Когда оживает сердце

15. Остин

После самого бестолкового дня в жизни я неторопливо иду на ужин в большой дом. Все же кое-что я сегодня сделал, и это поважнее целой горы бумаг – поставил новые шины на колымагу Сесиль. Сама она с этим не особо торопилась – надеюсь, потому, что не намерена никуда уезжать. Знаю, надежды часто разбиваются об острые камни реальности. Я уже как-то застал их с Берил и Кейт за разговором о Ванкувере.

– Мы отправляемся на фестиваль Стампид, Ос. У тебя еще есть шанс передумать. – Денни идет за мной на кухню, где за массивным деревянным столом уже сидят Джексон, Кейт и Одесса.

Занимаю свое место, ощущая на стуле вмятину от тысячи проведенных здесь часов. На столе – идеально ровный круг от чашки, которую я ставлю сюда тридцать с лишним лет.

– Кто-то должен остаться.

– Уверен, Джексон с костяком команды прекрасно справится. – Денни накладывает картофельное пюре, пар скрывает его лицо. – Дай себе волю хоть раз. Мы отлично проведем время. Много пива, много горячих куколок.

– Я люблю куколок, – вставляет Одесса, отпив из кружки с динозавром.

– Я тоже, малышка! – Денни с широченной улыбкой складывает пальцы пистолетиками и направляет их на хихикающую племянницу, потом открывает пиво. – Если повезет, после родео кое-кто из них примерит мою шляпу и немного поскачет на мне. Давай, Остин. Отпусти вожжи!

Одесса наклоняется к Кейт и уморительно громко шепчет:

– Мамочка, а зачем куколкам скакать на дяде Денни?

Кейт шлепает мужа по руке, будто это Джексон виноват, что наш младший брат до сих пор не научился следить за языком в присутствии четырехлетнего ребенка. Несмотря на ее притворную злость, мы не можем удержаться от смеха. Бедное дитя, здесь ей не вырасти нормальной. Это далеко не худшее из того, что она успела услышать.

– Если думаешь соблазнить меня этим, вытащи голову из зад… – наткнувшись на яростный взгляд Кейт, я быстро нахожусь: – из заднего кармана. Вытащи голову из заднего кармана.

Девочка хихикает и продолжает есть как ни в чем не бывало. Говорю же, слышала она вещи и похуже. Зато ни один ребенок в стране не живет в таких безопасных условиях, как Одесса. Так что с некоторыми сомнительными выражениями Кейт, пожалуй, готова смириться.

– Ты кое-что забываешь, Ден. Зачем ему ехать на Калгари-Стампид, если девушка его мечты здесь, на ранчо? – ласково замечает Кейт.

На самом деле Сесиль здесь вообще ни при чем. Было время, я ни за что не отказался бы от поездки на фестиваль. Подростком я мечтал пойти по стопам возглавлявших местную ассоциацию родео деда и мамы, буквально жил острыми ощущениями и победами. Ну и немного женщинами, конечно. Однако я давным-давно перерос эти глупости. Сейчас родео, вечеринки и случайный секс – последнее, чем мне хотелось бы заниматься. Трястись ради этого десять часов до Калгари – дураков нет.

– После Саванны ты вроде бы зарекся связываться с городскими девчонками. – Джексон искоса смотрит на меня.

– Это было до того, как мы вырубили всю сирень, потому что Сесиль ее не любит. Парень основательно влип, – усмехается Денни.

– Завали… хлебало, Денни. Я вовсе и не влип. Я прекрасно понимаю: глупо надеяться, что она останется.

– Как знать. Я же осталась. – Кейт пожимает плечами и кладет руки на живот. – Слушай, мне нравилась Саванна, но вот у нее как раз оставаться и в мыслях не было. Ты просто не желал этого замечать.

– М-м…

Пощипывая переносицу, смотрю в окно, на длинные тени гор в свете заходящего солнца. Как бы поскорее закончить этот дурацкий разговор.

– Точно, чувак. – Денни тычет в меня вилкой. – Ей нравилось проводить здесь лето: кататься на лошадях, флиртовать с ковбоями. А на зиму она упархивала на юг, как перелетная пташка. Не понимаю, почему тебя так потряс ее отъезд.

