Хорошие. Плохие. Нормальные

Вы не осуждаете Саню? Я нет. Я его хорошо понимаю.

Сначала выбрал одно, а потом другое, ну и что? Решил, что выбирает лучшую версию себя, потом перерешил, выбрал другую версию себя. Может, у него несколько разных версий себя?

У меня тоже так бывает, просто у меня выбор среди маленького: хочу ли я стать писателем, кого я люблю. Я еще ни разу не выбирала между двумя версиями себя.

Может, Санин приезд в Петербург — это временное умопомрачение? Или, как в русской классике, последняя вспышка юношеского идеализма. Саня из Обломова превращается в Штольца? В Питере быть Обломовым, в Москве Штольцем, рядом с мамой хорошим, а рядом с отцом плохим. Это вроде бы детская идея?.. Саня не хочет быть как отец, отец ему не нравится. Если любишь отца, то неважно, нравится он тебе или нет. Мне не нравится, что мой отец всегда объясняет мне, что я чувствую, но я его люблю. А Саня своего отца не любит, и он ему не нравится. Но ему нравится власть.

Саня сначала решил быть хорошим, а потом перерешил быть хорошим… Или это ген за него перерешил — быть не учителем, а владыкой морским? Интересно, Саня будет спать с женой отца? Будет унижать людей, не платить им зарплату? И превратится в огнедышащего дракона прямо на «Ленинградском вокзале, выйдя из «Сапсана»?..

Может, в нем всегда сидел дракон? Тогда Сане нужно с ним сжиться и примириться с тем, что у него ген убийцы. Мы все тут, в лавке, от чего-то спасались: Саня — от гена убийцы, Маратик — от мамы и от смерти, я — сама не знаю от чего, от себя. Но зачем нам быть другими людьми, не собой?

Я немного пострадала от Саниного выбора: я-то считала, что у меня любовный треугольник. СН — я — Саня. Из любовного треугольника нужно было кого-то выбрать. Я бы не выбрала Саню. Но все-таки обидно, что он даже не думал, что его сейчас будут выбирать, а уехал первым же «Сапсаном». В Москву можно было уехать и на машине, но в Питере у него нет машины, его машина в Москве.

Представила, как Саня постепенно превращается в дракона в вагоне поезда: на станции Бологое у него уже страшные когтистые лапы, а ближе к Москве прорезывается хвост — и вот он выходит на Ленинградском вокзале драконом в пупырчатом панцире, рычит и бьет хвостом по перрону.