Хрущевка княжны Соколовской 2

Глава 5

Стихия неумолимо тащила меня к обрыву. Забросив попытки договориться с ней, я пыталась зацепиться хоть за что-нибудь, но кроме листьев и мелких камней ничего не попадалось под руку.

Край высокого берега приближался, я зажмурилась, представляя падение, но ветер вдруг стих.

Выждав еще несколько мгновений и убедившись, что меня больше никуда не тащит, я приоткрыла сначала один глаз, потом второй. Сидела почти на самом краю, над вертикальным спуском к серой холодной воде.

Отползла в сторону и, поднявшись на дрожащих ногах, осмотрела платье. Оно оказалось безнадежно испорчено: вряд ли мне удастся вывести грязные пятна, да и зашивать такое количество дыр и затяжек на ткани уже бесполезно.

Обернувшись к Краузе, столкнулась с его непроницаемым взглядом. По его спокойному виду не удавалось понять, хорошо ли то, что мной произошло, или не слишком. Но несомненно мое падение предотвратил именно он.

– Спасибо, – собственный дрожащий голос показался жалким.

– По крайней мере, стихия отозвалась. С учетом того, как поздно в тебе пробудился талант к взаимодействию с ней, она могла и вовсе не отвечать ни на какие просьбы.

Я выдохнула, ободренная хотя бы тем, что не получу нагоняй за невыполненное задание. Но неприятный осадок в груди все же остался. Почему не получилось? Очевидно поднять в воздух платок гораздо проще, чем поднять человека, так с какой стати ветер принялся исполнять второе желание, а не первое?

– Постарайся вспомнить, о чем и как ты думала прежде чем тебя потащило к краю обрыва. И какие эмоции вызывало второе, неблагоразумное желание.

Я вдохнула, стараясь унять дрожь в коленках, и сосредоточилась. Но никаких особенных эмоций припомнить не могла. Разве что немного злилась, а мысль о полете казалась такой успокаивающей, легкой, даже нежной. Я представляла не столько само по себе физическое действие, сколько те ощущения, которые буду испытывать.

Еще немного покопавшись в памяти, выяснила, что на краю сознания мелькали мысли и о том, какой силы и в каком направлении должен дуть ветер, чтобы поднять человека, но не нанести ему вреда.

То есть, все как учил Краузе. При этом опасная шалость получилась почти без раздумий, а чертов платок так и валялся на куче листьев.

Я подняла его, отряхнула и сосредоточилась. Но быстро поняла ошибку, когда вокруг меня образовалось пустое, почти мертвое пространство, которое не отзывалось ни на какие слова. Усилием воли расслабила плечи и попыталась вспомнить это состояние «полета».

Если каждый маг сам определяет, в какой мере властвовать над стихией, а в какой дать ей свободу, то у меня кажется властвовать не получится вовсе. И попытка ветра сбросить меня со скалы это явно доказала.

На одной руке я продолжала держать уже порядком запачканную ткань, вторую опустила и, раскрыв ладонь, ощутила, как легкий поток ластится к пальцам. Доверилась ему, отдаваясь этому странному ощущению невесомости и свободы, но теперь уже думала не о настоящем полете, а лишь о том, как, повинуясь мягкому порыву, платок соскальзывает с руки, нежно оглаживая кожу кружевными краями, и зависает в воздухе.

– Отлично! – возглас Краузе заставил открыть глаза.

Платок висел в нескольких сантиметрах над моей ладонью, щекоча исцарапанную кожу.

Домой я возвращалась как шпионка с секретного задания: старалась не попадаться никому на глаза, чтобы у соседей не возникло лишних вопросов о моем внешнем виде.

Дома под причитания сестер выбросила платье. При этом девочки смотрели на меня со слишком уж сильным сочувствием, которое ситуации не соответствовало.

– Что случилось? – не вытерпела я, когда после ужина они продолжили таинственно переглядываться, ни слова мне не говоря.

– Н-ничего, – испуганно покачала головой Марта. – Все как обычно.

– Да неужели? – я продолжила смотреть на сестер в упор и вскоре младшая сдалась.

Она со вздохом скользнула в комнату с двумя кроватями, куда я обычно не заходила, уважая личное пространство девочек, и вытащила оттуда большой белый букет. С явным отвращением установив его посреди обеденного стола, она вытащила из охапки белых роз записку и протянула мне.

И раскрывать не пришлось, чтобы понять, что за «тайный» воздыхатель расщедрился на такую роскошь. Но я все же сорвала ленточку с розовой картонки и пробежала взглядом по строкам.

«Прекрасной княжнѣ Маргаритѣ, пленительнице моего сердца. К.Г. Яринский».

– Ну и пошлость! – не выдержала Марина, глядя не цветы с не меньшим отвращением, чем ее сестра. – Да как он вообще посмел?

Я вздохнула и воткнула записку обратно в листья, не без удовольствия замечая, что она немного порвалась.

– Мы не хотели тебе показывать, чтобы ты не расстраивалась. Думали завтра выбросить, когда ты уйдешь на работу, – пояснила Марта, виновато опуская взгляд. – Не сердись только, этот старик того не стоит.

На душе потеплело от трогательной заботы девочек, но увы, принять ее и просто выбросить цветы я не могла. Если Яринский выяснит – а он наверняка выяснит – что я просто избавилась от букета, нашему шаткому нейтралитету придет конец. А мне нужно время, чтобы выяснить все обстоятельства заключения договора.

