Хрущевка княжны Соколовской 2

Глава 22

Когда пришло время осуществлять план, ноги подрагивали от волнения. Я тянула целую неделю, но время очередной встречи с Яринским неумолимо приближалось, его подарки становились все более роскошным, а письма – все более красноречивыми. Оттягивать момент и дальше просто не имело смысла.

Благо, длинная юбка из плотной ткани скрывала трясущиеся коленки – хоть какой-то прок от этой неудобной одежды.

– Потрудитесь объяснить, – Тарковский смотрел на мое заявление так, будто я ему дохлую крысу на стол положила, а не белый лист, исписанный аккуратным почерком.

– Это заявление об увольнении. В отделе кадров мне сказали, что вы должны его подписать, – медленно, как маленькому ребенку, объяснила я.

– Вы уверены? – князь изогнул бровь и посмотрел на меня так, что захотелось провалиться на месте.

Не уверена! Разумеется не уверена! Это почти самоубийство, это ужасно рискованно, но если так не поступлю, то ничего не выйдет. Но я уверена – я должна верить – что все пойдет так, как я запланировала. Если нет, значит, просто выйду за этого противного старика и все: так или иначе с долгом надо разобраться. Я ничего не потеряю.

– Абсолютно, – кивнула со всей невозмутимостью, на которую сейчас оказалась способна.

– О Небо, Маргарита Алексеевна, как же так? – Юлия Петровна материализовалась за моим плечом буквально из ниоткуда и видимо успела прочесть текст заявления. – Где же мы найдем столь смышленую юную леди, да еще и в самом начале учебного года?

Во-первых, уже почти октябрь. Во-вторых, уверена, среди аспирантов найдется немало желающих занять мое место. Но ничего из этого я решила не говорить: преподавательница явно не нуждалась в утешениях и комедию ломала просто их вежливости.

Я смотрела на князя, который как мне показалось немного побледнел. Или из-за тусклого осеннего света его кожа выглядит сероватой? Как ни странно, бледность его ничуть не портила, предавая правильному лицу сходство с античной статуей. Черт, какой же все-таки красивый мужчина.

– Я отказываюсь это подписывать, – Тарковский брезгливо отодвинул мое заявление от себя двумя пальцами.

– Вы не имеете права! – я нависала над ним, в кои то веки глядя на князя сверху вниз. Но от этого боялась его даже еще сильнее, чем обычно: в янтарных глазах горел совершенно искренний гнев, а еще Владислав выглядел растерянным. Впервые с момента нашего знакомства.

– Объясните мне причину увольнения. Вас не устраивает оплата? Нагрузка? График? – принялся перечислять он. Издевается что ли? Вот уж не подозревала в нем таких наклонностей.

– Мне предстоит подготовка к свадьбе, – процедила сквозь зубы, стараясь показывать поменьше раздражения. – Боюсь, она займет все свободное время. И после мне, разумеется, уже не потребуется это место, так не лучше ли освободить его сейчас?

Князь вздохнул, еще раз взглянул на лист и, взяв его, сунул в ящик стола. Тут же запер ящик на ключь. Я не успела выхватить у него бумагу: все, что мне оставалось, это сверлить его вопросительным взглядом.

– Пусть заявление побудет у меня до завтра. Подумайте еще немного, – Тарковский улыбнулся, и, признаюсь, у меня на миг екнуло сердце. Но я быстро справилась с непрошенными эмоциями.

– Если завтра вы не подпишете его, я напишу новое и отправлю его в деканат факсом. Оно будет считаться подписанным автоматически через неделю, – напомнила местные правила я. Да, готовилась, потому что ждала подвоха. И не зря.

– Подумайте, – продолжал твердить свое князь.

Что ж, я как минимум сообщила о желании уволиться: уже хорошо. И ноги почти не дрожали, когда я возвращалась к своему столу, чтобы собрать вещи и отправиться домой.

