Тишина была абсолютной. Я не видела ничего, кроме темноты, которая казалась почти осязаемой, словно вязкая жидкость, в которую я погрузилась. Ощущение удушья, как будто воздух вдруг стал плотным, не отпускало. Когда наконец свет пробился сквозь мрак, он был мягким, но не успокаивающим.
Я оказалась в круглом зале, стены которого были выложены массивными камнями. По периметру горели факелы, их пламя дрожало, отражаясь в отполированных поверхностях странных металлических символов, вделанных в камень.
Передо мной стоял высокий человек в тёмной мантии, с серебряным жезлом в руке. Его лицо было острым, почти изящным, с тонкими чертами, но его глаза излучали холод.
– Добро пожаловать, – произнёс он, и его голос разнёсся по залу, как эхо. – Мы давно хотели поговорить с тобой, Анна.
– Кто вы? – спросила я, мой голос звучал хрипло, как будто я не говорила несколько часов.
– Мы те, кто всегда были за гранью вашего понимания, – ответил он, склонив голову. – Но если тебе нужно имя, называй нас друидами.
Я ощутила холод, пробежавший по спине.
– Что вам нужно?
– Ты знаешь, что нужно, – сказал он, шагнув ближе. – Шекспир. Эшфорд. И ты. Всё связано. Всё завязано на том, что должно произойти.
Он улыбнулся, но это была улыбка без тепла.
– Я не понимаю, – солгала я, хотя прекрасно понимала, о чём он говорит.
– Тебе и не нужно понимать всё, – его голос стал мягче, но от этого ещё более угрожающим. – Просто убедись, что он откажется.
– Откажется от чего?
– От своей миссии, – его слова прозвучали как приказ. – Если он напишет пьесу, которую вы называете "Бурей", баланс будет разрушен.
– Баланс? – переспросила я, чувствуя, как гнев начинает разгораться во мне. – Вы говорите о балансе, а мир без этой пьесы – это хаос. Мы видели его.
– Она говорит, что видела мир без "Бури".
Мои слова заставили его поднять бровь. Он повернулся к остальным фигурам, стоявшим в тени, и коротко рассмеялся.
– Мы видели его, – повторила я, стараясь говорить твёрдо, хотя внутри всё дрожало.
– Видели? – его голос стал насмешливым. – И кто же вам это показал?
– Эдмунд, – выдохнула я, чувствуя, как сомнение начинает пробираться в мои мысли.
– Эдмунд, – повторил он, будто смакуя это имя. – Конечно. И ты решила, что его слова – истина?
– Почему нет? – спросила я, хотя уже не была уверена в своём вопросе.
– Потому что у него свои цели, – холодно произнёс он. – Разве он не рассказал тебе, кто он на самом деле?
Я замерла.
– Что вы имеете в виду?
– Эдмунд – это Джулиан. Из другой реальности, где он всё потерял. Где его сомнения, страхи и слабость привели к разрушению всего. – Его слова были словно удары, каждый из которых отзывается болью.
Я хотела возразить, но слова застряли в горле.
– Он использует вас, Анна. И Джулиана тоже, – друид склонился ближе. – Он хочет исправить свои ошибки, но в этом мире он лишь тень, которая не может существовать без вас двоих.
– Но мир без "Бури" был реальным, – прошептала я, больше для себя, чем для него.
– Это был мираж, – его голос был полон презрения. – Ты видела то, что он хотел, чтобы ты увидела.
Я отвернулась, чувствуя, как слёзы начинают жечь глаза. Всё, что я пережила, всё, во что верила, вдруг показалось хрупким, как стекло.
– Почему я должна верить вам? – выдавила я, стараясь держаться.
– Потому что мы не прячем своих намерений. Мы хотим только одного – чтобы магия осталась под контролем. А ваш мир, ваш "Шекспир", только разрушит его.
Друид улыбнулся, его лицо осветилось холодным светом.
Мои мысли были хаотичными. Я пыталась найти в них ответы, но всё становилось только запутаннее.
– Если Джулиан напишет "Бурю", мир изменится, – сказал друид, отступая на шаг. – И это будет не то изменение, которое ты ожидаешь.
