Медленно, с какой-то ленивой грацией пантеры, Аои поднялась на ноги. А потом, глядя мне прямо в глаза с таким вызывающим прищуром, что у меня аж мурашки по коже побежали, сделала нечто совершенно невообразимое. Она обеими руками схватилась за подол своего платья. Такого, знаете, модного, дизайнерского, которое наверняка стоило больше, чем я зарабатываю за полгода. И с каким-то яростным рыком дёрнула его вверх. Раздался громкий треск рвущейся ткани. Дорогущие лоскуты полетели в стороны. Я даже моргнуть не успел, как она уже стояла передо мной в чём мать родила. Абсолютно, тотально, восхитительно голая.
Под платьем не было ровным счётом ничего. Никаких тебе кружевных трусиков, никаких пуш-ап лифчиков. Только её тело. Идеальное, как у статуи, но при этом живое и горячее. Высокая, упругая грудь с вызывающе торчащими сосками, которые словно дразнили меня. Тонкая талия, плавный изгиб бёдер и аккуратный тёмный треугольник волос между стройных, длинных ног.
— Хватит этих нежностей, Сенсей, — прорычала она. Её голос, обычно такой звонкий и капризный, стал низким и хриплым, полным какой-то дикой, животной страсти. — Я хочу, чтобы ты жёстко трахнул меня. Прямо здесь. Прямо сейчас. Как последнюю шлюху. Понял?
И в этот момент что-то во мне сломалось. Или, наоборот, починилось. Словно кто-то дёрнул рубильник в моей голове, о существовании которого я и не подозревал. Вся моя неловкость, весь мой страх, все эти интеллигентские сопли и рефлексия — всё это сгорело дотла в том пожаре, который она разожгла одним своим видом. Осталось только чистое, незамутнённое, первобытное желание. Она хочет грубости? Она хочет дикой страсти? О, милая, ты её получишь. С огромными процентами.
Я медленно, очень медленно поднялся с кровати. Моё тело двигалось само, словно на автопилоте, подчиняясь каким-то древним инстинктам. Я подошёл к ней вплотную, так близко, что чувствовал жар, исходящий от её кожи. Она не отступила ни на шаг, лишь вызывающе вздёрнула подбородок. Я поднял руку и легонько, почти невесомо, шлёпнул её ладонью по налитой груди.
— Сильнее! — потребовала она, и её глаза сверкнули азартом.
Я усмехнулся. Ну что ж, ты сама напросилась, принцесса. Мой второй шлепок был уже совсем не нежным. Звук получился громким, сочным, как от удара по спелому арбузу. На её нежной коже мгновенно расцвело красное пятно. Она вздрогнула всем телом, но не отшатнулась. Наоборот, на её губах появилась довольная, хищная улыбка.
— Ещё, — прошептала она, облизнувшись.
Но я решил сменить тактику. Вместо этого я схватил её за тонкие запястья и, не говоря ни слова, грубо развернул и швырнул на кровать. Она рухнула на спину, на белоснежное покрывало, и вместо того, чтобы испугаться или возмутиться, заливисто, по-детски задорно рассмеялась. А потом, глядя на меня снизу вверх своими горящими, как изумруды, глазами, широко, почти неприлично, раскинула ноги в стороны. Это было самое откровенное приглашение в моей жизни.
Я навис над ней, упираясь коленями по обе стороны от её бёдер. Она казалась такой маленькой и хрупкой подо мной. И такой до одури желанной. Я больше не думал. Я просто делал. Одним резким, мощным толчком я вошёл в неё. До самого основания. Она громко вскрикнула — в этом крике смешались и боль, и чистое, ничем не замутнённое удовольствие. Её ногти впились в мои плечи, но я почти не почувствовал боли. Внутри она была просто огонь — такая горячая, узкая и влажная, что у меня на секунду потемнело в глазах от этого ощущения.
Не давая ей ни секунды на передышку, я схватил её за лодыжки и без труда закинул её ноги себе на плечи. Она оказалась на удивление гибкой, настоящая гимнастка. Её ноги оказались почти у неё за головой, открывая мне такой вид и такой доступ, о котором я мог только мечтать в своих самых смелых фантазиях. И я начал двигаться. Жёстко, быстро, глубоко. Без всяких прелюдий, без нежностей и романтической чепухи. Только животная страсть, только первобытный, бешеный ритм. Я брал её так, как она и просила. Грубо, властно, нагло.
Я уже был не я, не писатель Изаму и даже не Сенсей Кампай, а какой-то пещерный человек, нашедший свою… ну, тоже пещерную женщину. И судя по всему, ей это нравилось даже больше, чем мне. Её ноги, закинутые мне на плечи, сжимали так, что я боялся хрустнуть, а её стоны, которые она и не думала прятать, звучали для меня как самая прекрасная симфония.
Но это было лишь вступление. В какой-то момент, когда я уже был на грани, она вдруг решила, что молчать — это скучно. И то, что она сказала, было куда откровеннее всего, что я когда-либо писал.
