Хозяйка старой пасеки 2

13

Коляска укатила. Я уставилась ей вслед, переваривая последние слова исправника. Это что — угроза? Или…

Я заковыристо выругалась, так что пробегавший по двору мальчишка восхищенно присвистнул. Дошло. Этот… не заслуживающий цензурных слов тип угнал мое единственное транспортное средство и заплатил землемеру за беспокойство, чтобы я отдохнула.

Отдохнула!!!

А поговорить по-людски, конечно, было ниже его достоинства.

Я снова ругнулась. Значит, великий и ужасный исправник решил воспользоваться своим служебным положением? В эту игру можно играть вдвоем.

Я вихрем пронеслась в кабинет. От злости даже забыла, как неудобно в руках перо, — оно буквально летало по бумаге. Не прошло и получаса, как передо мной лежала стопка документов, составленных в лучших бюрократических традициях. Обороты типа «Имею честь покорнейше просить Ваше Высокоблагородие соблаговолить учинить рассмотрение нижеизложенного прошения и воспринять оное к исполнению согласно установленным законодательным предписаниям…», от которых у меня самой зубы ломило, чередовались с «ввиду слабости женского разума в постижении таковых предметов, всецело вверяю сие дело Вашему превосходному рассуждению…» и «в случае отсутствия разъяснений буду вынуждена обратиться за руководством к Губернскому правлению».

Марья Алексеевна, как всегда, появилась в самое неподходящее время. Спросив разрешения, пробежала глазами лист и расхохоталась.

— Добавь еще «уповаю на Ваше великодушие и благородство» и «душа моя пребывает в смятении».

— Вот уж нет! — фыркнула я, главным образом на последнюю фразу.

Подумав, приписала первую. Генеральша расхохоталась снова. Потом вдруг посерьезнела.

— Знаешь, милая, мы с моим Павлом Дмитриевичем оба молодые были, горячие. Помнится, как-то он так же меня довел. Два месяца он мне писал приказы, а я ему отвечала рапортами и прошениями о разрешении приготовить ему на ужин его любимую кашу. Только оглядываюсь я назад и думаю: ведь могли бы мы эти два месяца не воевать, а любить друг друга, страстно да жарко.

С моего пера соскользнула клякса.

— К счастью, Кирилл Аркадьевич мне не супруг.

Она покачала головой, но, видимо, поняла, что продолжать не стоит.

— Какие заботы я могу с тебя снять сегодня?

Я перебрала свой мысленный список дел, в который добавлялись все новые и новые пункты.

— Займетесь медвежатиной, Марья Алексеевна?

Сколько получится, пустить на тушенку, а остальное засолить. Вот когда я порадовалась, что в этой кухне посуды припасено на роту! Если собрать все горшки и помыть их как следует, то влезет довольно много мяса. В летней кухне печь маловата, поэтому туда лучше отправить девочек с готовкой, а в большую печь, русскую, что стоит дома, как раз и поставим горшки с будущей тушенкой.

— Я пошлю к себе за смальцем, — сказала Марья Алексеевна, выслушав меня. — Твоего все горшки залить не хватит, а медвежий лучше на мази оставить.

Я кивнула.

— Спасибо.

— Странно, не помню я, чтобы Наташа с Настенькиной матушкой дружила, а рецепт у вас один, — добавила генеральша.

Я пожала плечами.

— Мало ли похожих рецептов?

— Может, и немало, а таких, на которые привилегии получены, по пальцам счесть.

— Погодите, — встревожилась я. — Так это значит, я не могу теперь тушенку… в смысле так приготовить мясо?

— Приготовить можешь. И сама есть, и гостей потчевать. Но продавать нельзя. Впрочем, может, ты с Настенькой договоришься. С Северской. Она дама разумная и всегда готова помочь.

— Спасибо за предупреждение.

Нельзя продавать — так нельзя, переживу. Честно говоря, на мясо у меня особых планов и не было: самим что-то есть надо и работников кормить. Жир и желчь — другое дело.

— Прослежу, чтобы поставили томиться, — подтвердила Марья Алексеевна. — И за костяком прослежу, и за клеем.

Отлично, значит, на мне только воск — хотя и с ним забот достаточно. Поставить вывариваться тот, что вчера насобирали мальчишки, очистить и переделать на листы вощины тот, который я не успела переработать со вчерашнего дня.

Когда я зашла в сарай, в угол шмыгнула тень.

— Кто там? — окликнула я.

Полкан залаял — совсем беззлобно, скорее давая понять, что у него все под контролем.

— Кто там? — повторила я. — Выходи, а то пса спущу!

— Барыня, миленькая, не надо пса, — донесся из угла дрожащий голос.

