Хрущевка княжны Соколовской 2

Глава 3

Решив, что комната не станет выглядеть еще хуже из-за оторванного кусочка обоев, я потянула за уголок, чтобы рассмотреть текст.

«А. В. Соколовск…» – как только заметила свою фамилию в середине текста, подскочила и отыскала на столе ножницы.

В документах Марго я не находила даже паспортов ее родителей. И никакой другой информации о них – тоже. Только в свидетельстве о рождении значилось, что отец Маргариты – Алексей Витальевич Соколовский, мать – Наталья Сергеевна Соколовская. А газета обещала приоткрыть хоть какую-нибудь информацию о семье, которую прежняя владелица моего нового тела очевидно совершенно не желала вспоминать.

Я рассчитывала срезать лишь небольшой кусочек аляповатой бумаги, но чем дальше он отходил, очень плохо приклеенный и легко отстающий от газетной бумаги, тем больше вырезок открывалось взгляду. В результате, потратив около получаса, я освободила от обоев почти половину стены над диваном. На ней пестрели разной степенью желтизны вырезки из периодических изданий.

Когда я закончила и сбросила остатки бумаги на пол, в зал пришли сестры. Обе как правило уже спали в это время, но сегодня их, наверное, разбудил шум.

Увидев стену с газетными вырезками, Марта прикрыла рот ладошкой. Марина включила свет, и только теперь я заметила, что глаза у обеих на мокром месте.

– Марго, зачем ты… – прошептала младшая сестра, но задохнулась от волны эмоций.

– Идите спать. Незачем вам смотреть на это, – я подошла к выходу из комнаты, не позволяя девочкам пройти ближе.

Судя по их шокированным лицам, прежняя Марго никогда не сделала бы того, что сделала я. Но почему тогда они не собрали эти вырезки и не выбросили их? Загадка, но о ней явно не стоит спрашивать сестер. Они и так испуганы.

– Но ты же сама говорила, что все это вранье, и что читать эти бредни бессмысленно, – пробормотала Марина, впрочем не особенно уверенно.

– Однако я их не выбросила, – подчеркнула я очевидное. – Просто тогда я еще не готова была взглянуть в лицо фактам.

– Так ты думаешь, что все это, – Марта махнула рукой на стену, и по ее щеке покатилась слеза. – На самом деле правда?

– Я не знаю, – честно покачала головой и обняла сестренку, крепко прижимая к себе и позволяя выплакаться. – Но пора выяснить.

– Думаешь, где-то в этих желтушных статьях может быть подсказка, которая поможет обличить аферу Яринского? – Марина обняла Марту с другой стороны и погладила светлые волосы.

Честно говоря, я о таком даже не думала, лишь последовала за порывом любопытства. Но теперь надо внимательно все прочитать и для начала хотя бы понять, как так вышло, что отец Марго взвалил на себя столь огромный долг. Так что я кивнула и мягко подтолкнула Марту в сторону спальни.

– Идите, отдыхайте. Если среди этих… бредней я найду что-то стоящее, то обязательно вам расскажу, – еще раз покосившись на стену с газетными вырезками, желтыми и в прямом, и в переносном смысле, Марта помогла мне вывести сестру из комнаты.

Дождавшись, пока девочки улягутся, я вернулась к дивану и встала прямо на него. Читать со стены оказалось неудобно, так что я начала отклеивать газетные листы от штукатурки и раскладывать в хронологическом порядке.

К полуночи, когда, порвав парочку листов, я все-таки выстроила их по годам от самых старых к самым новым, упала в кресло и приступила к чтению. Поначалу плохо понимала, к чему ведет меня череда записей о больших банкетах и благотворительных вечерах, которые давала семья Соколовских, но чем дольше читала, тем отчетливее проступала в них печальная история.

По-видимому, местные газетчики любили обозревать торжественные мероприятия, проводимые дворянами, так же, как в моем мире журналисты с восторгом описывали подробности вечеринок, устроенных знаменитостями. И поначалу, пятнадцать лет назад, все выглядело хорошо: богатые столы, лучшие рестораны, пожертвования в сиротский приют – у князей Соколовских была прекрасная репутация.

Затем мелькнула короткая заметка о смерти Виталия Ильича Соколовского – дедушки Маргариты, после которой на протяжении года его наследник не появлялся в свете, видимо, соблюдая траур. Проблемы начались, когда Маргарите было примерно десять лет. Первые газетные заметки, обличающие походы князя Григория Соколовского в казино и его крупные проигрыши, появились именно в это время.

Правда, через несколько месяцев в газетах прекратили об этом писать. После того, как в одной из них появилось объявление о продаже загородного особняка. Деньги с него, по-видимому, и пошли на покрытие долгов.

Потом семья продала еще один особняк, находившийся за чертой города, на высоком берегу реки, в довольно живописном месте, судя по фотографии. Затем – большой пакет акций какого-то солидного завода. Князь вложил деньги в красильную мастерскую, которая обанкротилась спустя три года после начала работы, затем в какою-то сомнительную частную галерею, которая, кажется, действовала до сих пор, но прибыли тогда не приносила почти никакой. Потом последовала череда из еще нескольких неудачных вложений и карточных проигрышей, и кажется, где-то в тот момент, когда Марго было пятнадцать, глава рода все-таки взял взаймы денег у Яринского.

