Кармен. Комсомол-сюита

Глава 12 Старый новый год

Январь 1977 года

Четвертого января я весь день моталась по работе. Я прекрасно помнила слова Алексея, но ни минуты не собиралась быть послушной девочкой и выполнять его желания насчет ЗАГСа. У меня другие планы. По крайней мере на ближайшую перспективу.

Алексей позвонил мне вечером.

— Где ты пропадала? — начал он без предисловий. — Я весь день за тобой по городу гонялся. Что за дела, Кирюша? Мы же договорились.

— Блинов, ты не понял. Мы ни о чем не договаривались. Я ни на что не подписывалась.

— Вот так, значит? — Он помолчал. — Ну ладно, малышка. Я тебя понял.

— Надеюсь, что понял, — сказала я. — Пожалуйста, Леша, не надо так. Не вынуждай меня защищаться. Это неправильно.

— Защищаться? Я тебя чем-то напугал?

— Считай, что да.

— Чем же?

— Своим ультиматумом. Со мной так нельзя, Леша. Не делай так больше.

В трубке снова повисла пауза.

— Хорошо, я понял, Кирюша моя, — наконец мягко проговорил Алексей. — Какие планы на старый новый год?

— Пока не знаю.

— Тут компания собирается… Помнишь, в новый год познакомились, за одним столиком сидели с ребятами?

— Серега с Женькой? Помню.

— Ну вот, пригласили нас старый новый год отметить. Пойдешь? Все прилично, ребята с образованием, музыка хорошая будет. Что скажешь, Кирюхин?

— Согласная я! — ответила я со смехом.

Мы еще немного поболтали, уже вполне мирно, Алексей пожелал мне сладких снов. Положив трубку, я с облегчением выдохнула.

И тут снова, еще жестче, прозвучало внутри: «Завязывай, Кармен!». Навалилась тоска и захотелось плакать. Мадемуазель, какого Вольтера?..

А в общежитии девчата вовсю готовились гадать. Хоть и комсомолки, в бога никто не верит, а гадать на суженого да на судьбу хотелось все равно. Договорились, что гадать будем вечером седьмого и восьмого января, это как раз будет пятница и суббота. Я очень удивилась, когда узнала, что главной по гаданиям у нас будет вечно всем недовольная комендантша Лидия. Оказывается, она хорошо умеет гадать на картах и знает уйму всякой ворожбы, кроме карт. По крайней мере, так мне рассказали соседки. Мне стало ужасно любопытно, как это и что. Когда училась в интернате, мы были еще маленькие и ни о каких гаданиях вообще не думали. А в студенчестве было не до того, хватало других приключений.

И вот собрались мы в пятничный вечер в красном уголке. Окна плотно завесили шторами, чтобы с улицы никто не мог подглядеть. Портрет Ленина комендантша собственноручно завесила пестрым капроновым платком, чтобы вождь не смущал комсомольских дев своим хитрым прищуром. На столе расставили свечи, разложили несколько колод игральных карт, какие-то щепочки, коробки спичек и еще кучу разных мелочей. Я даже предположить не могла, для чего все это может пригодиться. Девчонки говорили, что все это нужно для гаданий.

В первый вечер гадали на отношения и на женихов, конечно же. Жгли по две спички и смотрели, в какую сторону повернутся их обгоревшие головки. Спички это девушка и парень. Если сгоревшие спички повернулись друг к другу, значит они будут вместе и будет у них любовь. А если спичка в другую сторону отворачивается, значит любовь будет безответная. И тому подобное. Потом зажигали свечки и капали с них в миску с холодной водой, смотрели, в какую фигуру соберутся застывшие капли воска или парафина. Всем желающим суровая Лидия делала расклады на любовь.

Я тоже решила погадать на спичках. Мысленно назвала одну спичку своим настоящим именем, а вторую спичку Алексеем. Зажгла. Моя спичка горела ровным средним огоньком и головкой отвернулась в сторону. Спичка Алексея вспыхнула сильно, ярким рваным всполохом, и согнулась к моей спичке, будто хотела дотянуться. Девчонки уставились на меня. Я, честно говоря, почувствовала себя неуютно, но виду не подала, только пожала плечами и фыркнула, мол, фигня какая-то. Больше я в этот вечер себе не гадала, только смотрела, что получается у других.