На свет вылез Кузька, самый младший из мальчишек. Худой и длинный, среди своих он получил прозвище «оглобля» — зато посыльным был шустрым и легконогим. Сейчас он понурил голову и всем видом изображал раскаяние, в которое я не особо верила. Подростки этого мира были в чем-то похожи на моих учеников, а в чем-то — совсем другие. Если барыня спрашивает, лучше притвориться дурачком, чем получить дополнительную работу. Если сердится — нужно скоренько свалить на кого-нибудь вину, а когда не выйдет — с жаром каяться, неважно, в чем, глядишь, растрогается и не выпорет.

И, к слову, очень походило на то, что мое неприятие телесных наказаний было в их глазах слабостью — и мне нужно будет что-то с этим делать очень скоро.

— Что ты тут потерял? — поинтересовалась я.

— Дык это… посмотреть хотел, может, чем помочь.

Я хмыкнула. Верю, как же.

Полкан попытался ткнуться носом в его кисть. Парень охнул, поджал руки. Пальцы у него были грязные. Но это была не та намертво въевшаяся грязь, как у всех, работавших с землей и скотом, а будто налипшая на что-то.

Я схватила его за запястье, разглядывая.

Мед. Прилипшие к нему крошки воска и пыль.

Но в сарае неоткуда было взяться меду.

Если только…

— Соты пришел воровать?

Если мальчишки слопали соты из погрызенных мышами колод, я сама их пристукну: гуманней будет.

— Да что вы, барыня, как можно? — заюлил он.

— Девчонок тоже угостили?

— Не только девчонок, но и со мной не поделились, — брякнул он и понял, что попался.

Оказывается, иногда и от жадности есть польза: девчонки не пострадают от чужой глупости.

— И ты решил восстановить справедливость и пошел за медом один.

— Барыня, простите, миленькая! Вам же он все равно не нужен! Мы же видели, вы не разбирая все соты в котел да в топку. Так ежели вам мед из старых сот все равно не нужен, ущерба ведь никакого!

— И поэтому вчера парни слопали этот ничейный мед. А ты с письмами бегал, с тобой не поделились, но как они обсуждали, услышал.

Он молчал. Впрочем, и того, что уже было сказано, мне хватило.

Я влетела в людскую. Парни, только что болтавшие и пересмеивавшиеся, затихли и подскочили. Видимо, я не смогла скрыть эмоции, потому что вместо привычного подобострастия на их лицах появился откровенный испуг.

— Я вчера велела вам работать, закрыв лица косынками. Почему вы нарушили приказ?

— Да что вы, барыня, — заговорил за всех Митька, самый старший —до сих пор он казался мне самым ответственным. — Как вы велели, так все и сделали. Хоть и жарко было с замотанной мордой.

— А мед, который вы съели, сам сквозь ткань просочился?

— А мед мы потом… — подал голос веселый болтун Антошка. Охнул, сообразив, что, пытаясь увильнуть от наказания за одно, подставился под другое.

Детский сад, честное слово!

— Я вам про мышиную порчу говорила? — вкрадчиво начала я.

— Так мы все в точности, как вы велели, и сделали, — сказал Митька. — Лица тряпками обмотали, пока работали, не снимали, а как с пасеки ушли, так и размотались. Тряпье, опять же как вы велели, сразу в щелок бросили, потом выстирали, все честь по чести.

— А вы не подумали, что если порча мышиная может с воздухом в тело залететь, то и на сотах она наверняка есть?

Они переглянулись, качая головами, явно уже беспокоясь, что эти их переглядывания выдают куда лучше любых признаний.

— И что медовые соты я сразу в котел выбрасываю не потому, что с жиру бешусь, а потому, что они мышами обсижены и такой мед просто опасен? Не говоря уж о том, что он скиснуть мог.

— Да он не кислый был, — вздохнул Митька, сообразив, что отпираться бесполезно. — А про порчу не подумали мы, барыня, виноваты.

Очень хотелось рявкнуть, что за визит врача я вычту из их жалования, но ведь тогда эти балбесы, если заболеют, до последнего будут скрывать.

— И ничего нельзя сделать? — спросил обычно молчавший Данилка.

— Молиться, — в сердцах бросила я.

И правда, что тут сделаешь? Даже в моем мире экстренной профилактики мышиной лихорадки не существует. А здесь и вовсе…

Может быть, магия? То самое благословение, о котором упоминала княгиня Северская? В том, что оно может лечить, я была уже уверена: Варенька носилась бодрой козочкой, и казалось, гипс скорее служил для нее ограничителем, чем необходимостью. Может ли магия остановить развитие вируса?

Надо бы написать княгине…

Я представила, как пытаюсь объяснить женщине этого мира, пусть умной и понимающей, про вирусы и инкубационный период, — и всякое желание писать пропало. Да и чем, если уж на то пошло, поможет магия, когда нет еще никаких повреждений ткани, есть лишь размножающийся внутри клеток вирус?

