Хрущевка княжны Соколовской 2

Глава 26

Когда мерзкое морщинистое лицо оказалось совсем рядом, я закатила глаза и, рвано вдохнув, захрипела так сильно, что почти оплевала старика. Он отпрянул, а я тут же повалилась на пол. Ударилась бедром о край шкафа, но не обратила на боль внимания.

Вообще-то благодаря тренировкам и упражнениям, которые дал мне Краузе, я вполне могла бы стоять на ногах и даже вести легкую беседу и после такого напряжения, но демонстрировать свои настоящие возможности буду на экзамене перед Эдуардом, а сейчас время побыть тщедушной леди.

Сквозь опущенные ресницы я наблюдала за Яринским. Он, оправившись от первого шока, снова приблизился.

– Даже не надейтесь, что ваша бездарная игра вас спасет! – проскрипел он, наклонился и схватил меня за руку.

С неожиданной силой рывком поднял с пола, и в тот момент, когда я приготовилась уже без всяких сантиментов дать ему пощечину или вовсе двинуть по лицу кулаком, распахнулись двери.

– Марго!

Я узнала голос Марты и показательно обмякла в руках старика, закатывая глаза. Спустя мгновение сестры уже приблизились. Марина сразу подбежала к окну и распахнула его еще шире, Марта засуетилась в поисках графина с водой или работника, который мог бы принести питье.

– Что случилось? – Марта помогла Яринскому пересадить меня на кресло.

– Мне стало дурно и добрые тетушки Константина Георгиевича привели меня сюда. Я стояла у окна, мы беседовали, но голова все сильнее кружилась… – я глубоко вдохнула, всеми силами демонстрируя дурное самочувствие. – Потом я кажется упала…

Я с намеком покосилась на Яринского. Пусть подыгрывает, если не хочет стать в глазах моих сестер тем негодяем, который довел меня до приступа.

– Да, милая княжна, вы начали падать, но я успел вас подхватить. Ваши сестры, должно быть, очень чутко научились распознавать вашу магию, раз сразу пришли, – сообразив, что от него требуется, кивнул банкир.

И вуаля, в глазах многочисленных тетушек, которые ворвались в комнату с водой, веерами и причитаниями, я уже не опороченная нищая дворянка, а нищая дворянка, благородно спасенная будущим женихом. Тоже так себе история, но меня она ни к чему не обязывает.

Я расслабилась и позволила сестрам развести вокруг суету. Голова в самом деле немного кружилась, в теле чувствовалась противная слабость, но она ни в какое сравнение не шла с тем давящим чувством, которое возникало перед настоящим приступом.

– Что здесь произошло? – холодный вопрос Владислава, шаги которого я за общей суетой даже не услышала, заставил всех замереть. Я еще ни разу не слышала в его тоне столько злобы.

Я сидела спиной к дверям, но даже не видя его лица и взгляда чувствовала, насколько он в ярости. И зачем я вообще его позвала? Все и так обошлось. На что я рассчитывала? Что он, как благородный рыцарь, снова будет меня спасать?

– Владислав Игоревич, как хорошо, что вы здесь. С моей стороны наглость просить вас о помощи, и все же… Марго… – Марина начала говорить бодро, но стушевалась, видимо не выдержав холодного взгляда князя.

Я малодушно зажмурилась, слушая его приближающиеся шаги: сил смотреть в его глаза в себе не находила. Однако когда он заговорил со мной, голос внезапно смягчился:

– Вы снова себя не бережете, Маргарита Алексеевна. Вам ведь прекрасно известно, что многолюдные и душные места плохо влияют на ваше самочувствие.

Я ощутила легкое прикосновение – не физическое, только магией – достаточное, чтобы избавить меня от мерзкого головокружения, но не более того. Князь конечно понял, что я притворяюсь. Неудивительно: он чаще других видел настоящие симптомы моего «недомогания».

