Саня здесь. Вернее, Сани нет. Сначала Саня здесь, потом не здесь, потом опять здесь.

Пришел утром, полдня звонил по аптекам: искал какое-то лекарство для диабетиков по льготному рецепту. Крикнул «нашел!», убежал, вернулся, опять звонил по аптекам…

Я уже выучила наизусть то, что он повторяет по телефону: название лекарства, источник финансирования федеральный бюджет, код категории пациента, дозировка, количество таблеток на месяц. Купить пенсионерам нужное лекарство по льготному рецепту — это настоящий квест: нашел три упаковки в аптеке в Озерках, помчался туда, но оказалось, что, пока он ехал, кто-то забрал одну упаковку. А Сане нужно три. Взять оставшиеся две упаковки нельзя, — при этом забирают льготный рецепт, но нужно три упаковки, и пенсионеру придется покупать третью на свои деньги.

Предложила купить лекарство самим, но Саня сказал: «Это неправильно, таких заказов много, и каждому его лекарство нужно каждый месяц». Саня всегда добавляет в заказы что-нибудь от нас — конфеты или печенье для диабетиков, Маратик подписывает пакетик с печеньем «С пионерским приветом, Тупой, Балда и Маргинал». Саня, конечно, прав: это не одноразовое лекарство, многим каждый месяц требуются три упаковки, мы не можем всегда сами покупать лекарства. Получается, что кроме Сани добыть нужное лекарство не сможет никто.

К ночи Саня опять здесь.

Я собиралась объяснить Сане, что между нами больше ничего не будет: у нас, в лавке «Чемодан», территория дружбы. На территории дружбы невозможен секс, и даже дружеский секс не приветствуется.

Если честно, это был не совсем дружеский секс, а скорее, корыстный. Я переспала с Саней из корыстных соображений: чтобы закрепить его за собой. Чтобы, когда закончится карантин и начнется жизнь, не быть одной, как дура. Ведь я объявила отцу, что у меня большая любовь, но теперь у меня нет никакой любви, ни большой, ни маленькой, я — лишний контакт.

Самонадеянно решить, что у тебя большая любовь. Унизительно объявить о большой любви, разрушить отношения с отцом и остаться одной. Как будто ты провалился на школьном спектакле: расхвастался, что у тебя главная роль, и всех пригласил — и провалился у всех на глазах.

Я подумала — скажу отцу, что я теперь с Саней, что я сама захотела все перерешить.

Секс в корыстных целях плохо, что уж тут… но разве я одна такая?.. Сколько раз Скарлетт выходила замуж из корысти, два или три раза? А Шарлотта? Шарлотта из «Гордости и предубеждения»? Женила на себе презираемого ею мистера Коллинза, чтобы «устроиться в жизни».

Для Скарлетт «устроиться» означало выжить, для Шарлотты — выйти замуж, для меня — не выглядеть жалкой самонадеянной дурой в глазах отца. У всех нас имелась задняя мысль обеспечить себе тыл. Я уж не говорю про Кити: я верю, что она любит Левина, но она полюбила его после того, как ее бросил Вронский. Самолюбие, несбывшиеся надежды, вот это все.

К тому же я загадала: если больше не буду спать с Саней, то все получится, я подойду как донор. Рассказывать об этом Сане нельзя: смысл загадывания в том, что знаешь только ты. Только ты знаешь, что ты загадал.

Я собиралась уклончиво сказать Сане: «Пока нет, но, может быть, когда-нибудь да». Но мне не пришлось ничего объяснять: родителям подростка не до секса.

Маратика нет. Исчез, не звонит, где-то играет. Завтра Маратик должен лечь в клинику: его будут обследовать и готовить к операции. А его нет!.. Мы с Саней два часа сидели рядышком в креслах у камина, он в розовом, я в зеленом, с напряженными лицами, как родители загулявшего на дискотеке подростка, и переругивались: «Ты должна была за ним следить» — «Вот сам и следи! Мне что, его к батарее приковать?».

Когда Маратик появился (в час ночи), мы в один голос воскликнули: «Где ты был?! Мы чуть с ума не сошли!», а я еще добавила: «У меня из-за тебя сердце заболело».

— А что я такого сделал?.. Тупой бегает по аптекам, ты весь день сидишь-долбишь…

Да, я переводила и в перерывах читала Дневники Адриана Моуэла, их пять: пять дневников разного времени, в первом Адриану шестнадцать, а в последнем около сорока, и у него рак простаты. Мне нравится, что показана целая жизнь, также мне нравится, что у него безумные родители, хуже которых невозможно себе представить. На фоне родителей Адриана Моуэла любые родители выглядят достойно.

— Что мне было делать? Я не хотел тебя отвлекать, не знал, чем заняться…

Где-то я это читала. …У жены Достоевского, вот где! Федор Михайлович придумывал объяснения своим решениям пойти в казино: его не разбудили, у него появилось свободное время, некуда человеку пойти — вот и пошел попытать счастья.

— Я в плюсе, — похвастался Маратик, — за эту неделю я в плюсе, а сегодня вообще мой день, я сделал ребай и…

— Ребай, ерунда какая-то, — холодно сказал Саня.

