Хозяйка старой пасеки 2

23

Да я бы и сама заплакала, глядя, как травят серой пчел. Слабую семью можно укрепить, соединив с другой, а не губить. С другой стороны, холят же в деревне и поросят, и птицу…

— Вот из таких дуплянок битый мед, конечно, совсем не по той цене идет, что светлый, — закончил Медведев.

Я едва не спросила, почему битый, Нелидов успел подсказать мне первым:

— Все содержимое улья перекладывают в бочку, соты уминают палками. Мед вытекает, а остатки сот купцы потом на воскобойни продают.

Теперь понятно, откуда в моем меде столько примесей.

— Истинно так, Сергей Семенович, — кивнул купец.

— Нет, закуривать пчел я не буду, — решительно заявила я. — И мед для вас у меня через неделю найдется не битый. Сколько-то в запечатанных сотах, а сколько-то и обычного. Не могу обещать, что весь будет светлый, какой вы больше всего цените. Но чистый, без дохлых пчел.

— А парочку-то можно и подкинуть, — усмехнулся в бороду купец.

— Зачем? — оторопела я.

— О прошлом годе слух прошел, будто в Иберии научились из тростниковой патоки мед варить, там-то она дешева. Так некоторые господа, ежели дохлой пчелы в меде не было, кричали, что подделка. Хотя, между нами, зачем в мед дорогую в наших краях патоку подмешивать, когда можно мел или опилки насыпать.

Меня передернуло. Медведев заметил мою реакцию.

— Уважаемые люди, конечно, так не делают. А шелупонь всякая на многое горазда. Ну да от вас я подвоха не жду.

— Подвоха и не будет, — заверила его я. — Я своих пчел собираюсь пересаживать в ульи моей собственной конструкции. А тот мед, что они успели собрать, отдам по ценам, которые вы батюшке моему платили.

— Бог в помощь с вашими новыми ульями. Сейчас спрашивать не буду, чтобы не сглазить, но, надеюсь, потом покажете и расскажете.

Я кивнула.

— А что до цен… Глафира Андреевна, батюшки-то вашего мед я сам видел и пробовал не один год. А ваш, уж простите, оценивать не доводилось.

— Мед-то у меня такой же, только я пчел убивать не собираюсь. Но и сомнения ваши мне понятны. Приезжайте через неделю, оцените сами, но думаю, что разочарованным вы не останетесь.

— А воск у вас найдется? Ежели свечи, как я у батюшки вашего покупал, так еще лучше. Воск я беру по тридцать отрубов за пуд, а за свечи и поболе дам.

Тридцать отрубов за пуд воска? Я думала, куда меньше. В нашем-то мире сушь — пустые пчелиные соты — скупают куда дешевле меда. Впрочем, если подумать еще раз, только в одних церквах здесь сколько воска уходит. А смазки, а пропитки? Синтетических-то масел нет.

Как же удачно, что Софья обещала пресс! А если подумаю, глядишь, и соображу, как экстрагировать из мервы воск химически. Спиртом, например. Или скипидаром. Правда, после скипидара останется запах, но для смазок, полиролей и прочих технических товаров это неважно. Марья Алексеевна упоминала, что у Северского химическая фабрика и он закупал воск для своего сахарного завода. Надо съездить и обсудить. Только сперва посчитать, сколько я могу ему продать. Вряд ли князя устроит пара фунтов воска в год.

— Глафира Андреевна? — осторожно окликнул меня купец. Кажется, еще немного, и помашет ладонью перед глазами: «Ау, вы здесь»?

— Прошу прощения, — опомнилась я. — Свечи у меня есть.

Я кликнула мальчишку, и вскоре Герасим внес в кабинет сундук. Медведев откинул крышку.

— Лежалый товар-то. Ежели эти свечи батюшка ваш делал, о том годе воск дешевле был. Сорок пять отрубов могу дать за весь пуд.

Так, похоже, мне срочно нужно найти формы для изготовления свечей. Если простейшая переработка повышает цену в полтора раза, то нужно продавать готовые свечи, а не воск.

— На нем не написано, что лежалый, — вступил в игру Нелидов. — И мы в тот год вернуться не можем, а нынче цены совсем другие. Свечи ровные, тонкие, светлые. Такие и в сам дворец не стыдно продать. Пятьдесят пять.