И все же лучше я рискну оказаться дурой в глазах княгини Северской, чем из-за моего нежелания ею выглядеть кто-нибудь из этих балбесов останется инвалидом, а то и вовсе умрет.

— Значит, так. За то, что на барское добро без спроса покусились…

— Мы не кусались, — возмутился Антошка. — Мы…

Он осекся под взглядом старшего.

— Вычту у вас из расчета дневное жалование. А теперь марш на кухню. Будете делать все, что Марья Алексеевна велит: горшки мыть, бочки кипятком обдавать, мясо раскладывать и прочее.

— Прощения просим, барыня, но это бабская работа, — осторожно заметил Митька.

— А вы что думали, я вас за воровство по головке поглажу? — взорвалась я. — Или хотите, чтобы я с вами рассчиталась прямо сейчас да по домам отправила?

Кажется, они решили, что рассчитаться с ними я собиралась в переносном смысле, потому что тут же попытались рухнуть на колени. Пришлось рявкнуть снова, чтобы мальчики наконец зашевелились.

На кухне обнаружилась Варенька.

— Глаша, скажи Марье Алексеевне, что я вовсе не бездельничаю, а горох мне нужен для рыбалки. Игнат сказал, на него отлично клюет, если сварить с укропом и чесноком, а потом выдержать в масле. Не хуже, чем на червя. Не копать же мне червей, в самом деле!

— А чего бы и не копать, — проворчала Марья Алексеевна. — Ступай, графинюшка, чем-нибудь другим займись, здесь сейчас и без тебя не протолкнуться будет.

— Сложи в корзину все, что тебе нужно, и иди на летнюю кухню. Скажешь девочкам, чтобы сготовили, — распорядилась я.

— Нет, я сама! Игнат сказал, очень важно, чтобы горох не переварился, на крючке держался. Он должен вечером прийти, а утром раненько мы на рыбалку. — Она вздохнула. — Не знаю, что нашло на Кира, но из-за того, что ты поедешь завтра, я не смогу тебя сопровождать. Рыба к столу важнее моего любопытства.

Против воли я почувствовала к Стрельцову что-то вроде благодарности.

— Ну ничего, — тут же разулыбалась графиня. — Ты мне оставишь поручений по дому, и, пока ездишь, я все сделаю. И еще я сделаю букварь для Герасима. А пока займусь горохом.

Вот и славно, вот все и при деле, да и у меня дела найдутся. Мальчишки, хоть и балбесы, вчера поработали на совесть, и теперь в сарае стояли с полдюжины наполненных сотами мешков, требующих немедленной переработки, чем я и занялась.

Над огнем висели котлы со свежим сырьем, в двух здоровенных горшках повторно топился для дополнительной очистки уже добытый воск, а я прилаживала листы вощины на рамки, когда в дверях сарая запереминался с ноги на ногу сотский.

— Барышня, прощенья просим за беспокойство, но нам бы его сиятельство увидеть.

За его спиной топтался мужик с пищащей корзинкой, поодаль стояла женщина, за юбку которой держался ребенок лет трех. Мальчик или девочка — не поймешь, до определенного возраста все дети здесь носили только рубашонки. Подол пятнала засохшая кровь.

— Исправник в городе.

— Барыня Марья Алексеевна так и сказали, и все же… — Он почесал в затылке. — Тогда, может быть, вы нас рассудите, что делать?

— Что случилось? — спросила я.

Мужик с корзинкой выступил вперед.

Невесть откуда взявшийся Полкан залаял, поставил лапы на корзину. Мужик охнул и выпустил ее. Полотно слетело, явив двух котят, слепеньких, со слипшейся от крови шерстью.

— Полкан, фу! — вскрикнула я, испугавшись, что он обидит малышей.

Полкан быстро оглянулся на меня — будь он человеком, сказала бы «возмущенно» — и начал вылизывать котят.

— Вот тут такое вот дело, — почесал в затылке мужик. На его одежде сияла медная бляха, поменьше, чем у сотского. — Матренин, значит, малец двух котят родил.

— Чего? — оторопела я. — Вы шутите?

Полкан гавкнул. Прежде чем я успела охнуть, сцапнул одного малыша в пасть — но тут же осторожно выплюнул его себе на бок. Пристроил так же второго и улегся клубком, согревая.

— Да ты прямо настоящая нянька, — умилилась я.

Он высунул язык, часто дыша, что в переводе с собачьего означало разулыбался вовсю, пристроил голову на задние лапы. Котята, оказавшись в импровизированном гнезде, потихоньку начали успокаиваться.

— Да какие уж тут шутки! — возмутился мужик. — Последние времена, похоже, настали.

— Игнат, но вы же разумный человек! — обратилась я к сотскому. Тот развел руками.

