…Ну вот, я на Рубинштейна, 23, у памятника Довлатову. Воровато оглянулась, как будто хочу сделать что-то неприличное. Но это и правда очень интимное: я дотронулась до руки Довлатова, сказала: «Привет, ты как? Я норм». Почувствовала ответный импульс. Я не псих, не слышу голоса, не воображаю, что памятник пожимает мне руку или отвечает, как у него сегодня дела.

Тут дело в другом. Довлатов нашей семье не чужой: моя бабушка из-за него осталась на второй год.

Памятник Довлатову стоит у ворот, через ворота входишь во двор. Довлатовский дом построен буквой П, идешь между перекладинами буквы П, на первом этаже по правую руку будет «черт-те что».

Когда мне позвонил нотариус с сообщением, что мне завещана квартира по адресу Рубинштейна, 23, я решила, что это чья-то шутка или мошенничество, вроде звонков «ваш счет в банке заблокирован, сообщите код». Я бы скорей поверила словам: «Вы единственная наследница старинного рода, вам завещан замок в Ирландии…» Спорим, каждому хоть раз в жизни приходили в голову подобные мысли.

Ирка не могла завещать мне квартиру! От нее нельзя было ожидать такой предусмотрительности, чтобы кому-то что-то завещать. От нее можно было ожидать совсем другого: что квартира достанется первому встречному или же постоянному ночному покупателю водки. Беспутная Ирка продавала ночью водку из окна: Иркина квартира находится на первом этаже. Там есть и другие особенности. Отец говорит: «Это не квартира, а черт-те что».


Если рассматривать «черт-те что» с точки зрения недвижимости, то это хорошая недвижимость: улица Рубинштейна — главная улица после Невского, вторая ресторанная улица в мире, здесь даже такая левая недвижимость, как Иркина квартира, имеет ценность.

Если рассматривать «черт-те что» с точки зрения жить (приглашать гостей, спать, готовить еду), то квартирой это можно назвать условно. Первоначально, по плану, здесь было техническое помещение. После войны встроили ванну и плиту, и техническое помещение превратилось в жилье. Здесь жила моя двоюродная бабушка Ирка, училась в одной школе с Довлатовым, на класс старше. На переменах бегала смотреть, какой он красивый, засматривалась и опаздывала на следующий урок. Бабушка Ирка решила остаться на второй год, чтобы весь следующий год учиться с Довлатовым в одном классе и без лишней беготни смотреть на него во время уроков.

Действительно ли бабушка Ирка осталась на второй год из-за любви или просто плохо училась? И придумала красивую легенду? У бабушки Ирки, очевидно, была склонность к театрализации жизни, она сама себя называла «беспутная Ирка». Но какая разница, была ли у бабушки Ирки большая любовь к Довлатову или большая нелюбовь к учебе? Довлатов сказал, что у любви вообще нет размеров, есть только «да» или «нет», у бабушки, очевидно, было к Довлатову «да», а к учебе «нет».

В «черт-те что» нет прихожей: с улицы входишь в огромный зал метров шестьдесят. В зале белая кафельная печь до потолка, мы всегда говорили камин, но технически это печь. Из зала через крошечный туалетик с чугунной ванной проход в комнату. В комнате всё заставлено мебелью: круглый стол, три кресла, розовое, зеленое и голубое, старый продавленный диван, к дивану нужно пробираться между древними колченогими шкафчиками, тумбочками, этажерками. Здесь же плита, если захочется сварить суп, то можно помешать его, не вставая с дивана. На диване Ирка спала и с него же продавала водку. Вставала на диван (она была небольшого роста, как я), протягивала в окно бутылку.

Я была здесь месяц назад: чтобы попасть в квартиру, пришлось вскрывать дверь, менять замок, и сосед подозрительно поинтересовался: «Вы собственник?» Я ответила: «Я собственник» — и вспомнила Сомса Форсайта. «Собственник» произносить приятно, такое надежное круглое слово — «собст-вен-ник».

…Так, я собственник, могу делать здесь, что хочу. А чего я хочу?.

Хочу найти тайник с фамильными изумрудами! Изумруды продам на «Сотбис»… Нет, я не смогу продать изумруды на «Сотбис»: границы закрыты, и «Сотбис» закрыт… На скорую руку продам изумруды в интернете. На эти деньги открою свое издательство. Издавать буду все, что понравится, единственное ограничение — все авторы должны быть не старше тридцати одного года. В издательстве, в которое я обращалась со своей рукописью, мне сказали: «Сколько вам лет? Ах, вам еще нет тридцати, у вас еще все впереди». Уверена, что все, кому до тридцати, как я, не хотят впереди, хотят сейчас.

Хочу найти на дне шкафа библиографическую редкость, к примеру, дневник Пушкина! О судьбе одной пушкинской тетради до сих пор ничего неизвестно, вот ее я и найду.

Хочу найти под половицей бабушкины письма, которые она написала мне перед смертью на двадцать лет вперед, чтобы я получала по письму в год. В каждом письме будет предвидение, пророчество и наказ, как жить в этом году, и я наконец-то начну жить осмысленно, правильно и стану хорошим человеком. …Да. Самое малое, что может произойти со мной в этой квартире, это прозрение, катарсис и полное перерождение личности.

Хочу разложить розовое мыло по шкафчикам, чтобы можно было открыть любой ящик, а там лежит розовое мыло. Это скромный реалистичный вариант: у меня в сумке 33 куска розового мыла. Каждый вечер я пересчитываю свое розовое мыло, это меня успокаивает и вселяет надежду… На что? Ну, просто вселяет надежду. Сейчас у меня 33 куска, и я собираюсь купить еще, пополнить запас на всякий случай.

Загрузка...