Я прикусила язык. Управляющий явно знал цены лучше меня. Посмотрим, умеет ли торговаться.

— Э-э-э, барин. Где мы, а где дворец. Я — мужик простой, в такие выси не летаю. Сорок семь.

— Простой мужик вон только что сундук этот принес. А вы — купец второй гильдии. Ни за что не поверю, что у вас выходов на хороших покупателей нет. Пятьдесят два.

— Первой гильдии.

— Прошу прощения.

Медведев сокрушенно вздохнул:

— Анастасия Павловна с ее сухим вареньем да рыбой много денег принесла, а конкуренты не дремлют, мигом донесли, что у меня капитал увеличился. Теперь изволь гильдейский взнос как с первой гильдии платить. Сорок восемь.

Торг продолжался. Обе стороны явно получали от него огромное удовольствие. Да и я, что греха таить, увлеклась. Варенька и вовсе смотрела на Нелидова будто завороженная.

— Пятьдесят, — наконец сказал Медведев. — Больше не могу, детей голодными и босыми оставлю.

Я очень сомневалась, что у купца первой гильдии дети могут остаться голодными, но, похоже, таковы были правила игры, потому что Нелидов кивнул.

— По рукам.

Наконец переговоры закончились, и мы спустились во двор. Стрельцов вышел следом, будто специально караулил. Купец поклонился ему в пояс.

— Наше почтение, Кирилл Аркадьевич.

— И вам здравствовать, Савва Петрович, — кивнул исправник. — Надеюсь, ваш визит был успешным?

Он шагнул чуть ближе ко мне, пожалуй, даже слишком близко, остановился за правым плечом. Ну ангел-хранитель, не иначе. Кажется, намек дошел не только до меня, потому что купец снова поклонился.

— Благодарствую за заботу. Глафира Андреевна — хозяйка, каких мало.

— Согласен с вами. Я уверен, Глафира Андреевна сумеет приумножить то, что получила. Рад, что такие уважаемые люди, как вы, тоже это понимают.

— Как не понять, Кирилл Аркадьевич.

Коляска с купцом укатила. Я развернулась к Стрельцову, не зная, что хочу сказать ему на самом деле и стоит ли что-то говорить.

Да как вообще прикажете понимать этого человека? То я на Вареньку дурно влияю, развращая невинных барышень, то встает за моей спиной, намекая купцу, что я под его особым покровительством. Сперва упрекает в любопытстве и попытках «использовать женские чары» — потом сам напрашивается сопровождать в деловых поездках, скучных для любого нормального человека. Кто я для него — неразумный ребенок, которого нужно оберегать от жизни? Испорченная девица? Взрослая женщина?

Хотелось встряхнуть его за плечи и закричать: «Да определись ты уже!»

Но только ли в этом?

Я сама не знала. Что я хочу от него услышать? Что он вляпался по уши так же, как и я — а я-то определенно вляпалась, иначе бы меня так не штормило под его неодобрительным взглядом? Или что мне совершенно не на что рассчитывать — и успокоиться наконец! Тем более, если посмотреть на вещи здраво: он — должностное лицо при исполнении, я — подозреваемая в убийстве. Он — столичный граф, я — провинциальная дворяночка с напрочь загубленной репутацией.

Взрослой женщине, которой я хочу себя считать, не стоило бы строить воздушных замков. Но у восемнадцатилетней барышни, которой меня угораздило стать, дыхание перехватывает и сердце пускается вскачь, когда мы вот так, как сейчас, смотрим друг другу в глаза, стоя едва ли в паре ладоней друг от друга.

Стрельцов прочистил горло.

— Глафира Андреевна, тянуть больше некуда. Проводите меня, пожалуйста, к вашему омшанику. Вы, Сергей Семенович, побудете свидетелем.

— А я? — возмутилась Варенька.

— И ты, — хмыкнула я. — По крайней мере, не придется пересказывать. И Марья Алексеевна.

Конечно же, генеральша уже стояла на крыльце.

Так, дружной толпой, мы и пришли на пасеку. Гришин вырос из травы так неожиданно, что я подпрыгнула, а Варенька взвизгнула.

— Чего барышень пугаешь? — проворчал Стрельцов.