На следующий вечер, в субботу, гадали на судьбу. К уже знакомым способам добавился еще один — на корабликах. На столе поставили таз с водой, по краю таза прилепили бумажные полосочки с мужскими именами, с разными событиями типа «свадьба», «переезд», «новая работа» и тому подобное. Девчата принесли грецкие орехи. Мы аккуратно раскалывали их, чтобы не попортить скорлупки. Половинка скорлупы грецкого ореха — это лодочка, в которую клали бумажную полосочку с женским именем. Опускали на воду и загадывали: «Как на море-океане волна с волной сходится, так и мое, рабы божией такой-то, имя с нареченным сходится» или «…имя с новой судьбой сходится». И смотрели, к какому событию или имени скорлупка подплывет.

Я, конечно, тоже решила сделать себе кораблик. Имя Алексей было среди других бумажечек с именами, которые мы прилепили по краю посудины. Я оторвала маленькую полосочку от большого листа, написала мелкими буковками «Кармен», свернула записочку тоненькой трубочкой и положила в скорлупку. Опустила ее на воду в середине тазика и стала ждать, что будет.

— Ты чего молчишь-то? — громко зашептала одна из девчат. — Заговор-то повторяй! Три раза надо сказать, а то ничего не получится.

Я кивнула и зашептала, хотя остальные девчонки не стеснялись и бубнили заговор вслух. Как только я повторила волшебные слова в третий раз, мой кораблик вдруг повернулся на месте и медленно двинулся к краю. Дважды он останавливался и снова трогался с места, пробираясь по одной ему ведомой прямой к конкретной точке. Наконец, моя скорлупка тихонько ткнулась острым кончиком в металлическую стенку таза и прилипла боком к бумажке с именем. По комнате прошелестел вздох. Девчата притихли и смотрели на меня. Ну да, вся общага пристально следила за развитием моих отношений с красавцем Лехой Блиновым, как и говорил Виталий Алфеев. И теперь результат гадания поверг всех в тихий шок.

— Как это? А где Алексей? — услышала я чей-то изумленный возглас.

— Да вон он, Алексей-то, с другого краю…

— Кира, чего молчишь-то?

— А что я должна сказать? — отозвалась я.

— Ну как что? Ты знаешь этого?

— Он кто, этот Юрий?

— Понятия не имею, — честно ответила я. — У меня нет знакомых с таким именем. И не было никогда.

— Бедный Лешка, — раздался чей-то жалостливый голосок.

Я только пожала плечами. Я не верю в эти игры. Это всего лишь аттракцион, как игра в подкидного дурака от скуки или в преферанс.

Других гаданий я пробовать не стала, смотрела, как гадают другие. Было много смешного, еще больше непонятного. Интересным было гадание на тени от сгоревшей бумаги. Какие только толкования мы не придумывали для тени на стене! При желании, всегда можно рассмотреть в бесформенном пятне и карету, и обручальные кольца, и кудрявую овечку, и много чего еще, обещающего счастливую судьбу. Тут уж у кого на что фантазии хватит.

Потом мы убрали гадальный антураж, притащили тортики и пили чай при свечах. По рукам пошла гитара, я не удержалась, взяла инструмент. Давно не играла, захотелось.

— Тихо плачет ива на исходе дня,

Клен ты мой красивый, полюби меня…

Мне эта песня очень нравилась. Оказалось, ее знали немногие, хотя она звучала по телевизору в одном из праздничных концертов. Когда пела последние строки, кто-то из девчонок всхлипнул. Наша суровая комендантша тоже растрогалась и попросила спеть еще раз и слова ей записать. Пока я пела про печальную иву второй раз, суровая Лидия подмигнула кое-кому из девчонок, и на столе появились бутылки с красным полусладким. Осторожно хлопнули пробки, с тихим бульками в чайные чашки потекло винишко. Комендантша подняла свою чашку.

— За любовь… взаимную, — прозвучал незатейливый тост.

И мы дружно поддержали. Я передала гитару в следующие руки и мы запели хором «Плачет девочка в автомате…», «Зачем цвели обман-цветы…».

От сладкого винишка поднялось настроение, девчата заулыбались, и петь грустные, жалостные песни уже не хотелось. Мы запели «Мама, я летчика люблю…», я добавила от себя куплет:

Мама, физиолога люблю

Я за физиолога пойду,

Он целует по науке

Знает все про эти штуки

Вот за это я его люблю

Звонкий хохот одобрил мою импровизацию. А потом и вовсе перешли на частушки. И тут многие наши скромницы открылись с неожиданной стороны:

Девки бегали по льду

Застудили ерунду

А без этой ерунды

Ни туды и ни сюды

Я плясала плясала

Все ботинки обссала

Как же мать твою ети

Мне теперь домой идти

Полюбила тракториста

Через день ему дала

Три недели титьки мыла

И соляркою ссала

Гадальный вечер удался!

