми, разглядывая светящееся решимостью лицо Томоэ.

— Потому что отец победил ее, а меня никто не победит, когда я вырасту, — упрямо отозвалась девочка и сложила на груди руки, сжатые в кулачки.

— Тогда ты должна очень много и тяжело упражняться, — спокойно заметил Такеши, насмешливо поглядывая на Наоми. Он размышлял, не напоминает ли ей Томоэ кое-кого так же сильно, как ему?

— Я уже.

— Нет, дитя, — он качнул головой и посмотрел на воспитанницу уже безо всякой улыбки. — Ты должна тренироваться день и ночь, если хочешь стать воительницей, как твоя мать. И тренироваться каждую свободную минуту, если хочешь стать сильнее отца.

— Я буду, — Томоэ сжала губы в узкую полоску. — Буду.

— Хорошо, — Такеши кивнул. — Всегда помни, что ты пообещала.

Когда слуги, наконец, принесли ужин, девочки едва дождались разрешения отца и набросились на еду, словно голодные волчата. На пальцах и ладонях обеих Наоми заметила новые ссадины и синяки — не так давно их начали учить обращаться с нагинатой, и новое умение давалось им нелегко.

Томоэ после короткой вспышки вновь затихла и сосредоточенно смотрела прямо перед собой, словно взвешивала уже сорвавшиеся с языка слова.

— Как ваши тренировки? — Наоми надеялась, что вопрос приободрит ее, потому что девочка действительно много упражнялась — больше, чем Хоши.

Занятия составляли почти весь их день: до завтрака вместе с Такеши, а после с наставниками вплоть до самого ужина с небольшим отдыхом во время короткого обеда. Четыре раза в неделю с ними занималась Наоми: учила тому, что полагалось знать дочери и будущей жене самурая. Тому, чему в свое время не научили ее.

Хоши забавно скривилась, услышав вопрос.

— Неплохо, — Томоэ все же пришлось ответить, потому что ее названная сестра упрямо и непохоже на себя молчала.

— У Томоэ получается просто замечательно, наш учитель сказал сегодня, что это, должно быть, сила ее имени, — Хоши все же не выдержала, и слова, как обычно, полились у нее бурной рекой. — Была такая воительница Томоэ Годзэн… и она вела за собой целое войско! А в честь кого назвали меня? Я посмотрела в списках, в нашем клане никогда не было женщин с моим именем!

Наоми прикусила изнутри щеку, чтобы не улыбнуться. Мысли у Хоши прыгали с одного на другое в считанное мгновение. Она посмотрела на Такеши: он же не собирается рассказывать маленькой девочке о судьбе другой Хоши?.. Он встретился с ней взглядом и коротко мотнул головой.

— В честь очень храброй девочки, которую я знал, — только и сказал Такеши. — Когда ты подрастешь, я расскажу тебе о ней.

— Но отец! — Хоши закусила губу, прекрасно понимая, что возмущаться или просить бесполезно. — Я уже достаточно взрослая.

— Тогда ты должна знать, как следует себя вести, — невозмутимо ответил Такеши. — И не спорить, если я сказал.

Вспыхнув, Хоши нехотя замолчала, но недовольство с легкостью читалось на ее лице. Девочки притихли, и потому остаток трапезы прошел в молчании. Раньше оно тяготило Наоми, и она волновалась, не слишком ли строг Такеши с их дочерью, не ранит ли он ее своими замечаниями. Но Хоши обижалась столь же стремительно, как и переставала дуться, и со временем Наоми прекратила рвать себе сердце каждый раз.

— Матушка, можно мы посмотрим на малышку Ханами-сан после ужина? — вот и сейчас дочь смотрела на нее как ни в чем не бывало, без следа обиды, что владела ею еще пару минут назад.

Наоми вздрогнула и помедлила, прежде чем ответить. Она успела перехватить брошенный на нее взгляд мужа и стиснула зубы.

— Можно. Только если Ханами-сан вам разрешит. И не сильно ей докучайте, ее дочь еще мала, и она очень устает, — ровным голосом отозвалась она и поднесла к губам чашу с водой, стиснув ее до побелевших костяшек пальцев. Руки дрожали с невиданной силой, и Наоми еще крепче сжала слегка шершавый фарфор. Она не должна себя выдать.

