Хозяйка старой пасеки 2

4

Генеральша нашлась в кладовой. Вместе с девочками. Акулька скрючилась над листом бумаги на сундуке у окна. Стеша придерживала крышку другого сундука. Марья Алексеевна склонилась над ним.

— Пиши. Сундук, окованный медью.

Я вгляделась в зеленые накладки на старом дереве. Может, и правда медь.

— Внутри… — Она брезгливо, двумя пальцами подняла… нечто. Во все стороны разлетелись белые бабочки. — Внутри одежда, побитая молью. Вынести на улицу, нетронутое вырезать и прокалить на солнце, потом лоскуты употребить по необходимости. Остальное закопать в саду под деревьями. Стеша, убирай.

Девушка захлопнула крышку и передвинула сундук к стене у входа, где уже громоздились с полдюжины разнообразных — от здоровенных до маленьких.

— А, Глашенька! — приветствовала меня генеральша. — Я подумала, что тебе некогда в кладовой роспись сделать, прости за самоуправство.

— Не за что прощать, и я очень вам благодарна, — откликнулась я. Снова оглядела гору разномастных сундуков у одной стены и аккуратные пирамиды у другой. — Это уже рассортированное?

— Да, вот тут — хорошее. — Она указала на стену, где все красовалось почти в армейском порядке. — А вот это — никуда не годится. Там кое-где вещи, которые моей бабке было бы впору носить. Ладно бы целые, доброй ткани применение всегда найдется. Но ведь полный сундук непряденой шерсти моль сожрала! А еще в одном даже не разобрать, что хранилось, все сгнило!

— Это, пожалуй, не только тетушкина заслуга, — задумчиво проговорила я.

— Не только. Прости, милая, но батюшке твоему, кроме своих пчелок, ни до чего дела не было. И матушка больше балами да нарядами интересовалась, чем хозяйством. Кабы Павлуша в первый год свой в гвардии пятнадцать тысяч отрубов не проиграл…

— Сколько⁈ — ахнула я.

Пятнадцать тысяч! Пять лет, пусть скромной, жизни в столице!

Карточный долг должен быть выплачен сразу же или в ближайшие дни — иначе молодому человеку никто руки не подаст. Вряд ли у… семнадцатилетнего, получается, оболтуса было столько собственных денег. Но хватило ли сбережений семьи, или долги «от родителей», которыми попрекала Глашу старуха, тогда и образовались? И сколько из них успели выплатить?

— А тебе не говорили? Ах да. Оно, конечно, кто из молодых людей не проигрывался в пух и прах. — Она покачала головой. — В каком-то смысле семье это на пользу пошло: снимать дом в столице не по карману стало, а в нашей глуши балов да соблазнов куда меньше, чем там. Правда, Наташа хозяйство все равно не полюбила. Ты, видать, не в нее удалась.

Я пожала плечами: слова в голове крутились исключительно нецензурные.

— Ты чего хотела-то? — вернула меня на грешную землю Марья Алексеевна.

— Не держит ли кто из наших соседей винодельню?

— Откуда ж в наших краях винодельня? — удивилась она. — Не вызревает у нас виноград. Водку многие гонят, наливки-настойки, но чтобы винодельня…

— Понятно. А сыроварню?

— Это к Софочке, князя нашего старшей сестрице.

И тут Северский! Есть ли в этом уезде что-то, с чем он не связан?

— Что тебе от ее сыров? — спохватилась генеральша.

— От сыров — ничего. Мне пресс нужен. Желательно винтовой. В аренду на несколько дней, потом верну.

Марья Алексеевна моргнула.

— Опять чего-то диковинное удумала?

— Да какое там! — отмахнулась я. — Воск вытапливать.

— Из шварки, что ли, воск выжимать? Так, поди, у батюшки твоего чурбаки остались.

— Шварки? — не поняла я.

Мы недоуменно уставились друг на друга.

— Пойдем-ка.