Странное это время — с первого по тринадцатое января, межвременье от нового до «старого» нового года. Вроде бы уже отгуляли, люди вышли снова на работу, все конторы и предприятия пашут на всю катушку, но остается странное ощущение, что праздник еще не кончился, что он просто прервался ненадолго, чтобы доиграть свои последние аккорды чуть позже.

Алексей позвонил с вахты в седьмом часу вечера и сказал, что ждет внизу. Вахтерше Ольге Никитичне намылили шею за то, что позволила тогда Блинову подняться ко мне. Так что пришельцев мужского пола снова стали с особым рвением тормозить на подступах к девичьему гнездовью.

Сегодня мы идем в гости к новым знакомым. У меня было такое ощущение, что Лешка устраивает смотрины — покажет меня обществу, а мне покажет тех, кто, по его мнению, достоин со мной общаться. Интересно, он уже всем растрепал, что мы женимся? Или не стал торопиться и выжидает момент, когда я все же соглашусь?

В новом микрорайоне панельных пятиэтажек мы нашли нужный дом и поднялись в квартиру. Там уже собралась шумная компания, командовали праздником хозяева, супруги Сергей и Женя. Кое-как все уместились за длинным столом, начали знакомиться по кругу. Потом тосты за прошедший год, за наступающий, за уже наступивший. Хозяева оказались заводными ребятами, Сергей подкидывал темы для разговора, а Женя следила, чтобы гостям было что есть и пить. А потом началась игра в фанты. И тут мы все много дурачились и смеялись, читали стихи, пели по куплету разные песни, изображали зверюшек и разные предметы, словом, было весело и интересно.

А потом парни разобрали стол на части, сложили стопочкой у стены, Сергей включил магнитофон и начались танцы-шманцы. И все было хорошо, пока Алексей не начал демонстративно отодвигать от меня всех, кто пытался со мной потанцевать. Сначала это меня забавляло, потом стало раздражать. Я ушла на кухню. Там Женя покуривала в открытую форточку. Я встала рядом, мы начали болтать. На кухню зашел Миша, один из гостей, и сказал радостно:

— А я тебя вспомнил! Ну точно, это же ты была тогда!

Я вопросительно подняла брови и захлопала ресницами. Вообще-то, его лицо мне тоже показалось знакомым, но я не смогла так сходу вспомнить, где могла его видеть. Женя с любопытством наблюдала за нами.

— Вспоминай, подруга, года два назад, спартакиада студентов… Ну? — продолжал Миша, размахивая руками.

— На базе физкульта? — вспомнила я.

— Ну да! Я был в сборной от МАИ, а ты, кажется от… МГУ, точно, — радостно говорил он. — Не помнишь меня, конечно, а я-то тебя запомнил. Такую яркую девушку невозможно не запомнить.

Я оживилась. Надо же, знакомая душа из моей студенческой жизни! Во время учебы на журфаке я участвовала в нескольких спортивных мероприятиях, в составе сборных команд от факультета и от вуза. И только мы с Михаилом начали вспоминать спортивные подвиги, как в кухню, которая моментально стала ужасно тесной, ввалился Лешка, «кривой», как турецкая шашка, и злой, как черт. Он схватил меня за руку и потянул в коридор.

— Нам пора! — рявкнул он и засопел.

Женя кинулась уговаривать, что, мол, рано еще, время детское, так хорошо общаемся, зачем уходить. Но я видела, что Алексей не просто пьян, он, того гляди, полезет в драку. И решила, что будет лучше для всех, если мы с ним сейчас выйдем на улицу и пройдемся по холодку. Я торопливо попрощалась со всей честной компанией за себя и за Алексея, и вышла из подъезда, крепко держа его за руку.

— Чего он там тебе наплел? — ревел Леха над моей головой. — Он тебя лапал?

— Мне не нравится твой тон, — ответила я. — Никто никого не лапал.

— Ой-ой-ой… Какие мы нежные… Тон ей не нравится, — пьяно бурчал он.

Я начала злиться. Бросила его руку, остановилась и посмотрела в его покрасневшую физиономию.

