Код Шекспира

Роли, что выбирают нас

Лондон встретил нас холодным ветром и дымом от горящих костров, разожжённых для тепла на каждом углу. Снег продолжал идти, укрывая город хрупким белым покрывалом. Мы двигались по узким улочкам, укутанные в плащи, следуя за Эдмундом, который шагал с таким видом, словно знал каждый камень под ногами.

Театр "Глобус" показался из-за поворота внезапно, как будто снова возник ниоткуда. Его массивный круглый фасад из дерева и известняка выделялся на фоне серого неба. Лёгкий слой снега уже лежал на сцене и местах для стоячей публики, придавая всему виду почти мистическое очарование.

– Добро пожаловать в храм иллюзий, – торжественно объявил Эдмунд, распахивая ворота.

Мы вошли внутрь, и я почувствовала, как на меня опять накатила волна чего-то одновременно величественного и интимного. Сцена, поднятая над землёй, казалась сердцем этого места. В воздухе пахло сыростью дерева, льдом и дымом от свечей, зажжённых для света.

– Они здесь, – раздался голос из-за кулис.

К нам вышли несколько человек, одетых в тёплые накидки поверх театральных костюмов. Их лица выражали любопытство и радость. Среди них выделялся высокий мужчина с выразительными чертами лица и мощным голосом.

– Ричард Бербридж, – представился он, протягивая руку Джулиану. – Вы, должно быть, профессор Эшфорд?

– Джулиан, – поправил его Джулиан, пожимая руку.

Ричард осмотрел его, затем усмехнулся.

– Вы знаете, я всегда представлял себе Шекспира именно таким. Существуй он на самом деле.

Джулиан слегка покраснел, но улыбнулся.

– Надеюсь, я оправдаю ваши ожидания.

Эдмунд тем временем, как всегда, устроился в центре внимания, театрально обводя нас рукой.

– Друзья мои, перед вами те, кто привнесёт "Бурю" в этот мир. Поприветствуйте Джулиана, автора пьесы, и Анну, его неизменную музу.

Я улыбнулась, но реверанс делать не стала, стараясь скрыть лёгкую смущённость.

Репетиции начались на следующий день. Вся труппа погрузилась в работу, словно была охвачена общей мечтой. Актёры повторяли свои реплики, стоя под снежными хлопьями, которые иногда залетали на сцену. Звук их голосов разносился эхом, словно сам театр отвечал им.

Я сидела на скамье у кулис, наблюдая за Джулианом, который стоял на сцене, объясняя актёрам замысел одной из сцен. Его движения были уверенными, но не властными. Он умел вдохновлять, а не командовать.

– У нас проблема, – сказал Ричард однажды вечером, подойдя к нам после репетиции. – Мы всё ещё не нашли актёров на роли Просперо и Ариэля.

– Просперо – сердце пьесы, – заметил Джулиан, погружённый в свои мысли. – Без него не будет магии.

– И Ариэль, – добавил Ричард, – его голос.

Вдруг мне пришла идея, настолько очевидная, что я удивилась, почему не подумала об этом раньше.

– Джулиан, – начала я осторожно. – А почему бы тебе самому не сыграть Просперо?

Он поднял голову, его взгляд встретился с моим, и я заметила тень сомнения.

– Я?

– Ты понимаешь этого персонажа лучше всех, – сказала я с улыбкой. – Кто ещё сможет передать его суть так, как ты?

Джулиан посмотрел на сцену, затем снова на меня.

– А кто сыграет Ариэля?

Я почувствовала, как внутри меня вспыхнуло лёгкое волнение.

– Я могу попробовать.

Его глаза засветились тёплым светом, и он мягко улыбнулся.

– Ты?

– Почему нет? – сказала я, стараясь казаться увереннее, чем чувствовала себя на самом деле.

Ричард хлопнул в ладоши.

– Это будет прекрасно! Автор и его муза на одной сцене. Настоящее волшебство. – Я? – Я чуть не рассмеялась от собственного предложения, но слова уже были сказаны.

Джулиан удивлённо поднял бровь, а затем мягко улыбнулся.

– Ты уверена, Анна?

– Конечно, – ответила я, хотя внутри всё дрожало от сомнений.

Но пока я пыталась свыкнуться с мыслью, что действительно могу выйти на сцену, моё внимание привлёк Ричард. Он наблюдал за мной с хитрой улыбкой, словно видел что-то, что было скрыто даже от меня самой.

– Вы не находите это… странным? – наконец спросила я, глядя на него.

– Что именно? – Ричард скрестил руки на груди, наклоняя голову набок.

– Ну, – я сделала глубокий вдох, – в эпоху Тюдоров женщины не играют в театре. Это против всех традиций.

Ричард рассмеялся, его голос эхом разнёсся по пустому театру.

– Вы говорите о традициях, мадам, но забываете, что мы с вами не просто актёры.

– А кто же мы тогда? – спросила я, скрестив руки.

Он сделал шаг ближе, его голос стал ниже, почти шёпотом:

– Мы – хранители Кода.

– И что это значит?