– Иногда мне хочется, чтобы ты убрался на сраный юг!.. Отстань уже от меня, Ден.

С громким хлопком сминаю пивную банку и кладу салфетку на тарелку.

– Следи за языком, – сердится Кейт.

– Извини.

– Кобылка не такая. – Денни все еще додумывает последнюю мысль. – Она ни с кем не флиртует, зато вкалывает за троих. И совсем не порхает.

– Спасибо за ужин, Кейт. Все было очень вкусно. – Я отодвигаю стул, встаю и выхожу.

Боюсь, придется отказаться от ужинов в большом доме – сил нет терпеть, как эти трое переводят разговор на меня. Точнее, с некоторых пор на нас с Сесиль.

Лишившись доброй половины парней на несколько дней, я вынужден работать больше обычного. Впрочем, пасти скот я вызываюсь добровольно; перегон тысячи коров с одного пастбища на другое – идеальный способ держаться подальше от Сесиль. Знаю, я говорил, что буду ждать сколько потребуется, однако выполнять обещание становится все труднее с каждым днем, с каждой улыбкой, каждым вдохом ее сладковатых духов, с каждым взглядом на полоску нежной кожи на ее пояснице. Если я и правда намерен дождаться, когда она будет готова, лучше убраться отсюда к чертям на несколько дней. Наверное, стоило все-таки поехать в Калгари.

Седлаю лошадь и жду, пока взойдет солнце. В начале пятого в конюшню вваливается Рыжий – глаза красные, лицо угрюмое.

– Доброе утро, босс.

– Тоже не поехал на Стампид?

– Не-е. Мне хватило прошлого года. Все эти липовые ковбои, нарывающиеся на драку, конные полицейские, арестовывающие настоящих ковбоев, когда те дают сосункам то, чего они хотели… Ну их всех в задницу.

– Что ж, по крайней мере, не придется снова вытаскивать тебя из тюрьмы.

– Мог бы и поблагодарить. Ты ведь рад, что я здесь, Ос.

– Ты меня вообще не знаешь, да? – ворчу я.

– Ой, да брось, все я знаю. Ты любишь меня как брата. Даже если тебе не хватает духу сказать это вслух, Денни говорит за вас обоих.

Он кладет вальтрап и седло на спину своей рыжей кобылы Дикарки. Лучше клички для этой бестии не придумать – лошадь заставляет хозяина побегать при любой возможности. Чтобы животные не сильно уставали, ковбои постоянно меняют коней. У каждого по десять голов, и Рыжий, похоже, заграбастал себе самых резвых.

Постепенно подтягиваются остальные ковбои, всего девять человек. Одни раздосадованы тем, что их не взяли на Стампид, другие недовольны тем, что придется делать вдвое больше работы. Словом, пока парни седлают лошадей, конюшню переполняет ворчание.

– Хватит ныть! – кричу я, садясь на Джубили. – Стадо надо перегнать сегодня, а скулежом световой день не удлинишь.

Побурчав еще немного, ковбои следуют моему примеру, и на холм мы поднимаемся уже в тишине.

Девять всадников и две пастушьи собаки. Мы гоним быков по грунтовой дороге, через кристально чистые воды реки Тимоти. Интересно, не загорает ли сейчас Сесиль в своем белом бикини там, ниже по течению? Полуденное солнце печет безжалостно, и я завязываю вокруг шеи хлопковую косынку, чтобы не обгореть.

Когда мы скачем обратно, небо уже окрашено в цвет земляничного вина, но дорога к конюшне еще различима. Расседлываю Джубили, и кобыла вздрагивает от облегчения. Вздрагиваю и я, когда тяжелое кожаное седло шлепается на полку. Конюшня наполняется пылью и запахом конского пота. Я глубоко вдыхаю умиротворяющие ароматы.

– Надо нам с тобой чаще выезжать, правда, девочка? Это ведь так приятно. – Я нежно поглаживаю ее морду, проводя щеткой по мокрому боку.

Выхожу из конюшни в ясную лунную ночь. Воздух наполнен мягким гулом тысяч комаров. Я так устал, что могу заснуть стоя. Однако сон как рукой снимает, когда я вижу сидящую на ступеньках моего крыльца Сесиль.