— Ваш-сиятельство, так разве ж я виноват, что трава выше пояса? Вы не велели столбом стоять, а в ногах правды нет.

— Мог бы предупредить, — сказала графиня. — Или появляться не так внезапно.

— Как пожелаете, ваше сиятельство, — не стал спорить Гришин. — Прощения прошу, не подумавши поступил. — Добавил: — Но и хитро же спрятано. Вроде и на виду, но пока этот омшаник отыскал, раза три поляну обошел.

Я провернула ключ в замке — кажется, с прошлого раза он стал еще туже — и распахнула дверь.

— Гришин, — скомандовал Стрельцов, запуская внутрь светящийся шарик.

Пристав ловко спустился внутрь, следом сбежал и исправник, едва касаясь ступеней. Посмотрел на нас снизу вверх.

— По этикету вниз по лестнице первой спускается дама, а мужчина отстает на пару ступеней, — проворчала Варенька.

— Если лестница небезопасна, то мужчина, — парировала Марья Алексеевна. Заглянула через порог. — Я туда не полезу. При всем уважении, граф, если я оттуда сверзюсь… свержусь…

Варенька прыснула, генеральша сурово посмотрела на нее.

— В общем, если я свалюсь, то от графа мокрое место останется.

Жаль, что из-за спины генеральши я не видела лица Стрельцова.

— Вы меня недооцениваете, Марья Алексеевна.

— Проверять не стану. Пусть молодежь по этим жердочкам скачет, а мне не хочется шею свернуть.

Она отступила. Варенька тут же шмыгнула вперед. Лично я бы не решилась лезть вниз с тростью и ногой в гипсе, но, кажется, графиня была из тех, кто способен на все, чтобы утолить любопытство.

— Позвольте, я помогу вам, — сказал Нелидов, пододвигаясь к порогу.

— Я сам могу позаботиться о кузине, — резко сказал Стрельцов. Добавил с нажимом: — И о Глафире Андреевне.

Я закатила глаза, надеясь, что они не стукнутся о затылок. И что Стрельцов меня не увидит, пока поднимается по ступеням. Варенька, фыркнув, оперлась на руку кузена, начала спускаться медленно и осторожно. Нелидов едва заметно вздохнул. Я проследила за его взглядом и чуть не рассмеялась: девушка приподняла подол, чтобы не запутаться в нем, и обнажила щиколотку в синем чулке с золотистой змейкой.

Я не стала дожидаться, пока Стрельцов обнаружит, что молодой управляющий пялится на его кузину. Отодвинула Нелидова и сама шагнула на ступеньки. Да, крутовато. И перил нет. Как только работники таскали тут тяжеленные колоды? Я повернулась боком и начала спускаться.

— Глафира Андреевна! — возмутился Стрельцов.

Я вздрогнула, обнаружив, что умудрилась задрать подол едва ли не до колен. Оступилась и с визгом рухнула.

Прямо в руки исправника.

Не знаю, каким чудом он сумел, поймав меня, устоять на этих узких ступенях. Развернулся легко и уверенно, словно на бальном паркете, и через несколько мгновений осторожно поставил меня на землю. Гришин отступил в темноту. Варенька разулыбалась, но, поймав взгляд кузена, попыталась повторить его фирменную бесстрастную физиономию. Получилось так себе. Впрочем, лет через пять практики, может, и выйдет. Не то что у меня.

— Могли бы сделать вид, будто не заметили, — проворчала я. Щеки горели, и шея тоже, кажется, до самых ключиц. — А если бы вы меня не поймали? Или сверзились вместе со мной?

Гришин закашлялся. Варенька захихикала. Стрельцов пожал плечами с видом «поймал же». Огненный шарик бросил на его щеки красные блики. Исправник отвернулся.

— Сергей Семенович, ждем только вас, — сообщил он ближайшему мешку.

Нелидов спустился — не так легко, как Стрельцов, но достаточно ловко, чтобы заслужить восхищенный взгляд Вареньки.

— К делу, — сурово проговорил исправник. — Сергей Семенович, вы свидетель.

Он коснулся магией сваленных мешков.

— Заклинаний нет. Даже охранных.

— Зачем тут охранные заклинания? — заметила сверху генеральша. Она стояла в дверном проеме, вытянув шею. — Кто в эту дыру по доброй воле полезет?

