Хозяйка старой пасеки 2

8

Первым моим желанием было скомандовать Полкану: «Фас!» Поверить в раскаяние этого типа могла бы только Варенька. Даже Дарья Михайловна, хоть и показалась мне на поминках недалекой, вряд ли была способна на подобную наивность. Или все же способна?

Теперь, после прочтения дневников Глашиного отца, картинка сложилась. Заборовский, оказавшись на постое в богатом имении — а отказаться принять офицера семья Глаши не могла, как не могли крестьяне окрестных деревень не пустить в свои дома солдат, — увидел цель и не увидел препятствий. Формальное сватовство не удалось, и тогда он решил, что после побега родителям станет некуда деваться, постараются прикрыть позор. Да только заложенное приданое оказалось для него сюрпризом.

Меня обдало холодом, несмотря на теплый солнечный день: а что, если бракосочетание было настоящим, а расстригу-священника он придумал, чтобы избавиться от не оправдавшей его ожиданий девицы?

Почувствовав мое состояние, Полкан напрягся и зарычал. Я опустила ладонь ему на голову. Нет. Как бы мне ни хотелось спустить на гусара пса — вон как блестят глаза Ольги. Она рассчитывает на скандал, публичный, учитывая присутствие Дарьи Михайловны.

И, значит, скандала я допустить не могу.

— Искреннее раскаяние очищает душу и возвышает ее в глазах Господа. — Я растянула губы в улыбке.

Варенька, стоящая за моим плечом, неровно вздохнула, видимо, тоже опасалась безобразной сцены. Я обернулась к ней.

— Варвара Николаевна, сделайте одолжение, пошлите кого-нибудь за его сиятельством и Марьей Алексеевной. Кому, как не исправнику, знать толк в раскаянии и искуплении, да и госпожа Пронская куда мудрее нас с вами.

— Кир… Граф Стрельцов просил передать, что ему нужно посетить Большие Комары, и Марья Алексеевна отправилась с ним.

В широко распахнутых глазах девушки читалось то самое искреннее раскаяние. Увлекшись делами, она совсем забыла об отъезде кузена.

Вот вечно так с гостями: и сваливаются на голову в совершенно неподходящий момент, и сваливают сами, когда как раз и нужны.

— Но они обещали вернуться сегодня же.

— Спасибо. — Я всплеснула руками, будто спохватившись. — Ольга Николаевна, беда с памятью не только у меня. Вы забыли представить графине господина… прошу прощения, не знаю сейчас вашего звания, господин бывший штаб-ротмистр.

— Теперь я полностью гражданский человек, и бывшие звания не имеют значения.

Взгляд Заборовского полыхнул злобой, но широкая улыбка выглядела искренней. Опасный тип. Очень опасный. Как бы стравить его с Кошкиным, и пусть два паука разбираются друг с другом?

— Моя оплошность, — опомнилась Дарья Михайловна. — Графиня, позвольте представить вам Эраста Петровича Заборовского. Возможно, вы встречались с ним в столице.

— Не имел чести, — поклонился гусар. Бывший гусар. — Такую ослепительную барышню я бы не смог забыть.

Варенька поджала губы. В ней явно боролись недоверие — все же не зря я рассказала ей ту историю — и тщеславие: такой импозантный мужчина оценил ее красоту!

— Эраст Петрович, познакомьтесь с графиней Варварой Николаевной Стрельцовой, кузиной нашего уездного исправника.

— Господин Заборовский. — Она присела в реверансе, однако голос прозвучал холодно. — Странно слышать о раскаянии на крыльце, а не в церкви. Глафира Андреевна, если вы не возражаете, я распоряжусь насчет чая.

— Вы мне очень поможете, Варвара Николаевна. — Я повернулась к гостям. — Пройдемте в гостиную.

— Я слышала, господин Нелидов теперь гостит у вас? — полюбопытствовала Оленька, входя в дом. — Вы не пригласите его присоединиться к нашему обществу?

— Он мой управляющий.

— Как быстро, однако, этот молодой человек завоевал ваше… доверие.

— Человеку с дипломом университета Готтенбурга и блестящими рекомендациями действительно легко завоевать доверие. Куда легче, чем некоторым дамам — осознать важность хозяйственных дел.

Я жестом предложила гостям рассаживаться в гостиной. Ольга раскрыла веер, замахала им чуть чаще, чем следовало бы.

— Да, дела — это то, что тяготеет над всеми нами. Юной барышне наверняка очень сложно управляться с таким большим хозяйством.