Судя по тому, как сильно газеты к тому моменту потрепали его репутацию, приличные организации займ ему уже не давали. Он обратился к молодому предпринимателю, коим тогда был Константин Георгиевич. И снова прогорел, а долг рос.

Последняя из газетных заметок в красках расписывала бедственное положение рода и смаковала тот факт, что у некогда состоятельной семьи осталась всего одна квартира, капитал князя истаял, как снег под весенним солнцем, и теперь пять человек ютятся в квартале, построенном когда-то для рабочих, в жилье, которое прежде занимала прислуга семьи.

Я прикрыла глаза и потерла переносицу. Да уж, ситуация. Банальная донельзя, но такая же безвыходная: дед, по-видимому, что-то в делах понимал, но как только его не стало, отец с упорством танка принялся уничтожать то, что было заработано многими поколениями его предков. Интересно, на что он рассчитывал, ввязываясь в очередное предприятие? И как вышло, что в итоге три сестры остались сиротами?

Еще раз пробежавшись по газетным вырезкам, я убедилась, что никаких сообщений о катастрофе, унесшей жизни князя и княгини Соколовских, в них нет.

Получается, записи собирала не Марго, иначе она включила бы сюда и информацию о гибели родителей. Ей лишь не хватило духу ни избавиться от этой жуткой коллекции, ни смотреть на нее, но заботливо клеил вырезки на стену кто-то другой. Уж точно не сестры. Но кто и зачем?

Еще раз вернувшись к той части истории, в которой отец взял займ у Яринского, я пробежала взглядом по двум заметкам. Первая говорила о продаже еще части акций, следующая – о том, что князь Соколовский вложил пятьсот тысяч рублей в деревообрабатывающее предприятие. Которое, конечно же, тоже закрылось.

О причинах неудач, постигающих все дела, к которым прикладывал руку отец, я не могла судить по газетным материалам. Вот бы как-нибудь узнать, почему закрылась и красильная мастерская, и древесная? И галерею бы навестить, о которой говорилось в одном из выпусков.

Как же много всего.

Я уснула прямо в кресле, утомленная ворохом мыслей, и через несколько часов вскочила с него под мерзкий звон будильника. Повела затекшими от неудобной позы плечами, чувствуя, что глаза слипаются. И решила, что уж одну пробежку могу и пропустить.

Преодолевая сильнейшее внутреннее сопротивление, упала на диван и закрыла глаза. Но сон не шел. То думалось, какая я безответственная, то в памяти всплывали детали истории, которую узнала вчера.

Пятьсот тысяч, которые отец Марго взял, когда ей было тринадцать лет. Сейчас мне двадцать два, то есть прошло примерно девять лет. И долг вырос до двух миллионов. Это сколько процентов годовых? Около сорока? Очень много, это законно вообще?

Надо все-таки забрать копию договора и тех документов, которые мне показывал Яринский вчера. И чего сразу не догадалась? Теперь придется тащиться в его контору самой.

И еще – узнать бы про те предприятия. Как жаль, что нет интернета. А ходить по архивам – то еще удовольствие. Да и не пустят меня.

Если подумать, в старых газетах наверняка должна быть информация, но не сидеть же днями напролет в библиотеке, пролистывая старые подшивки и позабыв обо всех остальных делах.

Не удалось даже задремать, так что я перестала жмуриться и осматривала комнату, особенно ни на чем не заостряя внимания. Когда взгляд споткнулся о визитку журналистки, которую я решила не выбрасывать, в голове начал постепенно созревать план. Он окончательно сформировался к тому моменту, когда я тряслась в автобусе, но его осуществление придется отложить до ближайших выходных.

Чтобы получить документы, мне пришлось на два часа раньше уйти с работы. Я даже пожертвовала обедом, чтобы успеть закончить все дела в срок, и приятно удивилась, когда Юлия Петровна сама принесла мне одноразовый пластиковый контейнер с гречкой и куриной котлетой.

– Кушайте, дорогая, – она почти материнским жестом провела по моим волосам.

Уйти мне позволили, и я направилась по адресу, который мне любезно подсказал Тарковский. Когда я спросила у него о Яринском, князь как будто оживился. Я ожидала, что он скажет что-то вроде «о, вы наконец взялись за ум и прекратили детские капризы», но он промолчал. Лишь сухо назвал дом и улицу, где находилась фирма, выдающая деньги в долг, и поспешно вернулся к работе.

В половине шестого я стояла перед красивым зданием старой застройки, расположенным почти в самом центре города, совсем недалеко от главного корпуса университета.

Аккуратные вывески, не нарушающие приятной бежевой гаммы фасада, выполненного в псевдоэллинском стиле, указывали, что здесь располагалась не только фирма Яринского, но и еще несколько организаций, которые, судя по пафосным названиям, работали только с крупными и влиятельными клиентами.

Заходить в такое учреждение в простой одежде оказалось крайне неприятно: девушка за белой стойкой в просторном холле окинула меня удивленным взглядом, который, впрочем, быстро стал непроницаемым.

– Доброго дня, – я улыбнулась, стараясь отмахнуться от чувства подавленности, которое внушал высокий потолок, декоративные колонны и лепнина на стенах. – Я бы хотела…

– Маргарита Алексеевна, какой приятный сюрприз! – раздалось справа, и эхо подхватило дребезжащий старческий голос.

Обернувшись, я успела заметить, как Яринский шариком скатывается по ступеням большой лестницы, и прищурилась. Уж не Тарковский ли предупредил тебя о моем визите, старый ты развратник?