Она подхватила меня под локоть. В сарае уже стемнело, но Марья Алексеевна зажгла огонек. Оглядевшись по сторонам, подняла с пола железный короб с желобом на конце — он лежал рядом с котлами, которые я забрала для вытопки воска.

— Ставишь на очаг, насыпаешь соломы, чтобы, когда сквозь нее воск протекает, коконы личинок и прочий мусор задерживала. Льешь туда воск из котла черпаком. — Она потрясла здоровенным половником, валявшимся тут же. — Как наполнится столько, что больше некуда, кладешь вот этот чурбак, — она подняла увесистую деревяшку, пропитанную воском, — и велишь мужикам стукнуть со всей силы, чтобы воск отжать. В коробке остаются шварки, из них потом шварочный воск можно выварить.

— Так вот отчего «воскобойня»! — сообразила я.

Марья Алексеевна посмотрела на меня как на ребенка, заявившего, что ветер дует оттого, что деревья качаются.

— Глашенька, милая, я, конечно, помогу чем смогу, но как ты собралась всем этим заниматься, если ничего не знаешь? Может, к Лисицыну съездишь? Барышня ты милая, если глазками вот так похлопаешь, — генеральша изобразила как, и я едва не расхохоталась, — все разузнаешь, что тебе надо.

— К Лисицыну, может, и съезжу: ни знания, ни знакомства лишними не бывают, — не стала спорить я, решив не напоминать, что на похороны и поминки этот сосед не приехал. — Но пресс мне нужен не для шварок, а чтобы как можно меньше воска в мерве оставалось.

— В мерве? — нахмурилась она.

— Вытопках.

— А, в жакре! Так там же грязь одна!

— Там почти половина воска. И закапывать его в землю, когда на вощину пчелам не хватает, я не намерена.

Когда Герасим закончит с досками и ульями, можно попробовать вместе с ним придумать воскотопку с прессом. Но пока хотя бы просто пресс в аренду взять.

Генеральша пощупала мне лоб.

— Вроде жара нет. Зачем брать у пчел воск, чтобы обратно его пчелам отдавать?

Пришлось объяснить про рамки подробнее — кажется, в прошлый раз я это упустила.

Марья Алексеевна с сомнением покачала головой.

— Откуда ты это взяла?

— Из старых журналов, — призналась я, не став уточнять, что «старыми» были журналы двадцатых годов двадцатого же века, сохранившиеся у деда.

— Кабы в журналах такое было, все бы пользовались, а я что-то не слышала, чтобы жакру прессом отжимали.

— Марья Алексеевна, так я-то не все! Тетушка говорила, мы в долгах как в шелках. Тут о каждой змейке думать приходится. Сами посчитайте: я сейчас с брошенных пчелами колод принесла два ведра сот.

Генеральша озадаченно кивнула.

— Это около десяти фунтов воска. Если еще два-три раза выварить и отжать, можно еще пару фунтов добыть, а это по нынешним ценам около двух отрубов! Только с четырех колод, а их там сорок брошенных. Хорошо, пусть половину мыши погрызли. Десять отрубов в землю закапывать? Это корова!

— Ну, Глаша, ну шустра! — всплеснула руками Марья Алексеевна. — Не удивлюсь, если ты и из выжимок найдешь, что вытащить.

— Конечно! — воодушевилась я, сделав вид, будто не замечаю смешинок в ее взгляде. — Часть можно дать курам и скоту как вита… как добавку, чтобы здоровей были. Основную часть проварить со щелоком — так можно еще лишнюю десятину воска добыть. А то, что останется, пустить на удобрение.

Еще можно подумать о спиртовой экстракции воска — но это осенью, когда забот меньше станет, так что пока и говорить вслух не стоит.

Генеральша рассмеялась.

— На все у тебя ответ найдется! — Она уставилась в потолок, явно что-то подсчитывая. — Значит, так. Софья за пресс наверняка об услуге попросит. Больше десятины луга ей на сезон не сдавать, овчинка выделки стоить не будет.

— Я запомню, спасибо.