– Завянут, тогда и выбросим. Цветы ни в чем не виноваты, – равнодушно заявила я и перенесла вазу в комнату. Долго думала, куда ее поставить, в итоге запихала в самый дальний и темный угол, на маленькую тумбу: так, чтобы букет пореже попадался на глаза.

– Н-но если ты принимаешь его подарки, то это значит… – Марта широко распахнула глаза, став похожей на испуганную лань.

Однако Марина, оценив обстановку, быстро догадалась, в чем суть.

– Это значит, что она тянет время. Если с Яринским ссориться, то кто знает, как он себя поведет? А если сделать вид, что Марго не против, то можно какое-то время водить его за нос!

Я бы предпочла менее радикальные формулировки, но в целом Марина права. Я одобрительно кивнула ей и отвернулась от дурацкого букета. Хоть сестра и говорила правду, на душе от этого менее тошно не становилось.

На следующий день во время обеденного перерыва я с третьей попытки сумела дозвониться журналистке, визитку которой предусмотрительно не стала выбрасывать на прошлой неделе.

«Наталья Константиновна Некрасова» – значилось на лаконичном квадрате плотного белого картона над набором из одиннадцати цифр.

– Добрый день, я…

– Маргарита Алексеевна, здравствуйте, – перебил меня низкий, но приятный женский голос.

Я на миг онемела от удивления. К счастью, сидела в почти пустой столовой и моего шока никто не видел.

Откуда у нее мой номер?

– Вы хотите дать мне интервью? – не дождавшись ответа, перешла к делу журналистка.

– Да, но не бесплатно, – судя по напористому тону, Наталья – человек занятой, так что и я решила не терять ее времени зря.

Собеседница хмыкнула в трубку. Я на секунду даже испугалась, что она откажется, но облегченно выдохнула, как только журналистка заговорила снова.

– Что ж, ладно. Давайте встретимся в шесть тридцать в кафе напротив университета и обсудим ваши условия, – в ее тоне я уловила легкую насмешку, но решила не реагировать.

Наверняка со стороны все выглядит так, будто я отчаянно пытаюсь подзаработать побольше, чтобы выплатить долг. Представив, как будет удивлена Наталья, когда узнает настоящую цену, я ехидно улыбнулась и положила трубку.

Возвращаясь на кафедру, уже пыталась продумать, как бы подать читателям новость о том, что «Эхо» – это не кто иная, как уже известная им княжна Маргарита Соколовская.

На первом этаже давали какой-то весенний концерт, на котором должны присутствовать и студенты, и преподаватели, поэтому я рассчитывала остаться в одиночестве и сделать кое какие наброски. Но в кабинете меня поджидал не очень приятный сюрприз.

Тарковский сидел, откинувшись на спинку стула, и вяло перелистывал страницы книги. Судя по его расслабленному виду, обязательное культурное мероприятие он решил благополучно проигнорировать.

Черт, теперь придется делать вид, что работаю.

Я уселась за стол, пытаясь придумать, как бы поубедительнее имитировать бурную деятельность: на самом деле большую часть важных задач я успела завершить еще до обеда, остальные можно и на завтра отложить. Но Тарковский отбросил на стол книгу, презрительно поморщившись, и поднял взгляд.

«О преимуществах традиционного воспитания для молодых девушек и юношей» – гласила обложка. Да уж, миры разные, а традиционалисты кажется везде одинаковы.

– Какими оригинальными суждениями вы планируете эпатировать публику в следующей статье? – непринужденно спросил он.

– Это пока секрет, – улыбнулась я, радуясь возможности потянуть время за разговором.

– Не желаете написать рецензию на это? – он взял со стола книгу, которую читал, и протянул мне.

Я повертела пухлый том в руках. От идеи читать его полностью почему-то тошнило. Судя по выражению лица князя, не меня одну.

– О небо, только не говорите, что вы либерал в вопросах воспитания! – я округлила глаза и уставилась на Тарковского с притворным ужасом. А книгу поспешила отложить на дальнюю полку, чтобы как можно скорее о ней забыть.

– Какой смысл цепляться за те методы, которые не помогают молодежи осваиваться в современном мире, а лишь создают романтические иллюзии о благообразии прошлого? – пожал плечами князь. – Так что, наверное, вы правы.

В общем то ход его рассуждений мне нравился, но что-то внутри подзуживало поспорить. Просто ради интереса.

– Вспомните эти слова, когда ваш сын захочет стать флористом, а дочь – торговать компьютерами, – все же не удержалась я после короткого раздумья.

– Всенепременно, – князь улыбнулся, но как-то кривовато. Мое замечание его явно задело. – Но прежде я вспомню о тех несчастных девушках и юношах, родители которых промотали состояние. Им нормальная профессия была бы полезнее знания этикета и старых традиций.

Я скрипнула зубами. Вот уж уел так уел, и крыть нечем.

К счастью, отвечать на эту почти грубость не пришлось: Тарковский, поняв, что перегнул палку, сам поспешно сменил тему.

– Пока вы выздоравливали, в группе по магической теории уже прошел зачет. Все остальные слушатели курсов получили дипломы. Ваш сейчас у меня, и я отдам вам его, как только смогу убедиться, что вы способны сдерживать порывы стихии.

Честно говоря, после вчерашнего происшествия полной уверенности в том, что я действительно могу сдерживать стихию, у меня нет, но те упражнения, которые рекомендовал выполнять князь, давались легко.

– Если не возражаете, можем провести процедуру проверки прямо сейчас, – так и не получив от меня внятного ответа, продолжил Тарковский.

– Не возражаю, – уверенно кивнула я.

Что угодно, лишь бы не симулировать работу.