Хрущевка княжны Соколовской 2

Глава 14

– М-мы наедине оставались, – сквозь всхлипы медленно поясняла Марта. Говорить ей удавалось с трудом из-за подступающих к горлу слез. – И он меня целовал!

Я в напряжении ожидала новых подробностей, но их не последовало.

– Только целовал и все? – уточнила на всякий случай.

Марта посмотрела на меня удивленно и кивнула.

– Разве этого мало, чтобы опорочить честь девицы? – она снова всхлипнула и прикрыла лицо руками.

Я же, несмотря на искреннее горе сестры, облегчено выдохнула. Ох уж эти дети. Нет, Андрею конечно всыпать бы по первое число, с другой стороны – он мог еще и чего похуже сделать.

– Не волнуйся, – я прижала младшую сестру к себе и погладила по волосам. С другой стороны ее уже обнимала и утешала Марина. – Ты сказала, что вы были одни?

Марта подняла на меня полный надежды взгляд и неуверенно кивнула.

– Вот и хорошо. Значит, если кто-то вздумает припомнить эту историю, отвечай, что она – клевета, что Морозов решил опорочить твое имя с целью нечестным путем получить твою руку. Слово княжны против слова сына обычного торговца, и свидетелей нет. Кому поверят? – я еще раз провела по волосам сестренки, которая уже начала успокаиваться.

Спустя пару минут остаточных всхлипов и размышлений на ее лице появилась даже робкая улыбка.

– И разумеется, больше никаких свиданий с Андреем наедине, – строго наказала я.

Марта кивнула и вытерла мокрые раскрасневшиеся щеки. Мы с Мариной отправили ее в ванную, и теперь настал через поговорить со средней сестрой.

– Скажи, вы ведь с Павлом Ртищевым в последнее время неплохо поладили? – аккуратно начала я.

Марина поморщилась, как от зубной боли.

– Если хочешь выдать меня за него – забудь. Ртищевы мягко говоря не в фаворе в свете: дворянская фамилия, но занимаются сельским хозяйством. Ни нувориши их не любят, ни старая знать. Только проблем наживем, – протараторила она на одном дыхании.

За логичными рассуждениями явно слышалась нервозность.

– Я ничего такого не планировала, но чем он тебе не угодил? – я хотела поговорить вовсе не о замужестве, но любопытство взяло верх.

– Он… – Марина задумалась и ее щеки слегка порозовели. – Странный какой-то, я его не понимаю. Играет бесплатно в любительском оркестре и еще – я точно знаю – за ужины в каких-то кафе на окраине. А в остальное время пропадает вместе с отцом то за городом, на полях, то за какими-нибудь документами. Но у него ведь талант, я вижу, как он наслаждается музыкой каждый раз, когда касается клавиш рояля! Даже через боль. При этом про большую сцену и слышать не хочет: даже если кто-то просто шутит об этом, Павел всегда злится. Ах, мне бы хоть четверть его таланта, я бы разбогатела на концертах!

Сообразив, что наговорила много личного, Марина замолчала. Я обняла ее за плечи, стараясь показать, что она может мне доверять и что я не осуждаю ход ее мыслей.

– Каждому свое. К тому же, тебе не стоит себя недооценивать. Если хочешь большего, чем любительские концерты, давай подумаем, что можно сделать. Но сегодня я хотела попросить тебя о другом: надо выяснить, известно ли Павлу что-нибудь об этом полумифическом дворянском «круге». Но выяснить осторожно, как бы между делом.

Марта ненадолго задумалась, но решительно кивнула.

– Могу попытаться. Вряд ли он сможет назвать имена, но откуда-то же его семья должна знать, что она у круга в немилости, – произнесла она, озвучивая мои собственные мысли.

После того, как уложила сестер спать – с некоторых пор я желала им спокойной ночи и гасила в комнате свет, перед этим обняв обеих – уселась за письменный стол. За ночь предстояло написать еще одну заметку. Я долго билась над формулировками, чтобы они не звучали слишком скандально: ничего не утверждала, лишь перечисляла ситуации и задавала вопросы, оставляя ответы на суд читателей.

Должны ли живые люди идти впридачу к ценным бумагам? Продается ли чужая свободная воля за контрольный пакет акций завода или просто за то, чтобы не умереть с голоду и не лишиться крыши над головой? И если не продается, то стоит ли нищая свобода без гроша того, чтобы за нее цепляться? Обо всем об этом моим читателям предстояло подумать.

Сама я понятия не имела, как на них отвечать, и считала их чисто риторическими, однако прекрасно понимала, что эта заметка еще сильнее усугубит мой трагичный образ жертвы жестоких обстоятельств. Чего я собственно и добивалась.

Утро пятницы оказалось настолько промозглым, что я впервые за несколько дней пропустила пробежку. Кутаясь в пуховый платок, зашла на кафедру, как всегда мечтая только о чашке горячего кофе и тридцати минутах тишины, но взгляд первым делом зацепился не за чайник, а за букет. Нежно-розовые пионы в изящной белой вазе украшали угол моего стола. И судя по тому, с каким тонким вкусом собран букет, он точно не от Яринского.