Среди прочего сегодня я обнаружила шоколад в позолоченной обертке. Темный, с вишневым ликером, судя по надписи на этикетке. Немного подумав, все же сунула его в сумку: наверное если не возьму, то оскорблю «тайного поклонника». Хотя похоже уже оскорбила – своим заявлением.

Сестры встретили меня молчанием. В доме царила тишина, даже радио молчало. Все комнаты хорошо прибраны, с кухни доносится запах печеного картофеля, но из квартиры как будто пропал уют. Пропало тепло, в которое я так любила окунаться, возвращаясь из университета.

– Ты все-таки уволилась? – спросила Марина, когда я разулась и попыталась спрятаться от девочек в своей импровизированной спальне.

– Пока нет. Тарковский не подписал заявление. Но ничего, завтра подпишет, – ответила я, стараясь не смотреть в разочарованные глаза сестры.

– Как ты можешь с нами так поступать?! – не выдержала Марта, делая шаг вперед и хватая меня за руку. – После всего, что ты нам говорила о свободе, о том, что можно выбирать мужа по любви или по крайней мере из взаимной симпатии. После того, что ты писала в своих статьях! Неужели это все ложь? Неужели ты никогда там на самом деле не думала?

Марта все еще держала меня за руку, вынуждая видеть ее наполненные слезами глаза. И от того, как сильно я ее расстроила, мне и самой хотелось плакать. Ну же, девочки, будьте сильными. Я все исправлю, обещаю.

– Иногда обстоятельства заставляют нас делать неприятные вещи. Но я надеюсь, что смогу дать вам шанс жить теми идеалами, в которые верю сама, – ни слова лжи, но и не вся правда. Сейчас сестры очень активно общаются со своими сверстницами и наверняка сплетничают: если они будут знать о моем плане, то могут нечаянно проговориться, и тогда уже точно ничего не выйдет.

Изворачиваясь и недоговаривая я чувствовала себя будто грязной, но увы, приходилось терпеть это мерзкое ощущение для их же блага.

– И для этого ты пожертвуешь собой? – теперь и Марина уже почти плакала, глядя на меня из-под нахмуренных бровей.

– Да бросьте, не такая уж это и жертва. Может, Яринскому жить осталось всего ничего, – я подмигнула девочкам, пытаясь разрядить обстановку, но сделала только хуже. По щеке Марты покатилась слеза, Марина отвернулась.

В коридоре повисла неловкая тишина, от которой всех нас спас стук в дверь. Я поспешила открыть, гадая, кого вечером буднего дня могло принести на порог.

Приоткрыв створку, но еще отделанная от подъезда внутренним замком с небольшой цепочкой, я оглядела незваного гостя. В первые пару мгновений даже не узнала визитера, одетого в черный плащ и скрывающего лицо под шляпой с полями, но стоило ему заговорить, сразу поняла, кто передо мной.

– Добрый вечер, княжна. Позволите войти? – спросил Владислав, наклоняясь чуть вперед.

– Что вы тут делаете? С ума сошли?! Я без пяти минут замужняя… – выглянув в подъезд и наконец сообразив, что скандал привлечет куда больше внимания, чем тихий разговор, я отстранилась, позволяя князю переступить порог.

Он сделал это с таким изяществом, будто входил по меньшей мере в королевский дворец. Я поджала губы и выпрямила спину. Впервые за все время жизни в теле Марго и в этой квартире мне стало неудобно и за обшарпанные обои, и за тесноту, и за старые светильники на потолке. Мой взгляд уже скользил мимо этих привычных неудобств, но сейчас я снова увидела их – на этот раз глазами Тарковского, наверняка привыкшего совсем к другой обстановке.

– Что вам нужно? – продолжила расспросы я, решив, что нет лучше защиты, чем нападение. – И да, имейте в виду: если у жениха возникнут ко мне какие-то претензии из-за вас, то сами будете все объяснять.