— Сам ты ерунда. Ребай — это возможность докупить фишки… а-а-а, что с тобой говорить… Ладно, я понимаю, вы волновались, я плохой… Слушайте, у меня идея. Давайте сегодня всю ночь разговаривать… — предложил Маратик и хитро добавил: — Чтобы не опоздать в клинику. …Как вам? Обжоры могут разговаривать с набитым ртом.

Это была хорошая идея: устроить прощальную диванную вечеринку, чтобы мы втроем легли на диван и всю ночь разговаривали.

— Давайте в порядке стёба обменяемся секретами, — предложил Маратик.

Саня поморщился, но кивнул. Он не из тех, кто ночами разговаривает. Он из тех, кому нужно выспаться, чтобы утром вовремя начать делать добрые дела. Но Саня, как и я, все прочитал в интернете про болезнь Маратика. И, должно быть, решил, что провести сегодняшнюю ночь в разговорах — это доброе дело, самое важное на этот момент: мы будем развлекать Маратика и отвлекать от мысли, что завтра он ложится в клинику.


Маратик предложил, чтобы каждый из нас рассказал о себе что-нибудь плохое. Для начала не обязательно самое плохое, можно просто плохое. Таких сцен полно в английской литературе: старинная усадьба с садом, в доме большая детская, после ухода няни дети делятся мечтами и секретами, откровенничают, обсуждают взрослых.

Мы зажгли свечи, притащили на диван поднос с едой, бутылку вина для Сани, мы с Маратиком не будем пить, но Сане можно.

— Я здесь самый плохой, я начну, — сказал Маратик. — Так, с чего начать?.. Я воровал деньги из коробки. В буфете стояла коробка с деньгами на хозяйство, я воровал оттуда деньги. Копил на мотоцикл. Складывал награбленное в носок. Я таскал оттуда понемногу, но часто. Мама решила, что это домработница ворует, и уволила ее.

— Безобразие, — возмутился Саня. — Сколько тебе было лет? Шестнадцать?

— Пять. Я копил на мотоцикл маме. Думал, ей понравится кататься на мотоцикле. …Вот еще один секрет: секс с маминой подругой. Она приходила в гости с коробкой пирожных. Когда она рассказывала при мне анекдот или сплетничала о знакомых, мама пугалась и шикала «это не для детских ушей». Она краснела и отвечала «прости, забыла, что он еще маленький», а у нас с ней был секс. Это был такой стеб, — чтобы она сказала «он еще маленький», а у нас с ней секс. Ну как, прикольно?

— Тебе было пять? — подозрительно спросил Саня.

— Шестнадцать.

— Ну тогда да, прикольно… даже почти смешно.

Маратик обиделся.

— Тебе нечем судить, смешно или почти смешно, у тебя полностью отсутствует чувство юмора. …Давайте продолжим. Самый плохой тут я, но может быть, еще кому-то есть что рассказать?..

Саня помрачнел и долго со вкусом молчал. Маратик любит разговаривать, я люблю думать, а Саня любит мрачно молчать.

— О чем ты молчишь, малыш? — участливо сказал Маратик. — В твоем прошлом есть страшная тайна, ты один раз не заплатил в троллейбусе?

Саня, молчаливый молчун, молчал-молчал, и мы принялись гадать: «Саня, ты киллер?», «Ты содержишь бордель?», «Ты педофил?».

— Неужели ты… — в ужасе произнес Маратик, — ты… один раз обманул игровой автомат?

И тут случилось невероятное. Саня сказал:

— Я скажу, но это реально очень плохое.

Наверное, Саня, как и я, все это время думал: вот мы втроем, на диванной вечеринке, но Маратик завтра уйдет и может не вернуться. Мы оба думали про смерть, как она близко. Встреча со смертью приводит к изменению мировоззрения, или к катарсису, или к необычным поступкам. Когда Призрак грядущего Рождества показал Скруджу его похороны, Скрудж пережил катарсис и из скупца превратился в доброго щедрого человека. Ничем другим я не могу объяснить то, что Саня решил нам рассказать.

Ну, еще тем, что его, очевидно, это очень мучило. И тем, что даже Сане иногда нужно рассказать. У Фрейда есть такой термин — «желание открыться»: что-то заставляет нас открыться другому человеку, хотя мы спокойно могли бы хранить этот секрет. И ночь, ночь и свечи придают всему какой-то иной смысл, к тому же Саня выпил один почти всю бутылку вина.

— Я скажу, скажу, — повторил Саня.

— Ну, говори, — поддержал Маратик.

— Я скажу.

Саня так мрачно молчал, что Маратику стало его жаль.

— Ладно, мы верим, что ты негодяй, можешь и дальше молчать.

— Я с ней спал. Я с ней спал!..

— Ух ты… Зачет. Это посильней, чем мелочь из буфета тырить.