Никакой записки, пролившей бы свет на личность дарителя букета, в цветах я не обнаружила. И на протяжении дня мне поступали письма только от престарелого «жениха». Он предложил несколько вариантов ателье, в которых по моим меркам успеют к завтрашнему вечеру подогнать платье. Я выбрала одно, название которого показалось не слишком вычурным, и с тяжелым сердцем отправила согласие присутствовать на вечере.

Понимала, что рискую репутацией и своей, и сестер, но если я где-нибудь и смогу выведать информацию, которая миновала страницы официальных документов, то только в самом сердце этого серпентария.

Яринский не спрашивал, понравился ли мне букет, что только убедило меня: цветы прислал не он. Но кто?

Ответ нашел меня ближе к вечеру, когда, как обычно, я уже не работала в ожидании конца дня, а Тарковский прятался на кафедре от настойчивых студентов и пытался отдохнуть между дневными и вечерними парами.

– Вам понравился букет? – спросил князь как бы между прочим, когда мы говорили о погоде и об унынии пейзажа за окном. – Надеюсь, он внес в вашу жизнь немного красок.

Я конечно подозревала, что цветы мог оставить он, но признание так ошеломило, что сбило с мысли на несколько мгновений.

– Все-таки признаетесь. Зачем тогда было дарить их анонимно? – не ответив на его вопросы, принялась задавать собственные я.

В конце концов, какая ему разница, понравился мне букет или нет? У него наверняка какие-то свои цели, и они точно не в том, чтобы меня порадовать.

– Анонимный воздыхатель нисколько не вредит репутации почти обрученной дворянки, в отличие от явного поклонника. Так что не советую вам меня обличать, – князь улыбнулся, намекая, что эту новую странную идею он не оставит.

– Моя репутация и так уже на дне выгребной ямы: согласно последним новостям, я скандалистка, имитировала беременность и от отчаяния бросилась в объятья старого и безродного, но богатого банкира. Потенциальный любовник станет лишь перчинкой в и без того пересоленном блюде, – фыркнула я, стараясь не смотреть на Владислава.

Он улыбался, и от вида едва заметных ямочек на его щеках сердце предательски трепетало.

– История в ателье – лишь досужая сплетня, о ней забудут через пару дней. В том, что девица с фамилией выбирает мужчину с деньгами, по большому счету тоже нет ничего предосудительного. Но вот ухажер накануне почти что помолвки – это настоящий скандал, – выразил мнение Тарковский. – Вам пока неплохо удается лавировать между собственными интересами и общественным мнением, но все же я вижу, вы не до конца понимаете ситуацию. В вашем мире нравы были иными?

Я вздохнула и облокотилась плечом на стену рядом с окном, в которое упорно смотрела, чтобы не переводит взгляд на собеседника. Моросил мелкий дождь, в такую погоду хотелось вернуться домой, поужинать с семьей, а потом укутаться в плед и читать что-нибудь глупое и романтичное. На худой конец заниматься статьями, но уж точно не тащиться в ателье за очередным безвкусным платьем.

– В моем мире репутация в целом значила гораздо меньше… – начала я, и сама не заметив, очень увлеклась рассказом. Про права женщин, про Советский Союз и то, как за сто лет деление на дворян и простых людей сменилось на деление по достатку и доходам.

Кажется, я говорила бессвязно, но воспоминания хлынули бурным потоком, и мне никак не удавалось их остановить. Мысли об удобной одежде и быстром интернете, как ни странно, вызывали едва ли не слезы, но стоило подумать о сестрах и о магии, которую я получила здесь, как недостатки нынешней реальности становились совершенно незначительными.

Князь ни разу меня не перебил. Более того, все время, пока говорила, я ощущала на себе его внимательный, пронизывающий взгляд. Но боялась посмотреть на него в ответ.

– Не так уж и много отличий. Вашими стараниями скоро станет еще меньше, – сказал Тарковский с неожиданной теплотой, когда я наконец замолчала. – Но надеюсь, здесь вы не будете так одиноки.

Умудрился же расслышать самое важное! Хотя я ни словом ни обмолвилась ни про семью, ни про друзей. Может, этим себя и выдала?

– Вы очень легко поверили в историю о переселении моего духа. Почему? – спросила я, чтобы поскорее перевести внимание с больной темы.

– Вовсе не так легко, как может показаться со стороны, – князь шагнул ближе, мне показалось, рассматривал мое лицо так, будто видит впервые. – Я долго наблюдал за вами, копил несоответствия. Для людей, мало с вами знакомых, они не так уж и заметны, но если дать себе труд приглядеться, то легко увидеть и другую манеру поведения, и идеи, совершенно не свойственные молодым дворянкам, пусть даже и из обнищавших родов. Но я до последнего сомневался, даже после того, как вы умудрились мило побеседовать с моей матерью, не обменявшись с ней колкостями ни разу за все чаепитие.

Так вот зачем он меня звал! Это нелепое представление тоже было частью проверки.

– Окончательно я убедился в том, что вы не прежняя Маргарита, когда вы второй раз отказались выйти за меня. Прежняя Марго не упустила бы такую возможность и перешагнула бы через гордость ради такого шанса. Но не вы.

Князь замолчал, и я понятия не имела, что ответить на его откровенность. Поблагодарить? Вот еще! Спросить, что он теперь будет делать с этой информацией?

– К тому же, есть еще одна деталь, которая помогла мне увериться в том, что вы – совсем другая Маргарита, – вдруг продолжил Тарковский. – Прежнюю Марго я не любил.