Жена самурая

Глава 5. Милосердие Минамото

— Сделай это быстро… — попросила она, дрогнув, и закашлялась кровью.

Такеши медлил, поигрывая катаной. Его дыхание было по-прежнему спокойным, лишь слегка учащенным, и по нему нельзя было сказать, что он только что дрался. Бой ничуть не утомил его, но разгорячил кровь, заставив ее быстрее течь по венам, и размял тело.

При взгляде на Наоми, распластанную подле его ног, брови Такеши сошлись на переносице.

Девчонка оказалась стойкой, раз все еще сопротивлялась, и значит, ему действительно придется применить силу.

Причинить ей боль.

— Вставай, — приказал он и отступил на шаг.

Наоми вскинула на него воспаленный взгляд, и горькая улыбка скользнула по ее окровавленным губам. Она поморщилась, когда, нашарив на траве катану, встала на ноги — все тело было покрыто царапинами и мелкими синяками: Такеши не часто пачкал о нее меч, предпочитая бить плашмя.

— Ты можешь просто убить меня, — шепнула она и повернула голову, открывая для удара беззащитную шею.

— Ты хотела поединка? Так дерись.

Наоми обожгла его взглядом, но послушно подняла катану, изготовившись. Ноги почти не держали ее, противно дрожа и подгибаясь, и кружилась голова из-за большой потери крови, отчего перед глазами танцевали мушки.

Минамото бросился вперед, и в этот раз Наоми продержалась лишь пару мгновений. Она рухнула лицом вниз, будто подкошенная, и прижала грязную ладонь к кровоточащему боку. Она заплакала бы от унижения, если бы могла. Сил двигаться, сопротивляться больше не было, и теперь ей оставалось уповать на то, что Такеши добьет ее, прекратив издеваться.

Она слышала его шаги и чувствовала, как дрожит земля под щекой. Она увидела его ноги, остановившиеся в метре, и услышала бесстрастный голос:

— Вставай.

Не веря своим ушам, Наоми с трудом подняла голову, смотря на Минамото мутным взглядом. Он не шевелился, и ей пришлось подтянуть ноги к груди и сесть. На задворках сознания мелькнула мысль о том, как жалко она выглядит: испачканная в грязи, растрепанная, валявшаяся у него в ногах…

— Вставай, — по-прежнему спокойно повторил Такеши, даже не глядя на нее.

Дрожащими руками Наоми оперлась о землю и попыталась подняться, но не смогла и вновь упала лицом вниз.

— Вставай, — хлестнул Минамото.

Всхлипнув, Наоми села на колени, чувствуя, как по вискам градом катится пот. Она оперлась о рукоять катаны, вогнав острие в землю, и, распрямившись, мучительно-медленно начала вставать. Ее повело в сторону, и она чуть не споткнулась, но все же устояла на ногах. Ее левая рука висела как плеть, а правая пыталась удержать катану, ставшую вдруг невероятно тяжелой.

Такеши смотрел на нее спокойно и безучастно, и его темные глаза не выражали почти ничего. Он дождался, пока Наоми шагнет к нему, и с коротким, резким замахом ударил ее ребром ладони в бок, прямо в открытую рану. Она тонко вскрикнула и, закатив глаза, без сознания рухнула ему на руки.

Минамото скривился, подхватывая ее, и повернулся к толпе.

— Ты не станешь ее убивать? — Такао вышел вперед, и его голос звучал неожиданно ломко.

— С нее достаточно, — Такеши качнул головой и медленно пошел прочь, в сторону ворот, где их ждали солдаты и слуги. — Мы уезжаем.

Голова Наоми безвольно моталась в такт его шагам — удар вышел слишком сильным, но другого способа не оставалось.

— Ты мог убить ее, — бесстрастно заметил отец, поравнявшись с сыном, когда они ступили на дорожку в саду. Наблюдавшие за поединком Кацуо и Масато следовали за ними бесшумной тенью.

— Не мог. Я себя контролировал.

Кенджи выразительно поднял брови, указывая на ранение Наоми, на кровь, тонкой струйкой стекавшей из ее плотно сомкнутых губ.

— У меня не было выбора, — проследив взгляд отца, ответил Такеши.

— Был, — спокойно возразил он. — Увезти девочку силой. Увезти ее, пока она была без сознания. Не соглашаться биться с ней.

Такеши огрызнулся, если бы смел.

Но упреки отца были справедливы, и потому он смолчал. Пройдя сквозь сад, они вышли к воротам, утопающим в свете восходящего солнца. Он прикрыл заслезившиеся глаза, которые тут же начало щипать и резать, и отнес Наоми в рикшу, привезенную специально для нее. Он чувствовал спиной удивленные взгляды своих людей, но не услышал от них ни единого вопроса.