Едва дождавшись разрешения отца встать из-за стола, девочки унеслись прочь, и их взволнованные радостные голоса постепенно утонули в глубине поместья. Преувеличенно медленно Наоми промокнула губы, сложила из салфетки идеальный квадрат, выровняла палочки по краю стола, отодвинула на одинаковое расстояние три миски. Ее губы дрожали, но она не плакала, и Такеши молчал, ничего не говоря, и Наоми испытывала к нему глубокую благодарность.

Ей просто нужно немного времени, чтобы успокоиться.

— Спасибо за ужин, — он заговорил через пару минут, и Наоми подняла голову с сухими глазами.

— Пожалуйста, дорогой, — она ровно улыбнулась и отпустила, наконец, подол кимоно. На шелке остались некрасивые заломы и вмятины от ее хватки, и Наоми принялась расправлять ладонями ткань на коленях.

— Хорошо, что теперь, кажется, можно отложить поиск жениха для Томоэ, да? — Наоми вновь улыбнулась — уже гораздо естественней. — Ее дед сойдет с ума, если она когда-нибудь заявит это при нем.

— Ей очень скоро придется узнать, что у нее нет выбора, как у наследницы Фудзивара, — Такеши пожал плечами. — А пока… пусть тренируется. В ближайшие дни я хочу навестить Мусасибо-саму. Он обещал, что, когда придёт время, будет учить Хоши. И он нужен Томоэ, если она и впрямь собралась превзойти свою мать.

И кроме того, была у Такеши особая просьба к старику, который однажды его спас.

— Ты хочешь успеть до поездки в Камакуру?

— Да. Заодно наведаюсь в бывшие владения Тайра. Нарамаро все равно просил меня съездить.

— Зачем? Не доверяет управляющим, которых сам выбирал и назначал? — она нахмурилась едва заметно. Мысль о поездке мужа в земли, где его держали в плену, пытали и чуть не убили, пришлась ей не по душе, несмотря на прошедшие годы. И на то, что сам Такеши не выказывал видимого недовольства.

— И это тоже, — расплывчато ответил он. — Даже сейчас там неспокойно. Тайра отравили эти земли.

— Ты думал, скольких возьмешь с собой в Камакуру? Мне нужно знать хотя бы примерно, чтобы наметить расходы.

— Не меньше двух дюжин, — в его голосе отчетливо слышалось недовольство. — Я ближайший друг и советник нашего Сёгуна, со мной будут наследницы двух кланов… пожалуй, три дюжины, — Такеши скривился. — Этот прием дорого обойдется клану.

С тех пор, как они лишились Токугава, им приходилось непросто. Пошлины и торговые сборы составляли едва ли не половину их ежегодного дохода, и их было нечем восполнить. В стране впервые за последние десятилетия вот уже несколько лет царил мир, и пополнить казну клана во время разграбления чужого поместья было нельзя.

Но скоро Такеши положит этому конец. Он вернет своему клану земли Токугава.

— Ничего, — Наоми беспечно махнула рукой. — Я знаю, где можно немного сократить расходы… нам хватит золота.

Такеши внимательно посмотрел на нее, но ничего не сказал.

***

Камакура… поражала. Наоми смотрела по сторонам и крутилась на месте, словно девчонка, ничуть не уступая в любопытстве и интересе своим дочерям. Желая показать им больше, Такеши приказал сделать крюк, и потому их пути к дворцу проходил вдоль залива, а после по широкой дороге, ведущей от морского берега, они медленно поднимались на высокий холм, где располагалась резиденция Сёгуна.

Оставшийся позади залив дышал им в спины свежестью, прохладой и солью, и сливался на горизонте с серым пасмурным небом. Серыми были и округлые булыжники, что омывало море, а песок под ними — черным. Наоми все оборачивалась, чтобы посмотреть на море в самый последний раз, и в самый-самый последний, и представляла, как было бы здорово вместе с девочками побывать на пляже. Хотя бы один раз. Она смотрела в спину Такеши, размышляя, удастся ли его уговорить. Пока все говорило о том, что он не собирается отпускать их от себя ни на шаг.

А сама же Камакура утопала в зелени — яркой и сочной, на которой отдыхал взгляд уставшего путника. Вдоль главной дороги росли деревья сакуры, цвели персики, и трижды они проезжали под высокими воротами тории, окрашенными в багрово-алый цвет.