Марья Алексеевна отправилась обратно в кладовую — «пока совсем не стемнело». Я, помешав начинающее закипать варево, собиралась вернуться к письмам, но стук копыт со стороны дороги снова отвлек от дел.

Из дрожек выскочил Нелидов. Поклонившись мне, подхватил небольшой сундучок. Кучер, едва дождавшись знака, тронул поводья и покатил прочь.

— Это все ваши вещи? — не удержалась я.

Он улыбнулся.

— Говорят, мудрец довольствуется малым. Хоть в чем-то я могу уподобиться мудрецу.

— Простите, это было бестактно с моей стороны, — опомнилась я. — Пойдемте, я покажу вам вашу комнату.

Мы подошли к флигелю. Крапиву, проросшую сквозь крыльцо, вырвали еще утром, до приезда гостей, но облупившиеся наличники и подгнившие столбики у перил крыльца было видно даже в спускающихся сумерках.

— Я уже упоминала, что хозяйство не в лучшем состоянии, — зачем-то начала оправдываться я. — С прислугой тоже… сложно. Обед и ужин вместе со всеми, и вы всегда можете попросить еду на кухне, если понадобится. Топить уже, наверное, не придется до осени, но, если что, обратитесь к Герасиму, печи — его забота.

— Ничего страшного. Я привык обходиться без прислуги.

Я кивнула, открывая дверь. Оглядела комнату. Последние лучи солнца падали сквозь окно, и помещение выглядело просторным и светлым. Впрочем, просторным оно могло выглядеть из-за минимума мебели. Печка-голландка у стены с уходящей в потолок трубой. Огромный — метра два в длину — сундук, он же кровать.

— Постель в сундуке. — Я протянула Нелидову ключ. — Солому в тюфяке сменили сегодня, она свежая. Одеяло проветрили, подушку тоже, все там же. — Я едва не брякнула про исключительно экологичную набивку из гречневой лузги, но вовремя придержала язык за зубами, сообразив, что здесь шутку не оценят. — Простыни…

— У меня есть свои.

— Как хотите.

Что еще? Я огляделась снова. Стол с въевшимися пятнами, медный подсвечник и полдюжины свечей, письменный прибор и футляр с перьями. Полка с книгами — старые календари, насколько я могла судить по корешкам. Ширма, сейчас отгораживающая столик с умывальными принадлежностями, но ею можно отгородить и постель от посторонних глаз.

— Вода в бочке, если нужно — попросите Герасима, он принесет. Со всем остальным вам придется справляться самому. Как я уже упоминала, прислуги не хватает.

— Вы очень добры, Глафира Андреевна. Отдельный флигель, рабочее место, светло и сухо — это больше, чем я рассчитывал.

— Надеюсь, вам будет удобно. Устраивайтесь. О делах поговорим завтра.

— С вашего позволения, я бы начал сегодня. Я осмелился написать в Большие Комары и вызвать уездного землемера. Полагаю, он появится послезавтра с утра. Я был бы вам очень признателен, если бы вы не планировали на послезавтра никаких поездок и позволили воспользоваться вашей лошадью и дрожками.

— Во что мне обойдутся его услуги? — спросила я. Тут же обругала себя за чрезмерную прямоту, но Нелидов не смутился.

— Десять отрубов. Однако его официальное заключение образумит ваших соседей, решивших воспользоваться… не слишком хорошим хозяйствованием, и сэкономит вам куда более существенные суммы на судебные издержки.

— Даже так? — приподняла бровь я.

— До меня дошли кое-какие слухи. Не берусь ручаться за их точность, но по своему опыту знаю, что многие добрые соседи не постесняются поживиться за счет того, что, по их мнению, плохо лежит. И вы позволите мне ознакомиться с межевыми книгами?

— Разумеется. Как и со всеми остальными документами. — Подумав, я добавила: — Пожалуй, мне стоит поехать с вами. Хотя бы для начала стоит узнать о состоянии дел из первых рук.