— Я потеряла интерес к этому разговору, — произнесла я с расстановкой. — Иди домой и проспись, Блинов. Поговорим, когда будешь трезвый.

Он стоял, шатаясь, нависая надо мной темной тучей. Я не стала больше ничего говорить, рассмотрела впереди остановку трамвая и пошла туда. Уже с остановки оглянулась, Алексей шел обратно к дому, из которого мы только что ушли. Я мысленно плюнула и чертыхнулась. Какого Диккенса? Еще не хватало мне пьяных разборок в гостях. Ненавижу такое! Я села в подошедший трамвай и поехала домой. Настроение испортилось.

На следующий день Алексей не позвонил. Я тоже не стала звонить ему, из принципа. Я была зла на него и могла бы наговорить резких слов, а потом бы пожалела, что не сдержалась. Так что, может, и к лучшему. Зато до меня в заводской редакции дозвонилась Женя. После обмена дежурными любезностями, она спросила:

— Ты как, не обиделась?

— На что? — не поняла я. — Все было хорошо. Надеюсь, после нашего ухода никто не расстроился?

— А ты не в курсе? — удивилась она.

— В смысле? Я что-то пропустила? — Гаденькое чувство беспокойства шевельнулось внутри.

Женя помолчала, видимо, взвешивала, стоит ли продолжать, и наконец сказала:

— Алексей устроил драку с Михаилом.

Наверное, она ожидала, что я начну охать, оправдываться и извиняться. А у меня включился режим «журналист».

— Чем кончилось? Кто кому навалял? — по-деловому спросила я, словно опрашивала очевидца на улице.

— Оба получили, — ответила Женя с каким-то недоумением в голосе.

— Кто вызвал милицию? — продолжала я. — Пришлось ли обращаться за помощью к медикам?

— Нет, ребята сказали, что врача не надо. А в милицию никто не звонил, мы их сами растащили. Но виноват твой Алексей.

Почему-то меня это не удивило.

— Как мне найти Михаила? — все также невозмутимо продолжала я. — У тебя есть его контакты?

Женя продиктовала мне его рабочий телефон.

— У него домашнего нет. А что ты хочешь у него узнать? — В ее голосе я услышала острое любопытство.

— Объем мозга, вес бюста и полуобхват бедра, — ответила я.

Женя замолкла, а потом рассмеялась.

— А-а… поняла! Шутка такая, да?

— Шутка, конечно, — ответила я. — Спасибо за сигнал, товарищ! Наше дело правое, так победим!

Женя снова засмеялась, а потом заговорила неуверенно:

— Ну… в общем… Сережа просил передать, что больше в гости мы вас звать не будем. Если только тебя одну. Не обижайся, Кира.

— Не обижаюсь. Хозяин — барин, это ваше право. Сергею привет.

— А еще Сережа просил узнать… — засуетилась Женя, — играешь ли ты в волейбол. Или в баскетбол… — неуверенно добавила она.

— А зачем ему это? Это как-то влияет на допуск в гости? — спросила я серьезно.

— А… нет. Просто… мы по субботам играем вечером в мяч, в школе. А в нашей команде девочек не хватает. Вот… я хотела тебя позвать.

Я согласилась, и мы договорились встретиться в эту субботу в спортивном зале школы в новом районе. Осталось подобрать что-нибудь спортивное и достать из глубин шкафа любимые вьетнамские полукеды.

Положив трубку, я почувствовала противный комок в горле. Ну вот, начало-о-ось… Мне стало тоскливо и гадко на душе. Но расклеиваться нет времени, мне еще нужно дозвониться до Михаила и узнать его версию вчерашнего. Кодекс журналиста гласит: «Описывая конфликт, узнавай мнение всех сторон и участников». Одно мнение я уже получила, а за одно и наказание — «от дома отказано», как пишут в старинных романах. ' «А что скажет товарищ Жуков?» — шевеля усами и попыхивая трубкой, изрек товарищ Сталин'. Вот сейчас и узнаю.

Я набрала номер телефона, который дала мне участливая Женя. Там ответил мужской голос, я попросила позвать Михаила.

— Вам которого?

Вот блин! Их там несколько, что ли? Я не знала его фамилию, а спросить у Жени забыла.

— Того, который с синяком, — брякнула я наугад.

В трубке хохотнули и крикнули в сторону: «Вихляев! Тут по твою душу…».

