— Как скажете, Глафира Андреевна. — Он сокрушенно покачал головой. — Жаль, что моя искренняя забота оказалась понята превратно. Я забыл, что молодость не терпит наставлений. Будем надеяться, что обстоятельства не заставят вас переосмыслить свое отношение к… предложенной помощи.
Стрельцов, до сих пор изображавший статую, тонко улыбнулся.
— Обстоятельства, Захар Харитонович, порой складываются неблагоприятно для законопослушных жителей уезда. Но ровно до тех пор, пока я не узнаю о них. Представителям закона, вроде меня, не к лицу отступать перед обстоятельствами.
Кошкин молча поклонился и похромал к коляске.
— Вы страшный человек, Глафира Андреевна, — негромко заметил Нелидов, когда лошадь тронулась с места. — Во время вашей речи у меня мороз по коже пробегал. Будто я слышу своего гувернера, которому слово поперек боялся сказать — и вовсе не потому, что он был со мной груб.
— Глаша, это было великолепно! — воскликнула Варенька. — Так ему и надо, этому противному старикану! Он всерьез думал, что может жениться на молодой дворянке?
Я медленно выдохнула. Ярость перестала огнем разливаться по венам, и теплый летний ветерок прошелся по плечам ознобом. Я поежилась, чувствуя себя так, будто только что провела раунд на боксерском ринге.
Раунд-то я выиграла, но такие, как Кошкин, просто не отступают. Я заглянула в глаза Стрельцову.
— Спасибо, Кирилл Аркадьевич.
— Не за что, — серьезно ответил он. — Надеюсь только, что вы из ложной скромности не станете утаивать от меня… обстоятельства, если таковые вдруг возникнут.
— Надеюсь, что у меня хватит ума отличить внезапно возникшие обстоятельства от естественного хода вещей, — в тон ему ответила я.
Он кивнул.
— Кир, — нарушила неловкое молчание Варенька. — Вели седлать лошадь для себя. Этот противный старикан в одном прав: нехорошо, если Глаша поедет с вами в коляске без спутницы. Соседи и так про нее болтают.
Стрельцов потер лоб. Я открыла было рот вмешаться, но девушка перебила меня:
— Да, да, я вижу, что ты можешь за себя постоять, но не будешь же ты отлавливать каждую злоязыкую даму и устраивать ей такую же выволочку, как этому купчине!
Я вздохнула: сил спорить не осталось.
— Ваше высокоблагородие, — вмешался Гришин. — Отдохнули бы вы, право слово. Мы за барышней присмотрим в лучшем виде.
— Не лезь не в свое дело, — отрезал Стрельцов. — Оседлай Орлика. — Он обернулся ко мне. — Прошу прощения за эту непредвиденную задержку от моего имени и имени моей кузины.
Пристав низко поклонился. Ждать пришлось недолго — уже минут через десять он вернулся, держа в поводу серого коня Стрельцова. Все это время мы молчали. Я — заставляя себя окончательно успокоиться, Варенька — изображая скуку, что, впрочем, не мешало ей стрелять глазками в Нелидова, старательно делавшего вид, будто он этого не замечает. Землемер, похоже, просто ждал. А что думал при этом Стрельцов, так никто и не узнал, наверное, потому, что он был слишком хорошо воспитан.
Наконец все устроились. Мы с Варенькой — лицом вперед, Нелидов и землемер напротив нас, Гришин взобрался на козлы, а Стрельцов взлетел на коня и двинулся сбоку от коляски рядом с кузиной. Варенька тут же защебетала, но ее болтовня не раздражала, а почему-то успокаивала. И даже тряская повозка меня не бесила. Все пересиливало любопытство. Я вертела головой по сторонам, как девчонка, впервые выбравшаяся за пределы родного города.
Да я и была сейчас девчонкой, впервые выбравшейся не то что из города — из дома!
Миновав луг, мы въехали в березовую рощу. Ветерок перебирал листву, еще не успевшую потускнеть, солнце отбрасывало кружевные тени. Где-то в вышине заливался жаворонок. Нелидов, обернувшись, что-то сказал Гришину, и, когда коляска выкатилась из леса, мы свернули в сторону, протряслись по бревенчатому мостику через ручей и выехали на луг, пестреющий разнотравьем. Напряжение, все еще остававшееся в груди, понемногу отпускало при виде красоты, простиравшейся вокруг.
