Хорошие. Плохие. Нормальные

Утром я села за перевод: это первый заказ с начала карантина, заказ небольшой, просили сделать быстро.

Утренний покупатель, ранняя пташка, убеждал меня, что среди хороших писателей женщин не бывает: женщина может быть приличным беллетристом, но сказать о мире что-то принципиально новое не может. У покупателя были салфетки и полиэтиленовый пакет: чтобы открывать двери рукой в салфетке, а салфетку потом выбрасывать в пакет.

Покупатель нарисовал мне на салфетке картинку: как женский и мужской мозг отличаются друг от друга. Привел в пример своих любимых английских писателей: Моэма, Стоппарда, Мердок, Фаулза. Утверждал, что Айрис Мердок — мужчина, отказался посмотреть Википедию, потому что в Википедии случаются ошибки. Купил «Подводя итоги». Было жалко продавать, это моя любимая книга Моэма. Нет, «Театр», конечно, тоже любимая, просто немного обидно, что «Театр» знают все, а «Подводя итоги» нет. Критики того времени написали, что это книга «законченного циника». Жалко, что он ее купил.

Следующий покупатель сказал, что его любимые писатели — Мураками и Донцова. Донцовой у меня целый ящик, а Мураками только «Хроники заводной птицы», «Кафка на пляже» и «Норвежский лес». Спросил, про что «Норвежский лес», я сказала — про то, как жить после потери близкого человека. Он купил три книги: «Пиявка голубых кровей» Донцовой, «Глазастая, ушастая беда» Донцовой и Мураками, «Кафка на пляже». Раньше я относилась к Донцовой иронически, но теперь отношусь к ней очень серьезно. Ящик Донцовой одна из покупательниц принесла мне в подарок. Рассказала: «У меня была очень неприятная операция по женской части, не буду говорить, какая именно, вы сами догадались. Настроение было ужасное, не хотелось жить… спасалась только Донцовой». Я не догадалась, какая у нее была операция, но после этого рассказа отношусь к Донцовой с большим уважением: она спасла чью-то жизнь, спасать своими книгами жизни — это очень круто.

Еще один покупатель оказался не совсем покупателем: пришел со своей книгой. То есть он написал книгу и хотел мне ее продать. Я сказала, что не покупаю такие книги, и он закричал: «Вы против лесбиянок!» Я не против, просто я имела в виду, что не могу купить книгу, напечатанную на машинке.

И все это было утром!.. Как будто всем с утра некуда податься, кроме как в книжную лавку «Чемодан».

Я опять села за перевод. Раздался звонок: пришли проверить электрические счетчики. Но ведь сейчас карантин, разве в карантин проверяют счетчики? Маратик спит, я дома одна… Скажу тоненьким голосом: «Взрослых никого нет, мама не разрешает открывать дверь».

— Я не могу открыть дверь… — сказала я и добавила: — …Я алкоголичка, меня запирают.

Не знаю, почему я так сказала. Безумие заразительно, видимо, я заразилась от утренних покупателей. Или просто вспомнила Прелестную Анечку. Прелестную Анечку запирают дома, чтобы она не вышла за пивом. Не всегда, конечно, только когда у Анечки запой. В своем хорошем периоде Анечка очаровательная, нежная, тихая, умная, милая, самая лучшая.

У Прелестной Анечки сейчас хороший период: вчера была у нас, читала в зеленом кресле «Обещание на рассвете». Анечка говорит: «Книги лучше, чем любовь». В лавке «Чемодан» все против любви — Маратик, Анечка. Рассказывала мне, как вышло, что она пьет: ее предал любимый человек. Ей показалось, что от бокала вина становится легче, а потом вот так… Какая беда — не понять, от чего тебе становится легче.

Я даю Анечке читать свои любимые романы, потом, если Анечка захочет, мы их обсуждаем. Только с ней я могу поговорить о персонажах, будто они живые люди.

Я так люблю «Обещание на рассвете» Ромена Гари, что никогда больше не буду читать. Мне достаточно знать, что эта книга есть, и иногда советовать ее, но не кому попало, только особенным людям, тем, кто может почувствовать.

Мне показалось, что Анечка плачет, и я вышла в лавку. Так и было, Анечка плакала.

— Он пришел с войны и узнал, что мама умерла, а письма, которые он от нее получал, написала заранее!.. Послушай, а тебе не кажется, что такая любовь к сыну — это слишком? Он всю жизнь будет думать, что его никто не любит так, как мама. …Что, так и было?! Откуда ты знаешь? Он про себя написал? Ты знала, знала и не сказала…

Но я же не знала, что надо сказать! В следующий раз скажу.

…Ну и наконец перед закрытием в окно постучали. У нас нет часов работы, поэтому «перед закрытием» может означать любое время — и три часа дна, и девять часов вечера, это просто время, когда я хочу закрыть лавку. Перед закрытием в окно постучала девушка. Ей срочно понадобилась книга «Как стать дрянной девчонкой в постели». «Буквоед» закрыт, «Лабиринт» доставит ей эту книгу не раньше, чем через два-три дня, а книга нужна ей срочно, поэтому она пришла к нам. У меня нет этой книги.

«Ужасно, что у вас нет», — сказала девушка.

Мы немного поссорились через окно. Я считаю, что книгам такого рода не место в книжной лавке «Чемодан». Девушка считает, что я сноб и в этой книге много полезного про «волшебную кнопочку» в женском теле. Сошлись на том, что я могла бы выложить такие книги на отдельный столик с табличкой «Не стесняйтесь».

Когда девушка ушла, я подумала: что, если это звучит как «Не стесняйтесь, если вы идиот»? Лучше нейтральное «Если кому-то надо, то вот»… Нет, это намек на то, что человек не разбирается в сексе, лучше еще более нейтральное: «Не только классика».

Закончила перевод.

Прошло шесть дней и пять часов после того, как я сдала анализ. Не звонили.