– Не возникнут, – заверил князь, снимая шляпу и сбрасывая с плеч пальто. – Угостите чаем? Я слышал, ваша младшая сестра в последнее время увлеклась кулинарией?

– Что вам нужно? – проигнорировав его попытки соблюдать приличия, снова спросила я.

– Хочу поговорить о предстоящей свадьбе, – сдался наконец князь.

Заинтригованная, я позволила ему пройти в кухню. Девочки грели чайник совсем недавно и вода в нем еще не остыла. Как на зло, на столе стоял еще и порезанный на аккуратные кусочки манный пирог. Выглядело все так, будто мы ждали гостей.

Обычно мне нравилось говорить с Владиславом, но сегодня мы и так повздорили из-за увольнения, я волновалась из-за предстоящей авантюры, да и просто не хотела, чтобы он видел меня в этом доме. Видел такой… жалкой?

– Слушаю вас, – я подперла подбородок рукой, пытаясь угадать, что хочет сказать мне Тарковский, но на ум ничего не приходило.

– Вы уверены, что выходить замуж за Константина Георгиевича —действительно хорошая идея? – спросил он так безразлично, будто речь шла не о замужестве, а о покупке комнатного растения.

Да не собираюсь я за него замуж! Как же надоел этот цирк.

– Я не намерена с вами это обсуждать, – процедила сквозь зубы, с трудом удерживаясь от желания сорваться и рассказать обо всем князю. Усталость брала свое, и держать лицо становилось все сложнее.

– Не уверены, – услышал в моих словах то, что хотел, Тарковский. – В таком случае почему бы вам не принять предложение, которое сделал вам я?

– То самое, отказавшись от которого, я ощутила у виска дуло пистолета? – напомнила я, злорадно улыбнувшись.

– Незаряженного пистолета, – поморщился князь. – Вы никогда мне этого не забудете, верно?

Я кивнула, радуясь, что разговор уходит от неприятно темы. Но праздновать победу оказалось рано.

– Я готов предложить еще раз. Без пистолета, если вам угодно, – продолжил Тарковский.

Он так и не сделал ни глотка чая и даже не смотрел на стол все то время, пока мы говорили. Поднялся, в два шага преодолел разделявшее нас расстояние и опустился передо мной на колени. Не на одно колено, как поступают мужчины, намеренные предложить руку и сердце, а так, будто собирался молиться.

– Умоляю вас, Марго, позвольте мне вам помочь. Выплатить ваш долг для меня не составит труда, я подарю вам и вашим сестрам все, не стану ни в чем вас ограничивать… – судя по тому, как быстро князь говорил, он не единожды мысленно репетировал эти слова, но звучали они совсем не так, как ему бы хотелось.

Я молчала, пораженная его внезапным порывом. И тем, что отличные серые брюки соседствовали со старым линолеумом, настолько пожившим, что на нем едва различался древесный рисунок.

Хотелось согласиться. Разум сопротивлялся, упрямо выискивая в его предложении подвох, но в груди бушевал ураган из противоречивых эмоций. И правда, почему бы не послать все к черту и не позволить прекрасному – во всех смыслах – принцу меня спасти?

Принципы уже почти проиграли желанию провести ладонью по волосам князя, наклониться и поцеловать его наконец, но Тарковский снова заговорил.

– Если уж вы готовы себя продать, так продайтесь мне: я заплачу втрое больше, чем он.

Рука, которую я уже занесла для ласки, дернулась сама, прежде чем я успела подумать. Кожу на ладони обожгло от удара, на щеке Владислава осталась красная отметина.

– Убирайтесь, – прошипела я, отпрянув к стене и стукнувшись бедром об угол кухонной тумбы.

Князь вскочил, но вместо того, чтобы уйти, приблизился, загоняя меня в угол.

– Вы не так меня поняли, Маргарита…

– Уходите! – я испугалась, когда он вдруг оказался очень близко.