— Здесь должны были быть пахотные земли, — сказал Нелидов. — С одной стороны, это хорошо, пусть отдохнет. С другой…
— С другой — это недополученные деньги, — кивнула я. — Их хотя бы скосят на сено?
— Как вы распорядитесь, — пожал плечами он.
Я подобралась. Одна часть меня продолжала любоваться пейзажем. Вторая начала хладнокровно высчитывать. Пчелы во время медосбора улетают на три-пять километров от улья. И, если уж на эти земли не хватает рабочих рук, а может, и посевного зерна, значит, нужно засеять их медоносами. После того, как отцветет липа, пчелам тоже нужно будет что-то собирать. Скажем, огуречную траву, которая будет цвести до сентября. Белый донник — если его подкашивать, тоже будет цвести до осени. Гречиху — она даже успеет вызреть. Горчицу — заодно и обогатит почву. А может, даже и ваточник, если здесь его, как и в нашем мире, используют для набивки мебели или изготовления веревок.
— Сергей Семенович, скажите, сможем ли мы нанять мужиков, чтобы сделать вот что…
Я стала излагать Нелидову свои идеи.
Но чем дальше я объясняла, тем круглее становились глаза управляющего, да и Стрельцов так наклонился в нашу сторону, что я начала опасаться, как бы он не упал с коня.
Что опять неладно?
Глядя на их ошалелые лица, я стала сбиваться и наконец совсем заткнулась, от греха подальше. Неужели то, что было известно мне практически с детства, здесь — космические технологии? Пока я соображала, как бы аккуратней об этом разузнать, Нелидов спросил:
— Глафира Андреевна, откуда у вас такие познания? Конечно, мне в университете рассказывали о том, что в Данелаге некий Тауншенд, прозванный Турнепсом… — Он осекся. — Простите, это вряд ли вам интересно. Словом, что некоторые земледельцы в Данелаге предлагали засевать горчицу, чтобы очистить поле от сорняков перед пшеницей, и результаты у них были прекрасные, но…
— Но барышень не учат в университетах? — Я улыбнулась, старательно скрывая раздражение. — Однако не только данелагские земледельцы наблюдательны. Болотов писал об этом в своей «Деревенской книге».
Глаза Нелидова стали еще круглее.
— В самом деле? В Рутении тоже…
— В Рутении тоже, — проворчала я. — И у нас умных и наблюдательных хватает, только их слышат хуже.
— Вы позволите мне почитать эту книгу?
Кто меня за язык тянул, спрашивается?
— Папенькина библиотека в вашем распоряжении, Сергей Семенович. Но я не поручусь, что книга еще там, учитывая отношение моей покойной опекунши к хозяйствованию. Сами видите. — Я обвела горизонт. — Жаль, что я раньше не взяла дело в свои руки.
— Если бы вы могли сами заниматься делами, вам бы не понадобилась опека, — вмешался Стрельцов.
А не ты ли, вот буквально пару дней назад…
— Да, я сам не так давно упрекал вас в небрежении хозяйством, — словно прочитал мои мысли он. — И должен извиниться за это.
На душе отчего-то потеплело, будто мне действительно было не все равно, что он обо мне думает.
— Не стоит, Кирилл Аркадьевич. Вы сделали вывод на основе неполной картины, такое время от времени случается со всеми.
— Например, со мной. — Нелидов покачал головой. — Будет мне урок. Я нанимался к прелестной барышне, а обнаружил хозяйку, чьи познания превосходят мои.
При словах «прелестная барышня» Варенька надулась, а Стрельцов ехидно заметил:
— Если бы Глафира Андреевна судила исключительно по возрасту и внешности, едва ли бы вы получили это место.
— Согласен, ваше сиятельство. Мне остается только порадоваться, что моя нанимательница оказалась мудрее меня.
— Как приятно наблюдать взаимное восхищение, — прошипела Варенька.