Темнота снова начала окутывать меня, но я слышала его голос, уходящий в туман:
– Подумай, Анна. Ты доверяешь тому, кто всегда говорит тебе правду? Или тому, кто строит миражи?
– Вы говорите о балансе, но "Буря" уже существует в истории. Шекспир написал её. Она была поставлена. Мы знаем, как она закончилась.
Я сжала руки в кулаки, стараясь сохранить хоть толику уверенности. Друид, стоявший передо мной, вскинул бровь, словно я сказала что-то смешное.
– Ты говоришь об одной из реальностей, – холодно произнёс он. – Одной из множества.
– Что это значит? – спросила я, чувствуя, как почва под ногами становится зыбкой.
Он сделал шаг вперёд, его фигура в тёмной мантии казалась величественной и пугающей одновременно.
– Вы, смертные, видите только одну линию времени. Одну версию событий. Но что, если я скажу тебе, что их бесконечное множество?
Моя голова закружилась.
– И?
– И "Буря" – это не просто пьеса. Это якорь. Узел на ткани времени, который удерживает баланс между реальностями.
Его голос эхом разносился по залу, каждый его звук казался тяжёлым, как камень.
– Но если она уже существует… – начала я, но он перебил меня, подняв руку.
– Существует в одной реальности, – уточнил он, его тон был режущим. – Но, чтобы удержать баланс, она должна быть написана в каждой.
– В каждой? – переспросила я, мои мысли становились всё более хаотичными.
– Ткань времени – это не линия, Анна, – сказал он, делая шаг ближе. – Это сеть. И каждая реальность, каждая нить влияет на другие.
– Если это так, почему именно "Буря"? – спросила я, не отступая, хотя его присутствие давило на меня, как груз.
– Потому что "Буря" – это прощание. Это завершение. – Его голос стал тише, почти шёпотом. – Шекспир создаёт не только слова, но и символы. И это произведение – ключ к пониманию самого времени.
Я замерла, пытаясь осмыслить его слова.
– Она останавливает хаос, – продолжал друид, его глаза блеснули в свете факелов. – Она закрывает круг. Без неё сеть рушится. Время становится хрупким, уязвимым.
– Но если это так важно… – Я сделала паузу, чувствуя, как внутри нарастает гнев. – Почему вы хотите, чтобы Джулиан отказался?
Друид усмехнулся, и его улыбка была полна скрытой угрозы.
– Потому что, написав "Бурю", он изменит больше, чем ты можешь себе представить. Его слова создадут волны, которые затопят другие реальности.
– Значит, вы боитесь изменений? – выпалила я, мой голос дрожал, но я не могла остановиться. – Вы боитесь, что потеряете свою власть?
Его улыбка исчезла, и его глаза стали холодными, как лёд.
– Ты ничего не понимаешь, Анна.
Я шагнула вперёд, не чувствуя страха.
– Тогда объясните мне. Объясните, почему я должна верить вам, а не Эдмунду?
На мгновение в зале повисла тишина, нарушаемая лишь потрескиванием факелов.
– Потому что мы существуем для того, чтобы защищать эту сеть, – наконец сказал он. – А Эдмунд… Эдмунд просто пытается спасти себя.
Эти слова врезались в моё сознание, оставив за собой болезненный след.
– И что я должна делать? – прошептала я, чувствуя, как сомнения начинают душить меня.
Друид медленно поднял руку и указал на кулон, который я носила. Его цепочка была странно горячей, и я невольно дотронулась до него.
– Ты уже часть этого узла, – сказал он. – Вы оба. Вы связаны.
Я почувствовала, как в груди разливается тяжесть, как будто это признание наложило на меня невидимую цепь.
– И я не могу этого изменить? – спросила я, мой голос был едва слышен.
Он улыбнулся, но его улыбка была безрадостной.
– Всё уже решено.
Эти слова эхом разнеслись по залу, и я почувствовала, как дрожь пробежала по всему моему телу. Всё, что я видела, во что верила, теперь казалось ещё более зыбким, чем раньше.