Мы возвращались домой в молчании. В моей голове все вертелись догадки о том, кому могло понадобиться проводить некромантические обряды в склепе семьи князей Соколовских. Еще я думала о том, у кого бы поаккуратнее выяснить все, что только возможно в рамках закона, о некромантии и всем, что с ней связано. Вряд ли в городе много магов смерти: даже память Маргариты подсказывала, что дар это редкий. Но вдруг тот, кто проводил ритуал, был в Калиновом Мосту только проездом. Если так, то как узнать, что хотел этот таинственный злодей?
Не успели мы переодеться после прогулки, как в дверь постучали. Я поспешила открыть и с удивлением обнаружила на пороге Петра Ермакова. Чиновник окинул меня мрачным взглядом и посторонился. Теперь я видела еще и Эдуарда, который, судя по разъяренному виду, очень хотел придушить меня, причем не с помощью силы, а собственными руками.
– Проходите, – я отошла от двери, позволяя мужчинам переступить порог, и повернулась к сестрам.
Те, не дожидаясь моих распоряжений, вежливо поздоровались и скрылись за дверью своей комнаты. Вот и молодцы, им сейчас и так тревожно, нечего им делать при этом разговоре. Да и все равно услышат.
– Присаживайтесь, – проведя гостей на кухню, я кивнула им на стулья. – Может, желаете чаю?
– Чаю?! – не выдержал наконец Краузе. – Ты попалась на колдовстве в доме Панина, а теперь просто предлагаешь мне чаю, бестолочь?!
Сердце пропустило удар.
Как это попалась?! Разве Краузе не сам мне говорил, что отследить магическую «прослушку» может только другой маг воздуха, да и то только если специально искать будет. Получается, солгал или рассказал не все?
– Успокойтесь, Эдуард Анатольевич, – вступил в разговор Петр, кладя увесистую руку на плечо колдуна. – Давайте все обсудим подробно.
– Да о чем тут подробно разговаривать?! – не унимался наставник. – Я же ясно тебе сказал, никаких атакующих действий, дыхательные упражнения и бег для контроля. И что ты сделала?! Едва не задушила горничную, которая не так глянула на твоего престарелого женишка, а теперь смотришь такими честными глазами? Я думал, ты с мозгами барышня, но видать, старость мозгам на пользу не идет.
Чем больше говорил Краузе, тем меньше я понимала. Как это чуть не задушила?! Никого же я не душила! А значит, должна это доказать.
– Кто пожаловался? – взяв себя в руки, я повернулась к Ермакову, потому что Эдуард скорее прибъет меня, чем даст вразумительный ответ.
– Сам Панин. Говорит, девушка ему об этом рассказала. Судя по его заявлению, кроме служанки и тебя в коридоре, где все произошло, никого не было, так что его слова даже не проверить. Я пока не давал делу официальный ход, но имей в виду – долго замалчивать не смогу.
Я совсем не изящно привалилась плечом к стене и задумалась. Зачем Панину меня обвинять, да еще так глупо? Ему лично я ничего не сделала. Может, он действовал по просьбе моего так называемого жениха? Или еще по чьей-то?
– Я никого не душила, клянусь, – ощутив, что взгляды, скрещенные на мне, скоро прожгут в голове дыру, я быстро рассказала обо всем, что делала на приеме в доме Панина. Подробно перечислила сколько раз и на какую площадь растягивала прослушку, правда, о результатах разведки умолчала.
– Уверена, что во время действия заклинания никто не пострадал? – Краузе скептично изогнул бровь.
– Понятия не имею. Но ни с какой работницей я в коридорах не сталкивалась, и уж тем более не следила за тем, кто и как смотрит на моего «жениха», – я даже не попыталась скрывать отвращение, упоминая Яринского, и похоже, именно оно убедило моих обвинителей.
– Но заявление есть, и если Панин его не заберет, мне придется начать расследование. Твою вину я вряд ли докажу, если не появятся другие свидетели или улики, но проблем доставлю, – Петр потер подбородок и уставился в окно, что-то обдумывая.
– Я могу поговорить с графом до того, как начнется расследование? – уточнила я, уже представляя, что бы такого «приятного» сказать этому старому индюку.
– Я бы сказал, вам надо с ним поговорить. После начала расследования вам будет запрещено к нему приближаться, – кивнул Ермаков.
– И еще, – снова заговорила я, когда он потянулся за тростью, намереваясь подняться. – У вас есть какие-нибудь амбициозные знакомые в налоговых ведомствах?
Петр поднял на меня удивленный взгляд и слегка склонил голову на бок, отчего стал похож на большого любопытного пса. В его взгляде, обычно хмуром, мелькнуло понимание и веселье.
– Найдется, и даже не один. Если желаете, могу назвать их имена и даже познакомить, – наконец кивнул он после короткой паузы.
Спустя несколько часов я, вооруженная диктофоном, а также именами двух амбициозных молодых налоговиков, вместе с сестрами стояла перед дверью особняка графа Панина. Нас вышла встречать его супруга – такая же худая и сухая, как сам владелец дома, пожилая женщина с отточенными до остроты бритвы манерами.