— Осторожней, Марья Алексеевна, — оглянулся Нелидов.

— Я смотрю, куда ступаю, — отмахнулась она.

Стрельцов снова потянулся к магии. Ткань мешка стала прозрачной, но разглядеть, что внутри, я все равно не смогла. Какая-то равномерная темная смесь. Стрельцов кивнул Гришину, тот переставил один из мешков поближе. Судя по тому, как легко он это сделал, внутри была не земля. Пристав распутал завязку. Запахло пылью и болотом. Гришин сунулся в мешок, достал и высыпал обратно горсть черного порошка.

— Копорка, ваше сиятельство.

Стрельцов кивнул. Лицо его вроде бы не изменилось, но у меня внутри что-то сжалось. Я попыталась поймать его взгляд. Разозлилась на себя — мне не в чем себя винить, так почему я хочу увидеть в его глазах свое оправдание?

— Я правильно понимаю, если все выращенное на земле принадлежит хозяйке, то и все найденное на земле считается собственностью хозяйки? — сухо поинтересовалась я.

— Правильно, — так же сухо ответил Стрельцов.

Они вскрывали мешок за мешком, и внутри было одно и то же. Копорка. Та же гадость, что лежала в шкатулке тетушки под видом чая. Под мешками обнаружился плотно оплетенный ящик. На кожаной полосе, опоясывающей его, виднелась печать с иероглифами.

— Этот настоящий. Хатайский, — сказал Гришин.

— Но не обшит и без печати, — кивнул Стрельцов.

Я не удержалась от вопроса:

— Что это означает?

— Это значит, что чай ввезли, минуя таможню.

Еще и контрабанда. Отлично. Интересно, Стрельцов будет мне передачки носить?

Гришин вгляделся в темноту у дальней стены и присвистнул.

— Ваш-сиятельство, гляньте-ка.

Стрельцов переместил огонек. У стены стоял еще пяток похожих плетенок — только с откинутыми крышками, в которых было прорезано что-то вроде дверцы. Видимо, настоящий хатайский чай планировали перемешать с подделкой, рассыпать по этим плетенкам и продать как подлинный. Отличный бизнес, учитывая, что кипрей, из которого делают копорку, растет даром.

Исправник повернулся ко мне.

— Глафира Андреевна, я вынужден требовать объяснений.

Наши взгляды встретились, и тугой узел, что успел скрутиться в животе при его словах, разжался. Он все понимал. Или мне хотелось в это верить?

Я развела руками.

— Прошу прощения, Кирилл Аркадьевич, но я не могу их дать. Я не помню. Но могу предположить, что…

Я сообразила, что Савелия и его возможные мотивы мы со Стрельцовым обсуждали только при Гришине, который тоже занят в расследовании, а остальных исправник, возможно, и вовсе не собирался ни во что посвящать.

— … что теперь становится яснее, кому и почему так мешала моя пасека. Пятьсот отрубов только цыбик чая. Не говоря о вещах противозаконных и потому обсуждению в присутствии властей не подлежащих.

Гришин кхекнул. Варенька открыла рот и тут же закрыла — похоже, выволочка от кузена все же чему-то ее научила.

А еще я, кажется, поняла, почему староста с такой готовностью послушался Савелия. Дело было не в привычке подчиняться. Собрать такую прорву травы и переработать ее невозможно в одиночку. Значит, староста был в доле, да и часть деревенских наверняка имели дополнительный приработок.

Которого я их лишила. И это еще одна головная боль. Да что же это такое: с одним разберешься — еще пяток дел навалится!

— Пожалуй, я… — начал Стрельцов. Вздрогнул. — Охранка!

Марья Алексеевна закричала. Попыталась вцепиться в косяк и потеряла равновесие. Взметнулись юбки, раздался глухой удар, еще один.

Мои руки будто сами подхватили мешок — не такой уж легкий он оказался, но то ли страх, то ли магия придала мне силы — и швырнули под летящий по лестнице ворох юбок.

А сверху лестницы что-то застучало, равномерно пересчитывая ступени. Захлопнулась дверь, и стал виден огонек, падающий все ниже и ниже.

— Граната! — крикнул Гришин.

Конец второй книги