— Да, слушаю, — раздался недовольный голос.

— Михаил? Это Кира, — начала я. — Мы с вами вчера в гостях были, припоминаете?

— А-а, Кира! Ну как же, такое забыть невозможно! — театрально громко заговорил Михаил. — Отлично, можно сказать, распрекрасно провели время! Только вы так стремительно сбежали, как Золушка с бала, и забыли свою… свой башмак. А он превратился… в свинью и изрядно насвинячил, — с плохо скрытым раздражением говорил он. — Так что вы от меня-то хотите, прекрасная Кира?

— Хотела узнать, как ваше здоровье и нужна ли донорская кровь, — ответила я подчеркнуто спокойно и вежливо. Никаких заискиваний и стыдливого лепета. — У меня к вам еще несколько вопросов. Кто начал первым? Что стало причиной конфликта?

Я почувствовала, что мой собеседник в замешательстве. Он явно ожидал от меня другого.

— Приберегите свою кровь для вашего друга, — заговорил Михаил. — Чувствую, он вам ее еще не раз попортит. Кира, так вы меня вспомнили? — сменил он тон. — Спартакиада в семьдесят четвертом, вы в сборной…

— Да, припоминаю. Ваши тогда в командном зачете, кажется, второе место заняли, да? А мы совсем немного от вас отстали, на одно очко, если я не путаю, — вспоминала я.

— Точно, было такое, — уже совсем по-дружески поддержал тему Михаил. — Вот уж не думал встретить здесь, в глубинке, товарища по студенческой жизни. Прямо подарок судьбы! А как вы сегодня? У вас все в порядке?

— У меня все нормально, Миша, — ответила я. — Я могу чем-то помочь?

— Мне, что ли? Да нет, ничего не надо. Хотя… Вы завтра что делаете?

— Дела делаю, — ответила я, поджимая губы, чтобы не хихикнуть. — А что?

— Да вот, хочу пригласить вас кое-куда… — Он замялся. — Только не знаю, отпустит ли вас ваш… э-э… друг?

— Смотря куда вы хотите меня заманить, — позволила я себе немного пококетничать.

— Да, собственно… Мы тут по субботам в баскетбол играем. Вот подумал, может составите нам компанию? Там у девчат в команде некомплект, было бы здорово, если бы вы присоединились. Что скажете?

Я согласилась.

Ну, что ж, все живы, кажется. Осталось убедиться, что и Алексей в порядке. Хотя мне очень не хотелось ему звонить. Я решила, что все же позвоню, сама, но попозже, просто чтобы убедиться, что он не в гипсе и не в реанимации, Отелло хренов.

— Как себя чувствуешь? — спросила я, когда Алексей взял трубку.

— Спасибо, хреново, — ответил он. — А ты?

— У меня все в порядке. А что вчера произошло?

— А сама-то не помнишь? — в его голосе зазвучала обида. — Ты просто бросила меня и свалила домой.

— И что ты делал потом, когда я свалила домой?

— Вернулся и набил морду тому хрену…

— Какому еще хрену, Лешка?

— Тому, который к тебе клеился!

Я мысленно выдала такую тираду, что ушам стало жарко. Вслух же сказала:

— Ты больной, Блинов. Сергей сказал, что больше никогда не станет тебя приглашать. Поздравляю.

В трубке повисла пауза, разбавленная тяжелым дыханием.

— Кира, приезжай, а? Мне так плохо… — проговорил, наконец, Алексей.

— Я зайду завтра днем, — ответила я. — Спокойной ночи, Леш.

— Сладких снов, малышка…

Повесив трубку, я взвыла беззвучно и долго мысленно материлась. Ругалась так, что сама себе удивлялась. Что ж это такое, спрашивается? Какого… гребаного Диккенса⁈ Я злилась на Леху, на себя, на все произошедшее. Злилась на противное, тянущее чувство внутри… даже не знаю, как его назвать… Это было похоже на какую-то безнадегу, которой не избежать. Не спрятаться, не укрыться. Что-то тягостное, болезненное, от чего мне не откреститься-не отбояриться. Я не понимала, что это и почему, и от этого было еще тяжелее.

«Завязывай, Кармен! Завязывай…»

Я забралась в постель, свернулась калачиком и укрылась с головой казенным одеялом. Грядет что-то тяжкое, и мне придется пройти через это самой, в одиночку. От навернувшихся слез защипало глаза. Ой, мамочки…