— Это действительно очень тяжело, — добродушно улыбнулась Дарья Михайловна. — Сочувствую вам, Глаша: столько забот свалилось на вас так рано.

Где ж ты была со своим сочувствием, когда Глаша осталась одна со своим горем?

— Не устаю благодарить Господа за то, что в свое время он послал мне надежную опору, — много лет мы прожили душа в душу, и воспоминания о моем дорогом супруге до сих пор придают мне сил.

— За вас можно только порадоваться, Дарья Михайловна. Возможно, со временем Господь подарит и мне достойного супруга. Однако он не посылает нам испытаний больше, чем мы можем выдержать, а я обожаю вести хозяйство и считаю, что многие его трудности сильно преувеличены.

— Ах, милая Глафира Андреевна, ваша вера в провидение поистине трогательна. Но в нашем обществе, к сожалению, столько предрассудков! Порой даже самые… — Ольга сложила веер, — необоснованные слухи могут заставить достойных женихов проявлять осторожность. Как же редко теперь встречаются благородные мужчины, готовые закрыть глаза на прошлое и увидеть истинные достоинства барышни! Верно, Эраст Петрович?

Варенька ахнула от дверей.

— Как вы… — осеклась под моим взглядом и все же сумела взять себя в руки. — Я не так много живу на свете, но всю жизнь меня окружали исключительно достойные и благородные мужчины. Взять хоть моего кузена — он наверняка сумеет не только уберечь свою супругу от утомительных хлопот, но и сделает ее счастливой. Возможно, каждый из нас видит лишь то, что способен видеть?

— Совершенно согласна с вами, Варвара Николаевна, — промурлыкала Ольга. — Каждый видит лишь то, что способен, впрочем, наивность, лучшее украшение барышни.

— Наивность, как и молодость, недостаток, который проходит очень быстро, вам ли не знать, в ваши года, Ольга Николаевна, — вмешалась я, заметив, как быстро-быстро заморгала Варенька.

— Да какие ж ваши года, дамы, — вмешалась Дарья Михайловна. — У вас впереди еще не только целая молодость, но и целая жизнь! В юности мы все порой поступали неразумно, но именно в эту пору мы способны на самые глубокие чувства и самое глубокое раскаяние. Верно, Эраст Петрович?

— Благодарю вас, Дарья Михайловна, — улыбнулся он и при этой улыбке пожилая дама зарделась будто девчонка. Перевел взгляд на меня. Будь мне действительно восемнадцать — этот взгляд обжег бы — темный, зовущий, полный вожделения — того вожделения, которое девочки, неспособные еще разбираться ни в людях, ни в порывах собственного тела, принимают за любовь. Он порывисто бухнулся на одно колено — не забыв, впрочем, чуть поддернуть штанину, чтобы не растянулась.

— Глафира Андреевна, я знаю, что недостоин даже смотреть на вас после того, как поступил, — начал он проникновенным тоном.

— Эти годы вдали от вас стали для меня настоящим мучением. Близость смерти — поверьте, в Скалистом краю она каждый миг стоит за плечом — заставило меня многое понять. Каждый день я проклинал свою слепоту, свою неспособность разглядеть истинное сокровище— словно безумец из притчи я выбросил редкую жемчужину, не сознавая ее истинной цены.

Дарья Михайловна промокнула уголок глаза платочком, и Варенька, которая начала было успокаиваться, снова заморгала. Проклятье, может, зря я дала ему возможность открыть рот?

— Я не смею просить прощения — я его недостоин. Но позвольте мне хоть иногда быть рядом — не как прежде, нет! Как самому верному, самому преданному вашему слуге, как человеку, готовому всю жизнь доказывать искренность своего раскаяния.

Он потянулся к моей руке, чтобы облобызать ее. Я поднялась, подавляя желание вцепиться когтями в эту холеную морду.

— Встаньте, Эраст Петрович. Подобное самоуничижение недостойно благородного человека. Вы правы, в Скалистом краю смерть — ежедневный спутник, мой несчастный брат успел написать мне об этом до того, как остался там навсегда. Я даже не знаю, где его могила, чтобы поплакать на ней, как плачу на могилах дорогих моих родителей.

Я помолчала, давая ему время встать. Медленно, пытаясь сохранить лицо — но именно это позволило мне снова заговорить, не давая ему возможности ответить.

— Вы правы, мы все делаем ошибки и я была плохой дочерью, пойдя против родительской воли. Мне не за что вас прощать, Эраст Петрович. Просите прощения у моих родителей. Если они даруют его вам, я буду послушной дочерью и подчинюсь их воле.