Наоми никогда не видела подобного великолепия. Когда они медленно поднималась к резиденции, оставив позади себя залив, она заметила множество макушек храмов, окруженных деревьями. Такеши говорил ей — недовольно — что Нарамаро велел заложить слишком много святилищ, и сейчас она смогли убедиться в его словах воочию. Она насчитала больше десятка храмов — и это лишь те, что стояли вдоль дороги, и которые она могла увидеть. А ведь сколько их могло быть скрыто в тени густой листвы?..

Придержав Молниеносного, Такеши дождался, пока Наоми поравняется с ним на своей смирной кобылке, и повернулся к ней, встретив ее сверкающий, взволнованный взгляд. Он давно не видел ее… такой.

Томоэ и Хоши — также верхом — ехали позади, и пешие самураи вели за поводья их лошадей. На них глазели со всех сторон — к Такеши в Камакуре успели давно привыкнуть, а вот его семью не видел еще никто. Да. Людям будет, о чем поговорить в ближайшие дни.

— Я могу не спрашивать, нравится ли тебе, — он посмотрел на Наоми, заставив жеребца подстроиться под спокойный шаг ее лошади. Молниеносный недовольно фыркал и чаще необходимого переставлял тонкие ноги, красуясь. Он был готов сорваться в привычный галоп и взлететь по мощеной дороге наверх, звонко стуча копытами о брусчатку.

— Я не могла даже подумать… ты никогда не рассказывал, как здесь красиво!

Наоми казалась утомленной, но счастливой, и это все равно заставило Такеши нахмуриться. Долгая дорога и без того вымотала ее и, быть может, он напрасно поддался на их уговоры и дозволил ей и дочерям проделать последнюю часть пути верхом.

— Я в порядке, — мягко сказала Наоми, заметив его недовольство и верно догадавшись о причине. Она улыбнулась ему уголками губ — все же на них смотрели люди, и не следовало публично проявлять эмоции. О ней и так, вероятно, станут судачить — еще бы, та самая жена Такеши Минамото. Тот самый пустоцвет.

В резиденции Нарамаро им было отведено отдельное крыло, но Такеши не любил останавливаться там, даже когда приезжал один. И уж тем более он не собирался привезти в это осиное гнездо семью. И потому они миновали дворец Сёгуна и поднялись на самую вершину холма, в древнейший храм Камакуры, воздвигнутый еще несколько веков назад. Он состоял из нескольких строений, объединенных общим садом и горбатым мостом, перекинутым через два пруда с белыми и красными лотосами. Они спешились у ворот и оставшуюся часть пути проделали пешком, любуясь цветущими деревьями и гладкой поверхностью воды.

— Матушка, почему мы не будем жить во дворце Сёгуна? — шепотом спросила Хоши, крепко держа Наоми за руку.

Такеши шагал впереди в сопровождении монахов-самураев, встречавших их, и девочка не решилась докучать ему вопросами.

— Твой отец решил, что здесь нам безопаснее, — также негромко отозвалась Наоми, рассматривая плавающие над водой цветы.

Сбоку от них в длинном проходе, вырубленном прямо в саду, упражнялись в стрельбе из лука монахи, и Наоми пришлось два раза окликнуть Томоэ, которая остановилась, чтобы понаблюдать за ними.

Им выделили всего две комнаты: одна для них, вторая — для девочек. Сопровождавших и охранявших их самураев разместили кого на улице, кого — вместе с монахами в общих помещениях. Мамору и еще несколько человек будут ночевать у дверей, что вели в их спальни.

Когда слуги принесли и разместили вещи, и с поклонами удалились, они наконец-то остались наедине. Наоми, слегка отодвинув створку седзи и впустив в комнату дневной свет, осмотрелась. Два футона, низкий столик, кувшин с водой для умывания, ваза с одинокой сухой ветвью — такой аскезой не могло похвастаться даже поместье Минамото.

— Почему мы здесь? — подобно Хоши спросила она, и Такеши подошел к ней, встав напротив раздвинутых седзи.

— Здесь безопасно, — ответил он, подтвердив ее изначальную догадку. Что ж, было несложно. — Во дворце Сёгуна слишком много чужих ушей и глаз. И будет гораздо больше, когда соберутся все кланы.