— Остановимся у ближайшего ручья, — приказал он и, отрезав кусок от сарафана Наоми, зажал им ее рану. Он вскочил на подведенного жеребца и, успокаивая, потрепал того по холке. Молниеносный нервно бил копытами, призывно ржал, вытягивая длинную шею, и рвался в галоп.

Такеши пошел рысью, оставив позади себя отца, рикшу и солдат. Свежий ветер бил ему в лицо, очищая мысли, и трепал широкие полы хакама.

Он нашел ручей, как только они покинули земли поместья Токугава, на границе с небольшим лесом. Спешившись, он жадно припал к прохладной воде, от которой сводило зубы. Такеши напоил Молниеносного и, когда его догнали остальные, сперва не поверил своим глазам: пришедшая в себя Наоми улыбалась, слушая Кенджи, ехавшего рядом с рикшей.

— Разведите костер и нагрейте воды, — приказал он подошедшим солдатам, краем глаза наблюдая за отцом.

Молниеносный негромко ржал, тычась мордой ему в плечо, и Такеши, усмехнувшись, взлохматил его гриву. Передав поводья слугам, он подошел к Наоми, оставшейся без попечения Кенджи. Она встретила его появление настороженным взглядом и, подтянувшись, с трудом села, чтобы смотреть вровень. Сейчас в свете солнца она выглядела много хуже, чем в рассветных сумерках: изнуренное лицо землистого цвета, искусанные воспаленные губы, синяки, проступившие после того, как стерлась пудра. Грязная, потрепанная одежда, запылившиеся волосы.

— Я зашью твою рану, — сказал Такеши после минутного молчания и кивнул в сторону солдат, уже гревших над костром воду.

Наоми только кивнула, поджав губы. Она оперлась о сиденье, силясь встать, но головокружение, вызванное потерей крови, не позволило ей сделать и двух шагов. Такеши пришлось подхватить ее и отнести на плащ, заботливо расстеленный кем-то у ручья.

Она морщилась, но стоически терпела, не позволяя жалоб.

Оставив ее, Такеши опалил над костром иглу и окунул в кипяток нитки, взял чистые повязки и котелок с водой. Наоми наблюдала за ним, против воли любуясь точностью привычных движений: Минамото, очевидно, было не впервой заботиться о чьих-то ранах. Он вернулся и разбавил горячую воду прохладной из ручья, а после сел подле нее и достал из-за пояса короткий нож.

Наоми впилась в него взглядом, который Такеши без труда уловил. Редко он видел, чтобы женщины смотрели на оружие с таким вожделением. Мысли девчонки были буквально написаны у нее на лбу, и он покачал головой.

Все никак не успокоится, упрямая гордячка.

Верно, ему следовало рассказать ей правду прямо сейчас, но объяснение с Наоми он предпочел оставить отцу. Тот обладал куда большим красноречием, чем он сам, и умел действовать не только мечом, но и силой слова, чего Такеши был напрочь лишен.

Он разрезал сарафан Наоми и откинул залитые кровью полы, обнажая бок. Рана была глубокой, но небольшой, однако располагалась в неудачном месте и потому кровоточила при каждом движении, даже самом незначительном.

Такеши принялся промывать ее водой, и, хотя он действовал много осторожнее, чем обычно, Наоми все равно шипела от боли и шумно втягивала воздух сквозь плотно стиснутые зубы. Он покосился на нее и вдел нитку в иглу, видя ужас в ее широко раскрытых глазах.

— Ты боишься иглы, но не побоялась моей катаны? — Такеши усмехнулся, и это, кажется, подействовало: Наоми задышала ровнее, и хватка ее пальцев уже не была такой судорожной.

Она не всхлипывала все время, пока он шил — быстро и аккуратно, но, как только закончил, отвернулась, утыкаясь лицом в землю и глотая слезы. Пот градом стекал с ее висков, и Наоми думала, что еще никогда не выглядела более жалкой.

Такеши наложил повязки и принялся смывать с рук кровь в ручье, когда услышал позади себя хриплый голос:

— Ты так возишься со мной…

— Ты бы предпочла иное? — насмешливо спросил он.

— Я хотела, чтобы ты меня убил. Потому что сама я не решилась, — с горечью добавила она.

Выслушав ее, Такеши уперся ладонями в колени и встал.

— Останься пока здесь. Я прикажу принести тебе еды.

Он подошел к костру и жестом отозвал в сторону Кацуо.

— Присмотри за ней, — Минамото кивнул в сторону Наоми, — чтобы не натворила глупостей.