– Благодарю за беспокойство, – от искренней заботы, с которой Владислав читал мне нотации, захотелось улыбнуться, но я постаралась не выдавать того, что вопреки недавнему испугу рада его видеть. – Но я ведь не могу стать отшельницей: приличия требуют…

– Приличия не запрещают проветривать комнаты, – эти слова, сказанные гораздо жестче, предназначались Яринскому.

Старик недовольно скривился, но возражать не стал.

– Мы учтем. Отдыхайте, дорогая невеста, – его взгляд скользнул куда-то поверх наших голов. Должно быть, банкир заметил кого-то важного: он торопливо кивнул князю и поспешил уйти.

Вместе с Яринским схлынула и пестрая волна его сестер и тетушек, и мы остались в просторной комнате вчетвером. Сестры, переглянувшись, отошли к дверям, а я, ощутив новый прилив сил, решила попробовать еще один любопытный фокус.

Усиление – это первая стадия работы со звуком для мага воздуха. Вторая – изоляция. Именно ее я сейчас и решила применить в полевых условиях. Судя по тому, что музыка, которая доносилась из соседних комнат, внезапно стихла, все получилось: мы с князем не слышали, что происходит снаружи, но и нас никто не мог подслушать.

– Можете отчитать меня за безответственность и риск, – усаживаясь в кресле поудобнее, я в ожидании посмотрела на Тарковского. Чувствовала, видела по взгляду и поджатым губам, что он хочет что-то сказать, но сдерживается, считая свои слова неуместными. – Они не услышат, – уточнила на всякий случай, кивнув на сестер.

– Вы быстро прогрессируете в способностях, – вместо упрека констатировал князь, оглядываясь так, будто рассчитывал увидеть над головой что-то вроде полупрозрачного купола, не пропускающего воздух. По сути, я и создала купол, но увидеть – вернее ощутить – его мог только такой же маг воздуха, как я.

– Благодарю, – ответила я, не скрывая досады. Сама не знаю, что хотела услышать, но уж точно не комплименты своим способностям. Мне конечно приятно признание от университетского преподавателя, но сейчас ситуация как-то не располагает к обсуждению магии.

Уловив мою растерянность, князь улыбнулся и вдруг опустился перед креслом на колено. Я вздрогнула: место для признаний в любви тут тоже неподходящее. Нас конечно никто не услышит, но видеть то может любой.

– Угрожать вам я уже пробовал, умолять тоже, – заговорил Тарковский, накрывая своей широкой ладонью мои руки. – Теперь остается только смиренно просить. Если… когда вы получите то, чего так отчаянно добиваетесь, когда вы будете свободны, подумайте о моем предложении снова.

От того, как прямо и уверенно, но в то же время с какой затаенной робостью князь смотрел в мои глаза, я чувствовала, как щеки заливает краска. В полумраке, который разгоняли только торшеры в углах комнаты, черты лица Владислава казались еще более выразительными. С трудно оторвав взгляд от строгой линии его губ, я немного отстранилась, подавляя желание их коснуться.

– Давайте немного отложим этот разговор. Сейчас момент не слишком подходящий, – попросила я, скрепя сердце.

– И когда же настанет подходящий? – уточнил несколько раздраженный очередным отказом князь.

– Когда он настанет, вы сразу поймете, – представив, какой уже завтра разразится скандал, я расплылась в предвкушающей улыбке.

На следующий день весь город обсуждал неслыханные по наглости обвинения. Некая журналистка опубликовала большое интервью с графом Паниным, который во всех подробностях рассказывал одну давнюю и крайне неприятную историю, связанную с разорением семьи князя Соколовского.

Я видела, как переглядывались люди, когда заходила в киоск за свежей газетой. Слышала, как злорадно усмехаются многие, видя на первой полосе фамилию Яринского. Читала интервью старого спекулянта, слова которого перемежались с едкими комментариями Натальи, и время от времени поглядывала на дорогу, которая лентой асфальта стелилась под колеса автомобиля.