В его взгляде промелькнуло бешенство. Заборовский поклонился.

— Вы правы, Глафира Андреевна. Я должен совершить это паломничество. Склониться перед их могилами, прежде чем осмелиться снова предстать перед вами. Простите что потревожил вас в трауре и помните, что отныне я — ваш верный раб.

— У рабов нет собственной воли. Не смею вас задерживать, Эраст Петрович.

Распахнулась дверь. Нелидов влетел, потрясая пачкой бумаг.

— Глафира Андреевна, нужно ваше решение… — он осекся, вздрогнул, будто заметив присутствующих. Однако взгляд — внимательный, понимающий, — которым он встретился с моим, ясно говорил, что его явление не случайно. — О, прошу прощения. Я не знал, что…

— Ничего страшного, Сергей Семенович, — улыбнулась я, наконец-то — искренне.

Показалось мне, или скрежет зубов Заборовского был бы слышен даже в Больших комарах?

— Я скоро освобожусь, — добавила я.

Дамы поняли намек и встали.

Я проводила их до коляски. Ольга, поднимаясь в нее, заметила.

— Надеюсь, дела действительно приносят вам столько удовольствия, как вы говорите. Впрочем, с таким управляющим — немудрено.

— Разумеется, приятно работать с образованным человеком. Ваш супруг, полагаю, тоже ценит компетентных помощников.

Если она и собиралась что-то ответить, узнать я об этом не успела. Дарья Михайловна обняла меня. Я внутренне скривилась — но высвобождаться было бы слишком грубо.

— Вы прекрасно держитесь, Глафира Андреевна, и я искренне желаю вам успехов во всех ваших начинаниях. — сказала она, отстранившись. — Только помните, моя дорогая, дела поддерживают мужчину, но женщине настоящую опору дает семья и дети. Молодость проходит так быстро, а одиночество — тяжкое бремя.

— Спасибо за заботу, Дарья Михайловна, — я едва удержалась, чтобы не напомнить этой достойной даме, куда приводят благие намерения. — Я буду молиться, чтобы господь меня вразумил.

Наконец, коляска укатила. Я тяжело села прямо на ступеньки. Полкан, до сих пор не напоминавший о себе, поставил лапы мне на колени, заглядывая в лицо.

Все-таки четвероногие друзья успокаивают не хуже двуногих. Я потормошила пса.

— С каким удовольствием я бы позволила тебе отгрызть ему тот орган, который он сует куда попало, — вздохнула я. — Но последнее дело — вмешивать тебя в людские разборки. Не трогай его.

Полкан наклонил голову набок, будто спрашивая: «Ты уверена?»

— По крайней мере, пока не придется защищать меня физически, как от Савелия. Надеюсь, хоть он свалил и не припрется обратно, а то я точно кого-нибудь придушу.

— Глашенька, ты была великолепна, — обняла меня Варенька. Занятая собственными переживаниями, я не заметила, как она спустилась. — А о каком органе ты говорила?

Нелидов закашлялся. Я немного поколебалась: учительница биологии боролась с юной барышней, которой я стала — краснеющей к месту и не к месту.

— Вероятно, Глафира Андреевна имеет в виду, что этот тип сует свой нос, куда не следует, — выручил Нелидов.

Барышня победила, и я кивнула.

— Спасибо, Сергей Семенович. Вы появились очень вовремя, еще немного — и у меня бы лопнуло терпение.

— Понимаю вас. Ольга Николаевна умеет быть крайне неприятной с теми, кого считает… — Он не договорил.

— Недостойными своего общества? — хмыкнула я.

— Да это она недостойна твоего общества! — возмутилась Варенька. — Как только Кир мог влюбиться в такую… такую… гадкую особу!

Я флегматично пожала плечами. А как Глаша могла влюбиться в этого насквозь фальшивого типа?

— Любовь зла, а козлы… обоего пола этим пользуются.

— Как ты смешно сейчас сказала. — Она помолчала, явно пытаясь успокоиться, но справиться с собой у девушки не получилось. — Кир может беситься сколько угодно, но… если бы я не знала, как этот человек с тобой обошелся, я бы решила, что он очень обаятельный и галантный кавалер. Хорошо, что ты решилась рассказать мне правду.

— Обаятельный и галантный кавалер не значит хороший человек, — все так же флегматично заметила я, продолжая наглаживать Полкана.

— Наверное… — Она ахнула. — Глаша, а если он в самом деле осознал и раскаялся?

Нелидов понимающе посмотрел на меня. Я едва удержалась, чтобы не закатить глаза.