Нелидов улыбнулся ей.
— Вы правы, ваше сиятельство. Действительно приятно видеть, когда люди ценят познания друг друга. И, если говорить о прелестных особах с незаурядными способностями, вы дадите фору любой известной мне даме в том, что касается рыбалки. Я видел ваш утренний улов.
— Кажется, вы слишком увлечены чужими успехами, Сергей Семенович, — сказал Стрельцов таким тоном, что даже я поежилась и на миг почувствовала себя виноватой невесть в чем.
Нелидов проигнорировал этот выпад. Повернулся ко мне.
— Что касается ваших предложений, Глафира Андреевна. Вы хотите все, что осталось под паром, засеять упомянутыми вами травами?
— Нет, это было бы неразумно.
У меня не так много пчел, чтобы с уверенностью рассчитывать только на мед. Да и вообще, не стоит складывать все яйца в одну корзину.
Насколько я успела изучить, мне принадлежала тысяча десятин земли. Треть из них занято лесом, очень ценным ресурсом по местным меркам. Рутения живет лесом — это не только дома, дрова и уголь для доменных печей. Без леса не будет промышленности: деготь, скипидар, смолу получают из древесины. Из золы — поташ, без которого не будет мыла, стекла и пороха. Это не говоря о дичи и пушнине, да и о диком меде.
Кстати, надо бы мне познакомиться с лесничим да как-то проверить, не пускает ли он соседей рубить «бесхозный» лес. Заодно обследовать все. Где стоит проредить лес, удаляя старые и больные деревья, где, наоборот, запретить вырубку, а может, и начать засаживать. И, возможно, уже сейчас пора закладывать питомник для выращивания саженцев.
Голова кругом идет, честное слово!
Я тут же велела Гришину остановиться, Нелидову — записать все это, чтобы не надеяться на девичью память. И пожалела, что у меня нет фотоаппарата — запечатлеть выражения лиц управляющего, исправника и землемера. Да и спина Гришина оказалась очень выразительной.
— Вы действительно собираетесь сажать то, что и так прекрасно растет? — спросил Стрельцов.
— Прекрасно? Первые деревья на месте вырубки появятся минимум через пять лет. Полностью свою структуру лес восстановит — если вообще восстановит — через сто двадцать лет. Я имею в виду не молодой березняк или осинник, а ценные породы вроде сосны или дуба. Если я хочу, чтобы мои дети не остались посреди рукотворной пустыни, восстанавливать вырубленное нужно немедленно. К тому же, высаживая, можно сразу думать о нужной структуре леса.
— Это потребует денег, — сказал Нелидов. — Непрерывных забот. Вы готовы вкладываться в то, результаты чего не увидите?
— Почему это не увижу? При искусс… В смысле, если целенаправленно высаживать саженцы и ухаживать за ними, полноценный лес восстановится в два раза быстрее.
— Через шестьдесят лет?
— Я намерена дожить до того времени. Кто-то же должен нянчить внуков!
Гришин кхекнул в кулак. Стрельцов как-то странно на меня посмотрел.
— Не каждая барышня в ваши годы думает о внуках.
— А я и не каждая, — фыркнула я.
Нелидов закрыл папку с записями.
— Мне действительно повезло служить у вас, Глафира Андреевна. В ближайшие дни я сделаю все расчеты, и вы решите, как поступить дальше.
— Глаша, когда вернемся, ты должна рассказать мне все это еще раз! — воскликнула Варенька. Все время, пока мы разговаривали, она едва ли не подпрыгивала на сиденье, несмотря на суровые взгляды кузена. — Я думала, что, получив приданое, отдам его распоряжаться мужу, но, послушав и посмотрев на тебя, не хочу. Муж у меня, конечно, будет человек умный и порядочный…
Я кое-как скрыла улыбку, Нелидов потер нос, Стрельцов закашлялся, землемер огладил бороду. Варенька ничего не замечала.
— И потом… мне же скучно будет только вышивать да принимать гостей! У тебя такая интересная жизнь — то пчелы, то расчеты, то новые методы… А я что, все время буду только романы читать?
— Детей рожать и воспитывать, — сказала я.