— Поездка может оказаться утомительной.

— Такова моя карма, — фыркнула я.

Нелидов изумленно посмотрел на меня. Я опомнилась.

— На Востоке так называют последствия наших поступков, определяющие наши судьбы. «Что посеешь, то и пожнешь» в изложении тамошних мистиков. — Я поторопилась сменить тему. — Последние годы я пренебрегала своими обязанностями хозяйки, и неважно, что не совсем по собственной воле. Теперь придется наверстывать. В любом случае полагаю, что день, потраченный на личное знакомство с собственными землями и людьми, все же лучше, чем годы, потраченные на судебные тяжбы.

— Согласен с вами.

— Если решите, что готовы приступить к делам уже сегодня до ужина, все документы сейчас у исправника, а он в гостиной. На втором этаже, сразу, как подниметесь по центральной лестнице. Но я бы все же посоветовала вам ознакомиться с ними завтра, чтобы сегодня не мучиться кошмарами.

— Пользуясь вашими словами, видимо, такова моя карма — разбираться с запутанными документами. Надеюсь, до ужина я успею хоть немного сделать.

Варенька, вернулась за стол в гостиной: похоже, успокоилась,. Увидев Нелидова, она расцвела, а вот Стрельцов, наоборот, поджал губы. Едва заметно — но, кажется, я научилась замечать то, что он хотел скрыть. Я мысленно ругнулась. Дурь какая-то, не хватало еще мне, будто старшекласснице, ловить каждый взгляд парня, которому я и даром не нужна и который и мне даром не нужен — не нужен, я сказала! — угадывая в этих взглядах и словах, обращенных не ко мне, какие-то тайные знаки.

Устала я, вот что. Третий день в этом мире, а будто три месяца прошло, если не три года. Может, плюнуть на бумаги и на письма и отправиться на боковую? Утро вечера мудренее, и так далее.

Вот только ни посевная, ни пчелы, ни соседи, будь они неладны, не станут ждать, пока я высплюсь.

— Сергей Семенович, какими судьбами? — прощебетала Варенька, протягивая ему руку.

Тот склонился над ней в поклоне, быстро посмотрев на меня. Похоже, представлять его в новом статусе нужно мне как хозяйке дома.

— Сергей Семенович любезно согласился помочь мне разобраться с делами.

Стрельцов, кажется, собирался просверлить меня взглядом, поэтому я вздернула подбородок и с улыбкой добавила:

— И я рада, что приняла его предложение. Сама я бы не подумала объехать границы своих земель… — Как звучит, будто я какая-то королева! — … вместе с уездным землемером.

Интересно, я когда-нибудь привыкну к тому, что я не просто хозяйка, а помещица? Эксплуататорша трудового народа?

Эта мысль едва не заставила меня расхохотаться, я сжала губы — и очень вовремя, потому что Стрельцов сказал:

— Вы всегда могли спросить моего совета.

Или совсем не вовремя: судя по тону его голоса, мое тщательно скрываемое веселье он заметил и категорически не одобрял.

— Полагаю, у исправника множество обязанностей, так что просить вас становиться еще и моим управляющим было бы чересчур, — парировала я.

— Управляющим? О! — Лицо Вареньки вытянулось, будто она только что осознала этот факт.

Который, судя по всему, переводил Нелидова из числа приятных кавалеров в ранг работника, которому если и дозволяется целовать дамам ручки, то исключительно с подобострастием человека, стоящего ниже на социальной лестнице.

— То есть… — спохватилась она. — Глашеньке действительно нужна помощь с хозяйством, и… В смысле, так благородно с вашей стороны пожертвовать… — Она часто заморгала, покраснев будто маков цвет. — То есть я совсем не то хотела… Ах, мне дурно!

Стрельцов молча протянул ей через стол флакончик с нюхательными солями. Варенька ткнулась в него носом, закашлялась.

Нелидов слегка поклонился.

— Говорят, человек должен быть полезен обществу. Думаю, мои познания в экономике и агрономии здесь могут принести максимальную пользу.