Я не поняла, с кем Саня спал, но Маратик смотрел на меня с выражением «я же говорил» и «среди нас есть люди, которые разбираются в человеческой природе, и это не ты», и я поняла. Ну, вау! С женой отца! Маратик и правда сразу же сказал: просто так МГИМО не бросают, там что-то есть, например Саня спал с женой своего отца. Я тогда засмеялась: «Фу, какой пошлый сериальный ход». Дешевый сериальный ход оказался правдой, а я ничего не понимаю в человеческой природе… по крайней мере, в Саниной природе.

— Я боролся, — горестно сказал Саня.

— С кем? Если хочешь, расскажи, тебе станет легче, — предложил Маратик.

Маратик думает, что Саня сможет рассказать о своих чувствах? Саня не умеет говорить о чувствах, уж я-то знаю…

Я сама могу рассказать, я хорошо представляю себе, как молодая скучающая хищница украдкой кидает на Саню страстные взгляды. Как она его соблазнила. Саня не понимал, что происходит, боролся с собой, а когда она его соблазнила, все смешалось в его бедной голове. Она испугалась, что их связь может в любую минуту открыться, и отправила его домой. …Саня заплатил за ее скуку своей будущей жизнью, своими планами, всем… Сто раз читали. Вернее, смотрели, в сериалах.

Я сказала:

— Забудь. Все знают, что к сексуальной стороне жизни вообще не применяются моральные оценки, там только инстинкты. А за инстинкты мы не отвечаем.

На самом деле я не знаю, отвечаем ли мы за инстинкты. Может, да, а может быть, и нет. Я просто хотела его утешить. Поддержать, и все такое. Разве друзья затем, чтобы важно кивнуть «да, ты плохо поступил»? Чтобы быстренько начать тебя осуждать, если тебе и так плохо? Друзья должны быть на твоей стороне. Они должны сказать «я и сам такой же» или «я тебя понимаю». Лучший выбор «я и сам такой же», тогда ты подумаешь, что не все потеряно.

Маратик, очевидно, считает так же. Сказал, что все это фигня и надо забыть, у него самого был похожий случай. Вот только у Маратика не могло быть «похожего случая», у него нет отца. Он просто жалеет Саню. Странно, что именно сегодня, когда Саня должен жалеть Маратика, Маратик всю ночь жалеет Саню.

— Ты друг, — сказал Саня.

Почему только Маратик друг, а я? Мужская солидарность?

— Я друг, — подтвердил Маратик. — Друг понимает, что ты можешь случайно переспать с женой отца, хотеть чипсов, жрать восьмой пирожок, друг не врет… Я фыркнула, и Маратик мгновенно взвился:

— …Что я тебе соврал?! Конкретно, что?..

Хм… конкретно ничего, но, если взять картину в общем… Говорил, что решил больше не играть, — врал. Говорил, что будет рано вставать, делать зарядку, есть морковку вместо чипсов, — врал. И всегда это заканчивалось одинаково: я просила прощения за то, что не так его поняла.

— …Как с кем я боролся? С собой, — застенчиво сказал Саня. — Я же нормальный человек.

Боролся с собой?.. Значит, Саня был влюблен. И сейчас влюблен. Бедный Саня, его мучает совесть за то, что влюбился в жену отца. Саня отрастил себе такую совесть, что она его очень больно мучает. …И… и как же я?

Саня больше не мой герой. И не герой советского романа. Тимуровцы не влюбляются в жену отца. Мальчик из «Честного слова» не мчится тайком на свидание в съемную квартиру. Если «Тимур и его команда» влюбляется в жену отца, то немедленно бежит, не дав любви осуществиться, и на бегу становится еще лучше. Герой советского романа уж если хороший, то хороший. А Саня нет… Переспать с женой отца, пусть даже один раз или два, пусть от злости, в знак протеста, — это и правда не очень… Кажется, Саня уже не самый хороший человек на свете…

Почему-то Саня стал мне ближе. Теперь, когда Саня уже не кажется таким недосягаемо хорошим, таким идеальным, он стал мне ближе. Мне его жалко, и я немного радуюсь, что не во мне одной есть плохое, в нем тоже есть слабость и нечестность. …Вот мы, все трое, Тупой, Балда и Маргинал, мы вообще нормальные? У меня в прошлом кое-что есть, Маратик — игрок, Саня спал с женой отца: грани нормальности заиграли новыми красками.

…Я сказала в утешение Сане, что плохие и хорошие люди остались в прошлом, современные люди не плохие и не хорошие, они амбивалентные, как мы.

— …Кажется, я из вас самый хороший, амбивалентные мои… А вот бизнес жалко, перспективы и все такое… — цинично сказал Маратик. — Тупой, может, вернешься? Может, черт с ней, с женой отца?

— Так я же не из-за этого уехал. Это меня вообще не волнует. Отец ведь тоже сделал генетический анализ.

Маратик вздохнул:

— У Тупого способность строить причинно-следственные связи, как у суслика. И он очаровательно ведет беседу. Я уже ничего не понимаю.

Но нам не удалось понять: Саня ушел в туалетик и не вернулся. Не вернулся к нам, зачем-то направился в лавку — хотел побыть один? — и заснул в кресле, в зеленом. До меня очередь не дошла, вот и хорошо!..

Загрузка...