— Я на свое место поставлен за порядком следить. И ежели мне десятский говорит, что нужно его высокоблагородию доложить, значит, надобно доложить. Против мира мне переть негоже.

Так. Если я правильно поняла, сотский сам не был уверен в том, что дела обстояли именно так, как ему доложили, но не рисковал спорить с мужиками, чтобы не лишиться места. А может, и сам наполовину уверен в реальности происходящего.

— На основании чего… — Я осеклась. — А почему ты так уверен, мил человек, что мальчишка котят родил?

— Так как же! — Мужик дернул рубашонку. Мальчик разревелся, мать подхватилась его утешать. — Вон, гляньте, и рубашка в крови, и под рубашкой.

На мой не верящий в чудеса взгляд, все было более чем просто: малыш, гуляя во дворе, — а здесь их выпускали из избы под присмотр детей немногим старше, едва начинали уверенно ходить, — наткнулся на рожающую кошку. Ухватил двух котят, по одной в каждую руку — чудо, что не задушил, и положил к себе на коленки. Вот и испачкался свежей кровью.

Но попробуй убедить в этом мужика, уверенного в том, что настали последние времена!

— Ежели вы, барышня, тоже не знаете, что делать, так дозвольте где-нибудь в теньке урядника дождаться, — сказал сотский. — А может, Иван Михайлович раньше приедет, я осмелился за ним послать. Доктор — человек ученый.

Я представила себе выражение лица Ивана Михайловича при известии о рожденных мальчиком котятах и едва не застонала.

— Где мальца с котятами нашли, во дворе или в доме? — спросила я.

— В хлеву, милостивица.

Я всплеснула руками.

— Так это батюшка дворовушко шутки шутит! Чем-то, видать, понравился ему малец, вот он котят и подкинул порадовать да позабавить. — Господи, слышали бы меня мои ученики! — А вы сразу — последние времена!

Мужики переглянулись.

— Мне не верите — могу за отцом Василием послать, — продолжала я. — Да только что батюшка скажет, узнав, из-за чего его побеспокоили?

Мужики снова переглянулись.

— А ежели батюшка скажет, что это бесовское порождение?

У меня лопнуло терпение.

— Значит, так. Все знают, что собаки нечистую силу чуют?

Крестьяне закивали.

— Котят этих мой пес своими признал, следовательно, зла в них нет. Я о них позабочусь. Чтобы вы за мальца спокойны были, сводите его в церковь да подведите на благословение к отцу Василию. Он человек божий, его молитвы на пользу пойдут. А чтобы больше дворовушко так не шутил… подождите здесь.

Быстро, но не бегом я прошла на кухню, взяла немного вчерашней гречки. Отдала горшок Матрене.

— Как вернешься, проверь, чисто ли во дворе, порядок ли. Дворовой очень беспорядка не любит.

— Наведу, барыня.

— Потом возьми вот эту кашу, положи в ясли да поблагодари дворовушку, что за скотиной твоей приглядывает, и попроси и дальше о ней заботиться. Все поняла?

Женщина поклонилась. Следом поклонился и десятский. Игнат проводил их взглядом.

— Барыня, позвольте в вашем дворе Ивана Михайловича дождаться. Повинюсь, что зря побеспокоил.

— Как хочешь, — пожала плечами я. — Только у тебя, наверное, другие дела есть?

— Как не быть.

— Тогда я могу сама извиниться. А ты приходи вечером. Графиня там уже горох варит на прикормку и наживку.

Он просиял.

— Неужто запомнила?

— Умный совет грех не запомнить. Ступай.

Полкан тявкнул, привлекая мое внимание. Малыши, отогревшиеся было в тепле, снова заползали, запищали.

— Не было бабе печали, подобрала баба котят, — вздохнула я. — А ты еще не хотел кошек на пасеку заводить.

Пес осторожно вильнул хвостом, будто извиняясь.

— Пойдем покормим этих малявок.

Молоко есть, яйца тоже, простейшее подобие смеси для малышей соорудим. И надо как можно быстрее найти кормящую кошку, может, примет сирот. Я не выдержу долго кормить их каждые три часа.

Мальчишки, работающие на кухне, услышав мой вопрос, переглянулись.

— В соседнем дворе Мурка третьего дня окотилась, — сказал Данилка.

Я отправила его за кошкой и ее выводком, вручив пару змеек за услугу и велев передать, что, если она примет котят, с первого же урожая меда пришлю хозяевам пару фунтов в благодарность, а если не примет — верну им кошку тут же.

Данилка пришел с корзиной. Полкан сунулся к ней — изнутри донесся возмущенный мяв.

— Не пугай, — отогнала его я.

Мурка осторожно обнюхала чужих котят и принялась вылизывать. Я выдохнула. Вот и славно.