— О! — Варенька едва не подпрыгнула на стуле. — А знаете что? Я тоже могу быть полезна! Я привыкла читать бабушке письма от ее подруг и хорошо разбираю почерки.

— Варвара, — процедил Стрельцов.

— Ты сам не раз говорил, что я чересчур легкомысленна, а будущей хозяйке нужно интересоваться не только стихами!

Я не выдержала.

— Кирилл Аркадьевич, я понимаю, что на вас свалилось слишком много забот сразу, начиная с убийства и заканчивая беспокойством о вашей кузине. Но, как говорят, за двумя зайцами погонишься… Предлагаю вам отдохнуть и использовать время отдыха, чтобы расставить приоритеты.

— Благодарю за заботу, Глафира Андреевна. Боюсь, мне придется уделять внимание и имущественным, и всем прочим вашим делам, пока я не удостоверюсь, что они не имеют отношения к убийству, — вежливо улыбнулся Стрельцов. — Да и семейные узы, знаете ли, обязывают.

Да чтоб тебя! Уймешься ты сегодня или нет?

— Конечно, господин исправник, — пропела я. — Ваше служебное рвение — пример для всех нас. Надеюсь только, что ваше усердие не помешает и нам заниматься насущными делами.

— Разумеется, — сухо подтвердил он. — Господин Нелидов, прошу вас. Вот здесь, — он показал на аккуратную стопку документов, — то, что мы уже привели в порядок. Вот с этим предстоит еще разбираться.

— Благодарю вас. — Нелидов опустился на свободный стул. — Судя по всему, вы проделали воистину титаническую работу.

— Совместно с Глафирой Андреевной.

— Прекрасно. Все же никто так не заинтересован в приумножении своего имущества, как владелец, и я очень рад, что Глафира Андреевна намеревается оставаться в курсе всех дел. — Нелидов просмотрел пару листов, обернулся ко мне. — Вы говорили, что вас обкрадывали. Как вы смотрите на то, чтобы провести полную инвентаризацию вашего имущества до того, как мы отправимся обследовать ваши земли?

— Кстати, о землях. Я бы хотел сопровождать вас в этой поездке, — вмешался Стрельцов. — Внимание представителя власти к делам Глафиры Андреевны может умерить пыл некоторых чересчур размечтавшихся лиц. Размечтавшихся о чужих землях, я имею в виду.

Варенька захлопала в ладоши.

— О, какая чудесная идея! Я тоже поеду! Так хочу посмотреть окрестности!

На лице Стрельцова отразилась вся гамма чувств человека, обнаружившего, что ему нужно присматривать за парой полуторагодовалых близнецов и подростком-корги одновременно. Впрочем, он быстро справился с собой. Но прежде, чем он открыл рот, Варенька добавила:

— В конце концов, будет просто неприлично, если Глаша будет разъезжать по окрестностям одна в компании троих мужчин!

— Марья Алексеевна… — начал было исправник.

— Уже в летах и тряска в повозке явно не пойдет ей на пользу, — парировала графиня.

— Давайте отложим обсуждение количества человек в нашей экскурсии до утра, — сказала я, подавляя желание подсыпать Стрельцовым то ли снотворного, то ли слабительного, чтобы на пару дней оба потеряли интерес к моим делам. — Что до вашего предложения об инвентаризации, Сергей Семенович, — признаюсь, Марья Алексеевна вас опередила. Впрочем, кладовка с вещами полувековой давности вряд ли будет интересна в контексте общего состояния дел. А вот амбар, ледник и погреба — как и то, что осталось от конюшен и хлева, — мы с вами обследуем завтра же. — Я улыбнулась. — Теперь, если вам не нужна моя помощь в разборе бумаг…

Оба мужчины с улыбкой помотали головами.

— Я займусь письмами к соседям. Варенька, поможешь мне?

И если благодаря Стрельцову я останусь без управляющего, меня будут судить за убийство представителя власти при исполнении.