Варенька залилась краской. Стрельцов неодобрительно на меня зыркнул, Нелидов закашлялся.
— Это непременно! Но я хочу, чтобы мой муж мною гордился. Что я не только красивая, но и умная.
Я попыталась быть дипломатичной.
— Давай не будем утомлять мужчин нашими женскими темами. Поговорим дома.
— А я не про женские темы. Я про то, что ты хочешь делать с лесом.
— Хорошо, — обреченно вздохнула я.
— Глафира Андреевна, если вы не против, я мог бы сделать копию этих записок и передать Варваре Николаевне, — сказал Нелидов.
— Вы меня очень обяжете. А теперь давайте вернемся к нашим баранам. То есть посевам.
В самом деле, увлеклась лесным хозяйством и будущими внуками и забыла, с чего начала.
Значит, минус треть на лес. Минус земля, которой пользуются крестьяне — по четыре десятины на душу, причем душой считаются только мужчины. Из того, что осталось, по записям Савелия, которые мне нужно будет проверить в этой поездке, примерно половина занята рожью, пшеницей и гречихой. Самыми базовыми вещами, которые и не продашь-то особо, потому что урожайность здесь не сравнится с привычной мне. Один год засухи или дождей — и здравствуй, голод.
— Часть земель я хочу оставить под паром. Часть засеять льном и пеньковником. Если не затягивать с этим, успеют вызреть.
И, кстати, пеньковник, как все ветроопыляемые растения, дает очень много пыльцы — белкового питания для пчел.
— Остальное — под медоносы. Гречиха…
— Я бы не советовал вам увлекаться ею, — сказал Нелидов. — В смысле, именно как источником меда. Вы не продадите дорого гречишный мед.
— Почему? — оторопела я.
— Вы меня проверяете, — улыбнулся он. — Чем белее мед, тем выше он ценится. Гречишный же… — Он развел руками, будто не желая повторять очевидное.
— Дешевый мед лучше, чем никакого. Но хорошо, оставим в покое гречиху, тем более что она и так уже высажена и пчелы ее найдут, если захотят. Значит, горчица, огуречник, клевер…
— Клевер зацветет только на следующий год.
— Если Глафира Андреевна планирует на шестьдесят лет вперед, то до следующего года она точно намерена дожить, — сказал Стрельцов, и я так и не поняла, чего больше было в его голосе — иронии или восхищения.
— Донник тоже двулетник, — сказала я. — И синяк, но ничего страшного. Синяка хорошо бы высадить побольше.
— Вы всерьез собираетесь засаживать поля сорняком?
Я вздохнула.
— Этот сорняк дает в десять раз больше меда с десятины, чем та же гречиха. Лучше него только липа, но та будет цвести недолго, а сорняк — до конца лета. И засуха ему не страшна.
— Убедили, — улыбнулся управляющий. — Осталось убедить мужиков собрать для вас семена по осени, чтобы по весне заложить посадки под семенники.
Я моргнула. Только сейчас до меня дошло — по-настоящему дошло, не до головы, а до эмоций, что в этом мире «купить семена» — это не бросить несколько упаковок в корзинку, реальную или электронную. И даже не найти в интернете контакты дистрибьютора сельскохозяйственных товаров мелким оптом.
— Надеюсь, к осени, когда семена начнут вызревать, я разживусь деньгами, чтобы заплатить тем, кто готов собирать семена сорняков по пустырям, — кивнула я.
А еще придется запастись терпением. И это куда сложнее.
— Семена клевера купить нетрудно, его много высаживают для скота, — продолжал Нелидов. — Семян огуречной травы понадобится около… — Он поднял глаза к небу и зашевелил губами. — … шести пудов. Боюсь, столько тоже не получится купить разом. Когда я поеду в Большие Комары, загляну в аптекарский огород. И еще напишу в монастырь, там выращивают лекарственные травы. Но не в таких масштабах, конечно. Думаю, пуд я смогу добыть.
— Значит, остается горчица.
— Я напишу в Царев-город и Тевтонскую слободу. Но это займет время, и, боюсь, семена оттуда мы получим не раньше, чем через месяц-другой.
И тут не слава богу!