— Да, Такеши-сама, — с поклоном ответил тот и направился к ручью.

Это был уже второй странный приказ от молодого господина за день, и Кацуо терялся в догадках. Все солдаты и слуги знали, что Такеши-сама отправился за своей невестой, чтобы провести обряд в родовом поместье. Дома готовились к прибытию новой госпожи… Но что Кацуо увидел здесь шло в разрез со всем тем, что он знал о грядущей свадьбе.

Новая госпожа, бросившая молодому господину вызов. Сопротивлявшаяся ему с такой отчаянной решимостью, будто ее хотят сделать пленницей.

Молодой господин, который пощадил ее в поединке.

Его странные приказы. Словно молодая госпожа хочет учинить что-то над собой…

Когда он подошел, Наоми обернулась на шум шагов. Она попыталась сложить губы в нечто, напоминающее улыбку, и попросила:

— Пожалуйста… помоги мне, я хочу умыться.

Кацуо заметил ее шальной взгляд, прикованный к ножнам его катаны, и неосознанно накрыл оружие одной рукой. Потом отстегнул пояс, бережно положил его поодаль и перенес госпожу поближе к ручью.

Он готов был поклясться, что слышал ее горестный, разочарованный вздох, и он был вызван совсем не приступом боли.

Они прибыли в поместье поздним вечером, и Наоми проспала почти все время в дороге. Рикша мерно покачивалась, убаюкивая ее скрипом колес, а доносившиеся голоса и негромкое ржание отчего-то внушали спокойствие. Она заснула вскоре после утренней остановки, а открыла глаза уже от толчка: они остановились перед высокими — в полтора человеческих роста — воротами. Ярко-горевшие факелы освещали их, играли тенями на черной кованной решетке.

Наоми приподнялась, опираясь на локоть, и увидела, как слуги принялись раздвигать тяжелые ворота, а к спешившемуся Минамото от них направился невысокий мужчина в простом темно-синем кимоно из грубой ткани.

— Такеши-сама, — он приветствовал господина поклоном. — Пришли вести с приграничных земель. Я приказал удвоить число воинов на постах, не дожидаясь вашего возвращения.

— Вот как? Что-то существенное? — в голосе Минамото явственно прозвучало удивление.

— Прибавилось патрулей Тайра. Крестьяне беспокоились.

— Хорошо. Кенджи-сама пробудет в Эдо несколько дней. Я хочу, чтобы на путевых постах всегда были свежие лошади, и вести оттуда приходили как можно скорее.

— Как прикажете, Такеши-сама.

— Об остальном позже, — Минамото махнул рукой, отпуская мужчину, и повернулся к Наоми.

Та поспешно отвернулась, сделав вид, будто не подслушивала их разговор, и сосредоточенно принялась изучать длинную-длинную стену, тянувшуюся, очевидно, вдоль всей границы поместья.

Солнце клонилось к земле, и вокруг медленно опускались серовато-сизые вечерние сумерки. Полумрак разрезал лишь свет факелов, и Наоми поежилась, чувствуя себя до крайности неуютно.

Кацуо помог ей выйти из рикши — каждое движение давалось с невероятным трудом, но она упрямо стиснула зубы и зашагала следом за Такеши, который дожидался ее, стоя в воротах. Она ступила на мощеную булыжником дорожку, и деревянные гэта мерно застучали по ней.

Солдаты в таких же кимоно, как тот, с которым говорил Минамото, закрыли за ними тяжелые железные ворота, и Наоми вздрогнула, почувствовав себя в западне. Кацуо не сводил с нее взгляда, шагая позади, готовый молниеносно среагировать на любой ее жест, не оставляя и малейшего шанса на сумасбродный поступок.

Такеши ушел далеко вперед, сопровождаемый тем мужчиной, и ей поневоле стало любопытно, кто он такой.

— Яшамару-сан, — ответил Кацуо, когда она спросила. — Он управляет поместьем в отсутствии Кенджи-сама и Такеши-сама.

Наоми удивилась, когда услышала, как где-то вдалеке серебристым колокольчиком журчал ручей, а в глубине сада, расстилавшегося по правую руку, ухала ночная птица. Поместье производило на нее такое мрачное впечатление, что она и не думала, что в нем есть звери. Или звонкий ручеек. Или что-угодно, приятное для глаза и слуха. Пока она видела лишь тяжелые ворота да высокую, устрашавшую стену.

В ее памяти навсегда отпечаталась мрачная торжественность дома главы клана, его четкие линии и острые — как сталь клинка — углы. Именно таким она увидела его в первый раз, при свете факелов и в темноте, что скрадывала большую его часть.