Сестры дремали на заднем сидении: солнце совсем недавно поднялось из-за холмов и превратило серый осенний пейзаж в грязно-желтый. Краузе вел автомобиль сосредоточенно и я не хотела лезть к нему с разговорами.

Привычно оглянулась, проверяя, все ли хорошо с девочками. И разумеется в очередной раз обнаружила, что все в порядке. Можно и не проверять так часто, но сегодня утром у меня особенный приступ любви к ним и желания заботиться.

Все потому, что когда Марта, выйдя утром в магазин за сливками для кофе, вернулась, она сразу подбежала ко мне и крепко обняла. Когда она объяснила Марине, что случилось, и средняя сестра присоединилась к общей радости.

– Прости, что не доверяла. Я разозлилась, и вообще… понимаю, что нашу Марго не вернуть, но и тебя приняли в род. Фактически ты тоже нам теперь сестра, – сбивчиво шептала Марта мне в волосы, пока я крепко обнимала ее ответ.

После того, как радость немного поутихла, я предложила сестрам съездить на старое кладбище, чтобы без лишних глаз и ушей почтить память их ушедшей сестры. А заодно скрыться из города на время, пока будут идти горячие обсуждения.

Разумеется, те из знатных горожан, кто поумнее или просто постарше, и так прекрасно знали, по какой причине разорился мой отец. Об этом шептались в кулуарах, и один такой разговор я слышала собственными ушами. Но пока знание передается лишь сплетней и намеком, скрытыми за складками вееров, оно ничего не значит, и формально репутация тех, кто растащил отцовский капитал, остается чистой. Однако теперь, когда один из дворян сделал фактически официальное признание, дело обстоит совсем иначе: о мошенничестве заявлено во всеуслышание. И хоть я формально не могу требовать возвращения денег семье, потому что сделки проведены якобы законно, но устроить истерику и отказаться от брака с тем, кто «растоптал честь моей семьи», вполне способна. Ведь долг мой погашен тоже по всем правилам, и не может быть повешен на меня снова.

Письмо, наполненное праведным гневом, я оставила Наталье еще в тот день, когда мы в последний раз встретились для обсуждения всех деталей плана. Оно будет опубликовано завтра. Наверняка журналистке отлично заплатили за столь интересную подборку материалов, и мысль о том, что моя маленькая интрига принесла пользу еще и подруге, согревала.

– Почти приехали, – сообщил Краузе, сворачивая с широкой дороги на проселочную.

Сестры, разбуженные его голосом, завозились. Я бросила газету в бардачок автомобиля и застегнула верхние пуговицы плаща.

Думала, что старое кладбище будет неухоженным и жутким, с покосившимися памятниками и заросшими тропинками, однако здесь царил не меньший порядок, чем на территории, где находились склепы.

Похоже, местные ценили предков и память о них гораздо больше, чем люди в моем мире. Неудивительно: если ты или твои дети могут получить от прабабки магию, то стоит время от времени наведываться на ее могилу.

Я развернула листок, на котором некромантка Евгения подробно описала мне обряд прощания с усопшим, к телу которого нет доступа. Формально доступ у меня конечно есть, но что-то не очень хочется пока ложиться в гроб.

Все необходимое для обряда я подготовила заранее, и сестрам рассказала, что делать, заставив их повторить все необходимые фразы несколько раз. Впрочем, они и сами старались все запомнить и сделать правильно, понимая важность момента.

Краузе остался у машины, а мы пошли вдоль крайнего ряда старых могил.

– Вот подходящая береза. Еще молодая и ровная, – Марина указала на низенькое, но изящное дерево, которое росло неподалеку от потемневшего деревянного креста.

Оглядевшись, я убедилась, что оно достаточно удалено от остальных надгробий, и подошла ближе. Сестры неотступно следовали за мной.

Коснувшись белой коры, я на миг прикрыла глаза, ожидая, что почувствую что-то особенное, но увы – ничего.

– А душа Марго точно не вселится в это дерево? – уточнила Марта, с сомнением поглядывая вокруг.