— Это слишком долго. Неужели быстрее нельзя?
— Долго, — согласился Нелидов. — Но помногу горчицу сажают только там, так уж повелось лет пятьдесят назад.
Должен же быть какой-то выход!
— А купцы возят оттуда горчицу уже готовую? В смысле — перетертую с маслом и уксусом? Или семена, чтобы каждая хозяйка делала на свой вкус?
— Понял, — улыбнулся он. — Пройдусь по рынку Больших Комаров. Еще можно спросить у Кошкина… Впрочем, это исключено.
— Именно, — подтвердила я.
— И Медведева.
— Везде этот Медведев, — хмыкнула я.
— Да, сложно зависеть от одного человека. За чаем — если захотите купить сразу цыбик, а не на развес втридорога, вам придется теперь ездить на ярмарку в Великий торжище.
— Думаю, это доставит Глафире Андреевне куда меньше неудобств, чем замужество за человеком, не подходящим ей ни по статусу, ни по человеческим качествам, — сухо произнес Стрельцов.
— С этим трудно спорить. Прошу прощения, Глафира Андреевна, я вовсе не хотел, чтобы у вас создалось впечатление, будто я осуждаю ваше решение.
— Я так не подумала. — Я хмыкнула. — К тому же я более чем уверена, что господин Кошкин считает, будто это я не подхожу ему по статусу и человеческим качествам.
— Тогда зачем он к тебе сватается? — захлопала ресницами Варенька.
— Вот за этим. — Я обвела рукой. — Тысяча десятин земли.
— Если судить вон по тому межевому столбу, уже меньше, — впервые за все время подал голос землемер.
Гришин натянул вожжи, Стрельцов спешился. Я тоже вышла из коляски. В жизни бы не сказала, что эта куча камней на обочине дороги с торчащей из нее палкой и есть межевой столб. А за ним простиралось поле, засаженное рожью. Озимой, судя по тому, как бойко оно колосилось.
— Вы были правы, Сергей Семенович, желающие прихватить себе то, что плохо лежит, найдутся всегда. Кто владелец?
— Лисицын, — ответил вместо него Стрельцов. — Иван Кузьмич, наша с вами задача — составить акт о нарушении границ владений и вернуть межи на место.
— А что с посевами? — спросила я. — Кому принадлежит урожай?
Все уставились на меня с таким видом, будто я начала рассуждать о том, действительно ли дважды два — четыре.
— Урожай неотделим от земли, — наконец осторожно начал Нелидов. Судя по всему, ему не так просто было подобрать формулировки, объясняющие очевидные вещи.
— Независимо от того, кто вспахал и засеял эту землю? — продолжала уточнять я.
Пусть лучше я буду выглядеть дурой в узком кругу хорошо расположенных мне людей, чем стану действовать исходя из неверных предпосылок и наворочу таких дел, что весь уезд гудеть будет.
— Прощения просим, барыня, но ежели сосед соседке по-соседски решил помочь да ее землю вспахал и засеял — кто ж ему помешает? — ухмыльнулся в усы Гришин.
— Понятно, — медленно произнесла я.
Остальные тоже вылезли из коляски. Кто-то — работать, Варенька, как и я, размять ноги. Соседушка сдвинул столбы вроде бы ненамного — метров на пятьдесят, на взгляд. Однако здесь дорога изгибалась, и он «спрямил» изгиб границ так, что и сама дорога оказалась на «его» территории, и десяток десятин себе прихватил. Пока Стрельцов писал, землемер не погнушался помочь Гришину вернуть три межевых столба на их законное место. Однако это заняло какое-то время, и появились свидетели. Проходивший по дороге мужик резко развернулся и ускорил шаг. Я проводила его взглядом.
— Не получится ли, что, как только мы уедем, столбы вернутся обратно? — спросила я.
— Мужик видел мундиры, мой и господина землемера, — сказал Стрельцов. — Лисицын неглуп. Прямо сейчас он вряд ли будет что-то делать, но когда подойдет пора собирать урожай…
Я кивнула. Значит, прояснить вопрос с соседом нужно до того времени. Еще одно «надо» в бесконечный список.