— Да, Изаму… вот так… — прохрипела она, жадно глотая воздух. Её зелёные глаза, затуманенные страстью, смотрели прямо в мои. — Поимей свою маленькую дрянь! Сильнее! Я хочу, чтобы ты выбил из меня всю эту дурь!
Её слова шарахнули по мне, как разряд тока. Ого! Вот это заявочка. Так неожиданно, так пошло и так чертовски возбуждающе, что я почувствовал, как во мне просыпается вторая, а то и третья волна дикой энергии. Она не просто хотела секса. Она хотела, чтобы я доминировал. Она хотела быть моей. Прямо здесь и сейчас.
— Войди глубже! — потребовала она, и её ноготки впились в мои плечи, оставляя на коже горящие полосы. — Я хочу чувствовать тебя всего, до последней капли! Чтобы ты заполнил меня целиком!
— Ты такой огромный… — простонала она, когда я, как послушный исполнитель, вошёл в неё до самого основания. — Я сейчас порвусь… Давай! Порви меня! Я хочу, чтобы ты меня порвал!
Каждое её грязное словечко было как щелчок хлыста, подстёгивающий моего внутреннего зверя. Я зарычал, двигаясь быстрее, глубже, стараясь довести её до полного исступления. Я хотел, чтобы она запомнила эту ночь на всю жизнь. И чтобы у меня был материал для новой главы. Да, работа не ждёт!
И в тот самый момент, когда я почувствовал, что она уже на самом краю, когда её тело забилось в мелкой дрожи, я резко вышел. Она издала такой разочарованный и жалобный стон, что мне на секунду стало её жаль.
— Не-е-ет… не останавливайся…
Но я её уже не слушал. Одним резким, почти грубым движением я перевернул её на живот. Она даже пикнуть не успела, как я уже навис над ней сзади, словно хищник над добычей. Я схватил её за волосы, слегка оттягивая голову назад и заставляя выгнуться, и снова вошёл. На этот раз ещё глубже, ещё жёстче.
— А-а-ах! — вскрикнула она, и этот крик был удивительной смесью боли и чистого, незамутнённого восторга.
Я начал двигаться в каком-то первобытном, диком ритме. Мои ладони раз за разом шлёпали по её упругой попке, оставляя на нежной коже ярко-красные отпечатки. Шлепок. Стон. Шлепок. Всхлип. Чтобы не перебудить весь дом, она зарылась лицом в шёлковые подушки, и её тело содрогалось от каждого моего толчка. Это была уже не просто страсть. Это было чистое, концентрированное безумие.
Я чувствовал, как она приближается к развязке. Её тело напряглось, как струна, она затихла, лишь судорожно хватая ртом воздух. Ещё один мой мощный толчок, ещё один звонкий шлепок — и её тело дико выгнулось дугой. Из её горла вырвался долгий, сдавленный крик, который утонул в подушках. Она кончила. Мощно, яростно, сотрясаясь всем телом в сладкой агонии.
Она обессиленно вжалась в кровать, тяжело дыша. Но я не собирался останавливаться. Нет. Не сегодня. Я продолжал двигаться, входя в её всё ещё подрагивающее тело, желая довести её до полного изнеможения. Она была моей. Вся, без остатка. И я собирался взять всё, что она мне предлагала. И даже немного больше. В конце концов, я же должен оправдывать звание Сенсея Кампая, верно?
Я поймал волну, оказался в самом центре нашего личного урагана, и собирался выжать из этого момента всё до последней капли. Аои сама разбудила во мне этого зверя, так что теперь пусть не жалуется.
Не давая ей опомниться, я снова перевернул её на спину. Она только тихонько пискнула, покорно раскидывая руки. Её зелёные глаза, затуманенные сладкой истомой, смотрели на меня снизу вверх. В них плескалась какая-то гремучая смесь обожания и лёгкого испуга. Она была в моей власти. И ей это определённо нравилось.
Я возобновил движение, входя в неё мощно и глубоко. Каждый толчок отзывался в комнате влажным, смачным шлепком, а она отвечала на них тихими, сдавленными стонами, которые сводили меня с ума. Я чувствовал, как приближается финал. Горячая волна неумолимо нарастала где-то внизу живота, готовая снести всё на своём пути. В самый последний момент я резко вышел из неё и, нависнув над её разгорячённым телом, с громким, почти звериным рыком излился ей на грудь и живот. Белые капли блестели на её коже в тусклом свете ночника, словно россыпь жемчуга.
Аои лежала, не шевелясь, только её грудь тяжело вздымалась. Она с любопытством рассматривала следы моего триумфа на своей коже, и на её губах заиграла слабая, но донельзя довольная улыбка. Кажется, победитель определён. Но я ещё не закончил. Победительнице полагается десерт.
Я придвинулся ближе, ожидая её реакции. Она всё поняла без слов. С хитрой ухмылкой Аои сама приподнялась на локтях, схватила меня за торс, притягивая к себе, и без всякого предупреждения, жадно и властно, накрыла мой всё ещё твёрдый член губами. Она издала удивлённый, сдавленный звук, но не отстранилась. Наоборот. Её губы тут же послушно обхватили меня, и она с явным, неприкрытым удовольствием принялась за дело.