Ричард улыбнулся, его лицо осветилось в тени с каким-то внутренним светом.

– Код Шекспира – это не просто шифр или тайна. Это способ сохранить искусство, идеи и души, которые могут быть потеряны во времени.

Он кивнул на сцену, где Джулиан стоял, слегка отстранённый, но всё ещё в центре этого разговора.

– Ваша пьеса, – он сделал паузу, – не просто восстановление "Бури". Это акт любви к истории, к словам, к жизни. Мы играем не для королей и знати, а для тех, кто будет слушать нас сквозь века.

– И что, – я подняла голову, чувствуя, как уверенность медленно возвращается, – это всё оправдывает то, что я нарушаю законы времени?

– Никаких законов вы не нарушаете, – сказал Ричард, его глаза блеснули. – Наоборот, вы их творите.

Джулиан, который до этого момента молчал, спрыгнул со сцены и подошел ко мне.

– Анна, – произнёс он, беря мои руки в свои, – ты не просто играешь Ариэля. Ты уже являешься частью этой пьесы.

Я смотрела на него, и его слова, его прикосновения, его уверенность начали растапливать мои сомнения.

– Хорошо, – наконец сказала я, чувствуя, как внутреннее напряжение уходит. – Я попробую.

Ричард улыбнулся, а затем театрально развёл руки.

– Вот так. И теперь, друзья мои, давайте творить магию.

Джулиан усмехнулся, но в его взгляде мелькнула нежность.

– Тогда попробуем.

Эдмунд казалось в этот момент находился одновременно здесь и где-то далеко. Он сидел на краю сцены, болтая ногами, словно мальчишка, и смотрел на нас с Джулианом с таким выражением, будто именно он пригласил нас в этот мир.

– Вы когда-нибудь задумывались, Анна, – вдруг спросил он, не глядя на меня, – почему всё это происходит именно с вами?

– Что именно? – Я постаралась скрыть свою настороженность, но голос всё равно дрогнул.

– О, всё, – ответил он небрежно, но в его тоне была тщательно скрытая серьёзность. – Эта эпоха, эти символы, этот… – он на мгновение замолчал, театрально взмахнув рукой, – драматический поворот сюжета, в котором вы и профессор играете главные роли.

– Иногда кажется, что ты знаешь больше, чем говоришь, – сказала я, прищурившись.

– А разве не в этом прелесть хорошей истории? – Эдмунд рассмеялся, но его взгляд задержался на мне чуть дольше, чем обычно. – Некоторые вопросы не требуют ответа. По крайней мере, пока.

Джулиан, стоя рядом, бросил на него косой взгляд.

– Ты мог бы хотя бы раз быть менее загадочным.

– Но тогда я перестану быть собой, – Эдмунд положил руку на сердце, как актёр на сцене, его тон стал чуть мягче. – Истории нужно давать возможность разворачиваться. Особенно те, где на кону нечто большее, чем просто судьба.

– Знаешь, Анна, иногда история – это не просто слова, вплетённые в ткань времени, – сказал Эдмунд, оглядываясь через плечо, словно проверяя, не подслушивает ли кто-то ещё. Его улыбка была тёплой, но в ней читалась какая-то неуловимая тайна. – Это что-то гораздо большее.

– Что ты имеешь в виду? – спросила я, чувствуя, как сердце учащённо забилось.

Он приподнял шляпу, касаясь её полей с лёгкой театральной небрежностью.

– Некоторые истории имеют свою волю, Анна. Они живут, дышат и выбирают своих героев. И, если повезёт, эти герои находят друг друга…

– Ты опять говоришь загадками, – возразила я, но мой голос был тихим, словно я боялась услышать ответ.

Эдмунд усмехнулся, его глаза стали чуть мягче.

– Я всего лишь актёр, Анна. Но скажу тебе одно: каждый сюжет требует своих поворотов, своих пауз и кульминаций. Иногда даже сцена должна ожить, чтобы дать героям понять, где их настоящее место.

– Ты что-то знаешь, – настаивала я, пытаясь поймать его взгляд. Меня била легкая дрожь, но тут Джулиан обнял меня, легонько прижимая к себе, будто напоминание, что я не одна.

Эдмунд усмехнуля, остановился, повернувшись к нам полностью.

– А что, если я скажу, что уже видел финал? – его голос звучал как шёпот, словно слова были предназначены только для нас двоих. – Но рассказать его… было бы слишком скучно.

Он подмигнул, как будто всё это – просто игра, но от его слов в груди вдруг стало тяжело.

– Эдмунд, ты…

– Анна, Джулиан, – перебил он с лёгким вздохом. – Помните одно: иногда мы просто персонажи, но иногда – те, кто держит перо. И кто знает, может быть, в этой истории ты гораздо больше, чем думаешь.

– Ты говоришь так, будто всё это твоя работа, – фыркнул Джулиан, но в его голосе послышалась тень сомнения.

Эдмунд засмеялся, легко и свободно, но его ответ заставил меня задержать дыхание.

– А разве это не очевидно, профессор? Кто ещё мог бы сделать это лучше, чем я?