Она тут же увлекла сестер к столу с чаем, а меня учтивый слуга проводил на второй этаж – туда, где вчера беседовали два престарелых интригана. Впрочем, я и сама не слишком от них отличалась.
Проходя по просторному коридору к высоким двустворчатым дверям, ловила себя на мысли, что хоть прежде здесь не бывала, узнавала места. Каким-то образом китайская ваза на треногом столике у окна, пыльное кресло и украшения в виде бабочек на тяжелых портьерах казались знакомыми. Припомнив, что делала вчера, я осознала, что нечаянно ухватила образы этих вещей вместе с разговором, когда ветер касался их.
От этого открытия стало жутковато: насколько же могущественной силой я обладаю, и как много может человек, раскрывший ее потенциал в полной мере. Как много может Краузе? Он, кстати, вел себя довольно странно: неужели настолько мне не доверяет, что поверил в первое же голословное обвинение? Впрочем, об этом потом.
Сейчас седой старик, грозно нахмурив брови, сверлил меня недовольным взглядом. Однако так и не вышел из-за широкого стола, чтобы поприветствовать. Присмотревшись, я заметила, что зрачки его глаз бегают, как у загнанного в угол кролика, а дыхание то и дело сбивается. Панин боялся и пытался отгородиться от меня хотя бы чисто символически, с помощью мебели.
Что ж, его эмоции мне на руку.
– Добрый вечер, – я улыбнулась и, не дожидаясь приглашения, уселась не напротив графа за столом, а на низенькую софу, которая стояла у стены слева. Старик, поприветствовав меня, поднялся и отошел к окну, в итоге столешница все еще разделяла нас, но теперь мы находились чуть дальше друг от друга.
Да он не просто боится, а в панике! Так с чего же решил бросаться обвинениями в мой адрес?
– Полагаю, вы понимаете, зачем я пришла, – намекнула я, не желая впустую тратить время.
– Нет, не понимаю, – сварливо проворчал Панин, не оборачиваясь. – Я выдвинул обвинение, опасаясь за жизнь и здоровье своей работницы. Вы не имели никакого права использовать силы в пределах моего дома, да еще и во время мероприятия! Это неуважение ко мне и к гостям, и к вашему будущему мужу в конце концов! – распалялся старик.
Вот опять. Весь город кажется решил ткнуть меня носом в этот малоприглядный факт.
Когда граф повернулся ко мне, с неожиданной экспрессией взмахнул руками и набрал в грудь воздуха для продолжения обличающей речи, я показательно зевнула. Старик видимо ожидал другой реакции, но увидев прямо противоположную, подавился воздухом и замолчал.
– Ваши обвинения бездоказательны, – закинула пробную удочку я.
Ну не мог же он действовать по своей инициативе! И прежде, чем ему угрожать, надо выяснить, кто стоит за этой интригой. Я подозревала Яринского, но нужны доказательства.
– Если понадобится, князь Снежин отыщет их. Будет проведена медицинская экспертиза, которая непременно – слышите меня? – всенепременно докажет факт попытки удушения, – самодовольно раздувшись, ответил Панин.
Ах вот оно что! И как я сразу не узнала почерк? Поставить меня в мерзкую ситуацию, а потом потребовать что-нибудь взамен ее тихого и мирного решения. Условия князь мне еще не озвучивал, но они наверняка касаются Марины. Что ж, на этот раз ему не повезло: у меня есть аргументы поинтереснее купленных экспертиз.
– Точно так же, как налоговая инспекция непременно обнаружит махинации на крайне приличную сумму, если я намекну, скажем, господину Левитину или Вернике об одном любопытном разговоре, слышанном мной вчера совершенно случайно, – я улыбнулась, наблюдая, как бледнеет старик.
Граф сделал шаг назад, но уперся в подоконник: бедный старик сам загнал себя в ловушку. Впрочем, от кого ему бежать? В кабинете лишь беззащитная женщина.
– Выбирайте сторону, уважаемый граф.
– Вы ужасная женщина! – выпалил он, округлив глаза. – Вы не посмеете!
Если бы он не выказал страх, если бы сблефовал, сказав, что у него связи поважнее, чем у меня, то я бы сдалась, не стала бы рисковать. Но я знала, что у старика осталось только имя, тень былого величия и небольшой пакет удачно купленных в молодости акций, доходы с которых все еще позволяли устраивать роскошные приемы. Видимо, он хотел подзаработать, чтобы увеличить наследство подрастающих дочерей, и сейчас готов был на что угодно, чтобы не расстаться с последними деньгами. И я должна этим воспользоваться.
– Еще как посмею. Если вы, конечно, не признаете, что работница была пьяна и ей померещилось. Кроме того, я хочу, чтобы вы рассказали одной моей знакомой историю о давно минувших днях. Не волнуйтесь, вас она никак не касается, – я понимала, что несколько тороплюсь с выдвижением условий, но я чувствовала себя уставшей после прогулки по кладбищу, ужасно хотелось закончить со всем этим как можно скорее и наконец оказаться дома.
Глаза старика метались еще быстрее, он кривился от злости и сжимал кулаки, но не возражал.
Попался.