Наоми прислонилась щекой к его плечу, ощутив кожей грубую ткань куртки. Она вдруг почувствовала невероятную усталость — такую, какую не чувствовала ни дня за все время их долгого пути. Она сцепила зубы и зажмурилась, чтобы подавить зевок. Долгое путешествие изрядно утомило ее, хотя она изо всех сил пыталась это скрыть.

— Когда мы проезжали мимо залива, я подумала, что было бы здорово показать его девочкам поближе, — издалека начала Наоми, бездумно вырисовывая тонкими пальцами узоры на его груди. — И мне заодно, — она улыбнулась.

Помедлив, Такеши накрыл ее ладонь своей и слегка сжал.

— Это опасно. Я не хочу, чтобы вы покидали монастырь без особой надобности.

— Такеши, мы не можем провести взаперти всю жизнь…

Он заскрипел зубами. Томоэ и Хоши — единственные наследницы своих кланов. Ни у Фудзивара, ни у них больше нет детей, и жизни девочек бесценны. У Фудзивара начнется междоусобица, случись что с Томоэ, а Минамото… Минамото просто не станет.

И когда Такеши радовался тому, что наконец-то представился случай, и он встретится с Дайго-саном в Эдо, то одновременно не мог не думать о том, что старик окажется в ужасающей близости от его семьи. От его жены и двух дочерей. Конечно, он беспокоился и опасался. Да, он совершил ошибку, отнявшую, как минимум, две жизни. Но больше он ее не повторит. Такеши сцепил зубы. Он ненавидел себя за то, что случилось. За то, что он позволил этому случиться.

Наоми ведь только недавно окончательно пришла в себя. И в поместье вновь зазвучал ее громкий голос и смех, и слуги перестали ходить на цыпочках, и девочки стали чаще улыбаться, глядя на мать.

— Давай обсудим это позже, — Такеши посмотрел на жену.

Сегодняшняя ночь определит многое. Она определит все.

— Хорошо, — бесцветным голосом отозвалась Наоми. Она была недовольна, но старалась взять себя в руки: в словах мужа была своя правда и логика.

— Я должен встретиться с Нарамаро сегодня, он хочет собрать всех глав кланов на ужин. Мамору присмотрит за девочками, — ровным голосом сказал Такеши. — Не жди меня вечером.

***

Он медленно шел по длинному коридору резиденции Сёгуна. Мальчишка, конечно, не поскупился. Дворец ничуть не уступал Императорскому, а во многом его превосходил: разбитый внутри сад с водоемами и зеркальными рыбами, россыпь цветущих деревьев, вышивки ручной работы, изящная посуда, просторные светлые комнаты, оббитые шелком ширмы и стены… Это стоило очень, очень дорого.

Уж он-то знал. Он знал деньгам цену и счет.

В свою спальню он возвращался в брюзжащем, подпорченном настроении. Старший сын, его позор до конца жизни, выглядел во время устроенного Сёгуном ужина полнейшим дураком. В очередной раз. Он даже побил его после палкой, но облегчения это не принесло. Кожу до сих пор жег насмешливый, брезгливый взгляд Такеши Минамото. Паршивец тогда пригубил саке и поднял вверх чашу, словно передавал ему поздравление.

Он был вне себя. Он сделал многое, чтобы уничтожить клан Минамото. Добить так, как не смогли Тайра. Но вот паршивец сидит напротив него за столом и наблюдает за позором его старшего сына, и смеет насмехаться над ним! Поговаривали, он привез в Камакуру жену, не посмев воспротивиться приказу Сёгуна, хотя и спрятал ее в другом месте. Ее и наследниц двух кланов. Что ж. Надо будет непременно договориться с ним о встрече и посмотреть на его жену, которую никто не видел последние несколько лет.

Он тоже получит в некотором роде удовольствие от такого визита. Сможет взглянуть на деяния своих рук.

Он нетерпеливо махнул рукой, отсылая самураев, что следовали за ним неслышной тенью, и, раздвинув створки, вошел в просторную спальню. Он сделал один шаг, когда внутри него об опасности взвыло звериное чутье, не раз и не два спасшее ему жизнь.

Только вот в этот раз оно запоздало.

Грубая, привыкшая к катане рука зажала Дайго-сану рот, а знакомый голос насмешливо шепнул на ухо:

— Здравствуй, старик.

"Проклятый Такеши Минамото", — успел подумать Дайго-сан.