— Варвара Николаевна, вам делает честь, что вы хотите думать обо всех хорошо, — вмешался управляющий. — Однако Глафира Андреевна смотрит на вещи более трезво. Мужчина, который так обошелся с барышней, если он действительно раскаялся, должен сознавать, что вину заглаживают не словами, а делами. По крайней мере, я на его месте…

— Ах, я уверена, что вы никогда бы не оказались на его месте! Вы для этого слишком… — Она густо покраснела. — Прошу прощения, мне нужно… немедленно нужно написать кузине.

Девушка шмыгнула в дом. Я подавила смешок.

— Сядьте, Сергей Семенович. — Я указала Нелидову на скамейку у крыльца. — Мне неловко, когда на меня смотрят свысока, а самой мне нужно немного прийти в себя.

Управляющий послушался.

— Вы не пожалели, что попросились на это место? — полюбопытствовала я. — Еще не поздно отказаться, я пойму.

— Коготок увяз — всей птичке пропасть. — Он рассмеялся, глядя на дверь, за которой исчезла Варенька. — Буду честен, я немного недооценил… масштаб проблем, и надеюсь, что по осени мы вернемся к разговору о моем жаловании.

— Я тоже на это надеюсь.

— Благодарю. Но до тех пор… Где еще я приобрел бы столько нового опыта?

— Да уж, опыта как бы не оказалось чересчур много, в отличие от жалования. — Я встала со ступенек, и Нелидов тут же поднялся следом. — Что ж, давайте вернемся к делам. Мы с вами собирались провести инвентаризацию…

— Да, конечно. Но сперва я бы попросил вас подписать несколько прошений и писем. Их придется отправлять почтой, и чем раньше это будет сделано, тем лучше. Я все подготовил.

Я вздохнула:

— Придется вам ждать, пока я все прочитаю. Не подписывать же все не глядя.

— Я бы настойчиво предостерег вас от подобной небрежности. Документы я вернул к себе во флигель.

— Тогда несите их ко мне в кабинет.

Главное, пока жду управляющего, не приложиться к папенькиной бутылке с ромом. Сопьюсь ведь к чертям собачьим.

Нелидов вернулся с той же кипой бумаг, которую приносил в гостиную.

— Мне кажется или, если бы гости не удалились вовремя, вы бы заставили меня подписать их прямо в гостиной? — хихикнула я. — Берите стул и садитесь, не стойте над душой.

— Я бы очень убедительно вас попросил, — в тон мне ответил управляющий. — Заставить гостей заскучать — лучший способ вежливо их спровадить.

— Похоже, вы в самом деле хорошо учились.

— Благодарю. — Он положил передо мной лист, исписанный убористым почерком. — Это подготовил для вас Кирилл Аркадьевич. Прошение о получении вводного листа.

Который наконец-то сделает меня полноправной хозяйкой. И получение которого может затянуться на месяцы — судя по тому, что говорили Стрельцов и Марья Алексеевна. Впрочем, и в моем мире суды были неторопливы.

Я внимательно прочитала документ, мысленно морщась от оборотов в стиле «покорнейше прошу». Покосилась на пачку листов перед управляющим. Интересно, как быстро я поддамся соблазну подмахивать все не глядя?

— Вот копии документов, прилагаемых к письму, Кирилл Аркадьевич заверил их.

— Что бы я делала без Кирилла Аркадьевича, — проворчала я, смущаясь саму себя и злясь на себя же за это смущение — пропади они пропадом, мои новые восемнадцать! — Кажется, я задолжала ему по уши.

— Граф Стрельцов действительно проявляет редкое участие в ваших делах. Но, очевидно, он не считает, будто вы задолжали ему что-то кроме устной благодарности. Он не слишком далеко выходит за рамки своих непосредственных обязанностей. Не больше, чем предполагает… дружеская поддержка.

Я залилась краской.

— Ну да. А медведь? Насколько мне известно, должностные инструкции исправника не предписывают ему единоборства с дикими зверями. Да и я не жду от друзей, чтобы они рисковали жизнью ради меня.

Нелидов улыбнулся.

— К сожалению, медведь не потрудился предъявить исправнику выписки из устава благочиния, ограничивающие его должностные обязанности. А как далеко зайти ради небезразличного нам человека… то есть друга, решаем мы сами. — Он добавил совсем другим тоном: — Я попросил отца Василия приехать, чтобы также заверить копии документов. И доверенность на мое имя.

— Доверенность? — переспросила я.

— Доверенность на управление вашими делами и совершение сделок от вашего имени.