И как же умело она это делала! Её язык, губы, щёки — всё работало как единый, идеально отлаженный механизм, созданный для одной-единственной цели — доставлять запредельное наслаждение. В комнате были слышны только её довольные, причмокивающие звуки и моё сбитое дыхание. Она вычищала меня, вылизывала, не упуская ни единой капли, словно это был самый изысканный деликатес в мире. Когда она наконец закончила и послушно проглотила остатки моего семени, то, уставшая, но абсолютно, тотально счастливая, откинулась на подушки.
Она облизала свои припухшие, блестящие губы и, посмотрев на меня наглым, вызывающим взглядом, пошло пошутила:
— М-м-м, какой вкусный… Я бы сосала такой член день и ночь. Без остановки.
Я лишь усмехнулся, глядя на эту ненасытную зеленоволосую фурию. Ну что за девушка? Просто неисправимая. И, кажется, именно эта её черта меня и зацепила больше всего. Она была как ураган — сносила всё на своём пути, непредсказуемая, дикая, но, чёрт возьми, до дрожи захватывающая.
— Боюсь, если ты будешь делать это день и ночь, от меня скоро останется только мокрое место, — прохрипел я, с огромным трудом отлепляя себя от кровати.
Ноги ощущались как варёные макароны, а по всему телу разливалась приятная, ноющая усталость. Я чувствовал себя так, будто только что в одиночку разгрузил пару вагонов с углём, но при этом странным образом остался доволен.
— Мне нужно в ванную, — бросил я, кое-как натягивая на себя свои джинсы и футболку. — Умыться, почистить зубы. Попытаться снова стать похожим на человека.
Аои лениво, словно сытая пантера, потянулась на огромной кровати, ни капельки не стесняясь своей наготы. Её стройное тело изгибалось в полумраке спальни, и я невольно залюбовался этим зрелищем.
— Не уходи надолго, — промурлыкала она, и в её голосе послышались уже сонные, довольные нотки. — Я буду скучать по своему любимому писателю.
Я лишь хмыкнул в ответ. Ещё чего. Мне нужен был перерыв. Срочно. Стараясь не производить лишнего шума, я на цыпочках выскользнул из её комнаты, плотно прикрыв за собой тяжёлую дубовую дверь. Фух. Кажется, удалось сбежать. Я прислонился спиной к прохладной стене коридора и на секунду прикрыл глаза, пытаясь унять бешено колотящееся сердце. Адреналин медленно отступал, уступая место полному, абсолютному опустошению. Всё, чего мне сейчас хотелось — это найти ванную комнату, умыться и свалить отсюда…
Я открыл глаза, сделал глубокий вдох, собираясь с силами, и повернулся, чтобы отправиться на поиски ванной в этом бесконечном лабиринте коридоров. И замер.
Прямо напротив, лениво прислонившись к стене, стояла она. Саша. Мачеха Аои.
Она стояла, скрестив руки на груди, и просто смотрела на меня с лёгкой, едва заметной усмешкой. В полумраке коридора, освещённого лишь закатным солнцем она выглядела как призрак. Призрак из моих самых откровенных и запретных фантазий. На ней был всё тот же строгий брючный костюм, в котором я видел её за обедом, но теперь верхние пуговицы на шёлковой блузке были расстёгнуты. Этот маленький штрих открывал вид на тонкую полоску дорогого чёрного кружева и соблазнительную ложбинку между её грудей.
Я застыл, как кролик перед удавом, не в силах ни пошевелиться, ни издать хоть какой-то звук. Она медленно, мучительно медленно, провела кончиком языка по своим пухлым губам, словно пробуя на вкус повисшее в воздухе напряжение. А потом её глаза, хищные и голодные, начали своё неторопливое путешествие. Они медленно, сантиметр за сантиметром, осмотрели меня с ног до головы. Задержались на моих растрёпанных волосах, скользнули по шее, где, я был абсолютно уверен, уже расцветал яркий засос — прощальный подарок от Аои. Её взгляд прошёлся по моей груди, животу и беззастенчиво остановился где-то в районе ширинки моих джинсов. Я почти физически ощутил это обжигающее прикосновение, и моё тело, которое, казалось, было выжато до последней капли, самым предательским образом отреагировало.
— Надеюсь, обед был сытным, Изаму-кун, — её голос, низкий и бархатный, прозвучал в оглушительной тишине коридора, как мурлыканье пантеры, выследившей свою добычу.
Она лениво оттолкнулась от стены и сделала один-единственный шаг в мою сторону, сокращая и без того ничтожное расстояние между нами.
— Потому что я тоже хочу попробовать главный десерт этого дома.
Я нервно сглотнул, и этот звук показался мне оглушительно громким. Кажется, мои приключения в этом роскошном особняке были ещё очень далеки от своего завершения. Я только что попал из огня да в полымя. И это полымя обещало быть ещё более жарким, обжигающим и опасным.