Дожидаясь ее, Такеши стоял на террасе вместе с Яшамару, негромко переговариваясь с ним. Они оба замолчали, когда Наоми медленно приблизилась. Она изо всех сил старалась не хромать, но все же припадала на одну ногу и шла, перекосившись, чтобы меньше тянуло раненый бок.

Минамото кивком отпустил Кацуо, который мгновенно растворился в темноте сада, и распахнул двери, заходя в дом. Едва не заплакав от короткой лестницы в три ступеньки, Наоми направилась за ним. Прислонившись к деревянной балке, она остановилась и принялась оглядывать комнату, поразившую ее своим аскетизмом и безграничной плавностью линий. Песочный цвет стен был приятен взгляду, а минимальное присутствие мебели создавало ощущение огромного пространства, полного воздуха и света, несмотря на глубокий вечер. Наоми пришлись по душе и веера, украшавшие стены, и встроенные полки со свитками, и низкий вытянутый столик, и переносной очаг с живым огнем.

Она с трудом отодвинулась от дверного проема, чтобы последовать за Такеши дальше. Он привел ее в совсем другую комнату — небольшую и темную — и жестом указал на подушки. Наоми опустилась на татами с видимым облегчением, чувствуя противную дрожь в коленках, и сцепила пальцы. Ей было здесь неуютно.

«Наверное, это комната для его работы», — подумала она, оглядываясь разбросанные на столике многочисленные бумаги и карты какой-то местности.

Такеши сел перед столиком напротив нее, положив подбородок на скрещенные пальцы. Он оценивающе разглядывал Наоми с минуту, отчего та начала заметно нервничать, а потом произнес:

— Я бы отложил этот разговор до утра, но тогда Кацуо придется ночевать с тобой и следить, чтобы ты ничего с собой не сделала.

Наоми резко подняла голову, чувствуя сосущее, противное чувство под ложечкой. Видят Боги, она надеялась, что такой шанс ей представится. Она пыталась усыпить бдительность Такеши, поскольку была все же слишком слаба, чтобы противиться ему в открытую. Она по-прежнему ни на что на надеялась и вся сжималась внутри при мысли о своей позорной участи.

Минамото смотрел на нее внимательно и слегка насмешливо, читая словно открытую книгу. Он взвешивал слова, размышляя, какую часть правды можно открыть Наоми, и не принесет ли это вреда. Он с удовольствием поговорил бы с ней позже, сперва посоветовавшись с отцом, но ему пришлось срочно уехать в Эдо, а девчонка с таким вожделением смотрела на любые острые предметы, оказавшиеся в пределах ее досягаемости, что Такеши начинал сомневаться, а сможет ли присутствие Кацуо ей помешать.

Он злился, стоило ему подумать об этом. Тотчас вспоминал и дерзкий вызов на поединок, и ее упрямство, из-за которого все могло пойти прахом.

— Что ты слышала о войне за сёгунат?

— Ничего, — растерянно ответила Наоми и почувствовала неприятный укол, заметив разочарование на лице Минамото. С чего вдруг?.. Ей отчаянно захотелось пояснить, как-то оправдать себя и потому она добавила.

— Отец никогда не позволял мне вмешиваться в его дела.

— Он глупец, — Такеши пожал плечами. — Тогда оставим это. Все, что тебе нужно сейчас знать: ты станешь мне женой, а не наложницей.

У Наоми зазвенело в ушах. Комната поплыла перед глазами, а весь ее маленький мирок рассыпался сотней осколков. Она мотнула головой, пытаясь сосредоточиться. Минамото глумится над ней? Он считает, она вынесла недостаточно?!

Но с чего бы ему так зло шутить… Он не Такао, чтобы пинать ее, уже побитую. Он вообще не казался человеком, любящим шутить.

— Если, — ей пришлось прерваться, чтобы прочистить горло, — если ты говоришь мне правду, тогда зачем… зачем было все это? — она указала на себя. — Почему ты не сделал так, как полагается по обычаю?

— Обычаи купцов не имеют отношения к моему клану, — Такеши ответил ей выразительным взглядом. — И как бы я мог это предотвратить? Внезапно рассказать Такао правду? И я не думал, что с тобой может возникнуть столько проблем.

Его последние слова против воли заставили Наоми дернуть уголками губ в слабом намеке на улыбку. Она почувствовала вновь накатившую тошноту и прикрыла глаза. Потом. Она подумает об этом потом. А сейчас ей хочется лишь спать, спать и спать.

— Мы можем договорить завтра? — спросила она, взглянув на Такеши. — Я очень устала.

Он смотрел на нее с минуту, задумавшись, отчего на лбу образовалась глубокая складка. Потом медленно кивнул и сказал:

— Ляжешь в моей спальне.