Проблема в том, что сейчас все на виду. В обычной жизни каждый был сам по себе, никто ни о ком ничего не знал, а сейчас, в изоляции, вдруг появились «все». Все дома, и все смотрят в окна.
Сначала все увидели, как в подъезд напротив вошла нарядно одетая дама. Все понимали, куда она идет, — на второй этаж. Там живет девушка — мастер маникюра, обычно работает в салоне, но сейчас салоны закрыты. Весь дом ходит к ней делать маникюр.
Через час все увидели, как нарядно одетая дама вышла из подъезда. Ее маникюр не был виден с такого расстояния, но всем было ясно, что она сделала маникюр.
Через десять минут все увидели, как дама входит в подъезд с участковым. Привела участкового оштрафовать мастера за то, что мастер маникюра подпольно делает маникюр, и та вернула ей деньги.
Проблема в том, что, совершив донос, дама перешла двор и постучалась в лавку. Сказала, что раз уж она в доме Довлатова, то нужно купить книгу Довлатова. В принципе, это то, о чем говорил Маратик: у нас очень выгодное расположение.
«Нет. Я не продам вам книгу Довлатова. Довлатов сказал: „Мы проклинаем Сталина, и, разумеется, за дело. И все же я хочу спросить — кто написал четыре миллиона доносов?“ Вы недостойны иметь книгу Довлатова. Вы можете купить ее в любом другом месте, но я вам ее не продам», — сказала я.
Мысленно. Я мысленно сказала. Я не умею вслух выражать осуждение или клеймить позором.
Продала даме «Заповедник» как миленькая.
И весь день думаю: правильно, что не сказала, или неправильно? С одной стороны, моральный облик дамы не мое дело, я всего лишь продавец в лавке. С другой стороны, я ведь продаю книги.
…Уже ясно, что я не подошла. Я ждала звонка из клиники с сумасшедшей мыслью: мой генетический близнец — Маратик, для него меня проверяют на полное соответствие. Конечно, было бы здорово спасти жизнь другому, любому человеку, но сумасшедшая мысль была — вдруг это Маратик. Но я не подошла никому. Ждать больше не стоит.