Уткнувшись взглядом в мои сапоги, шуршащие по гравию, она яростно вытирает красные от слез глаза. Ее бьет озноб, хотя на улице приятные двадцать пять.

Я мгновенно забываю об усталости.

– Что с тобой? – оглядываю ее с ног до головы. Ранена? Несчастный случай? Тысячи мыслей успевают пронестись в мозгу за несколько секунд.

– Прости, я… не знала, куда пойти. Кажется, у меня проблемы. Да чего там, я в полной заднице… – Голос срывается, я еле сдерживаюсь, чтобы не подхватить ее на руки, что угодно готов сделать, лишь бы она не плакала. – Ладно, не важно, я, наверно, пойду. Просто мне надо было с кем-то поговорить, а Берил уехала к родственникам. Кейт беременна, ей точно не стоит волноваться. Вот я и… но тебя тоже не было, и… Прости.

– Нет, постой. Я рад, что ты пришла. Заходи.

К моему удивлению, она поднимается и идет за мной в дом.

– Так что случилось? – Налив воды, я протягиваю ей стакан.

Она с шумом выдыхает, вытирая мокрые щеки.

– Он знает, где меня искать. Я сглупила – дала кое-кому новый номер. Думала, она мой друг, а она… Черт, сомневалась же, стоит ли оставлять телефон, как чувствовала… В общем, погуглив, он сузил район поисков и грозится приехать сюда. Вряд ли ему придет в голову искать меня на ранчо, но вдруг? Вдруг он явится к нам?

Объяснять, кто такой «он», не требуется.

– Ты не сделала ничего плохого. И ничего страшного не произойдет. Даже если он приедет сюда. Все будет хорошо.

– Нет, Остин. Не будет. Он приедет и… – Ее голос понижается до едва слышного даже в абсолютной тишине комнаты шепота: – Боюсь, он меня убьет.

– Через мой труп. – Кровь в моих жилах закипает.

Сесиль издает что-то похожее на смех, но я не шучу.

– Я просто… не знаю. Ох, у меня в голове такая каша.

– Давай попробуем разобраться вместе. – Я срываю с шеи платок, сбрасываю сапоги и сажусь на диван рядом с ней.

– Не хочу тебя впутывать…

– Мы ведь друзья, верно? И потом, ты живешь на моей территории. Если кто-то тебе угрожает, он и моя проблема.

Она печально кивает:

– Ладно. Надо начать с того, что я замужем.

Провожу пальцами по лбу, в висках стучит. Когда она только приехала, на безымянном пальце была полоска, похожая на след от кольца. Однако за несколько месяцев мужа она ни разу не упоминала, и я подумал, померещилось. Оказывается, нет, она действительно замужем. Я едва не поцеловал замужнюю женщину. Едва не завязал отношения с замужней женщиной.

– Юридически. Мы не живем вместе и, если он подпишет бумаги, сразу разведемся. Мы должны прожить раздельно год, тогда я смогу подать на развод. Хотела прояснить это… из-за нас. – Она смотрит мне в глаза. – Мы с Берил познакомились в сети, но не на сайте объявлений о работе, как она всем говорит. Мы встретились на форуме для женщин, подвергшихся домашнему насилию.

Кровь закипает с новой силой, кулаки сжимаются. Заметив первобытный ужас в глазах Сесиль, с трудом разжимаю пальцы. Последнее, чего я хочу, – напугать ее еще сильнее. Я догадывался, что у Берил в прошлом были проблемы. Она никогда не рассказывала подробностей, но туманные намеки дали понять, что у них с бывшим мужем не все складывалось гладко. Однако я представить не мог, что она делится этим с незнакомцами в интернете.

– Мы переписывались несколько месяцев каждую ночь, когда Кей-Джей – так зовут моего мужа – ложился спать. Берил предложила работу и безопасное жилье, а я все тянула с побегом. Муж обращался со мной грубо и жестоко, однако никогда меня не бил, а временами и вовсе бывал таким милым, что я начинала сомневаться, нужно ли куда-то уезжать. До следующей ссоры, когда он снова говорил и делал ужасные вещи, но не бил… – Сесиль нервно облизывает губы, подбородок дрожит, и я уже знаю, какими будут следующие слова. – До той ночи, когда я приехала сюда.

Сцепив пальцы на шее, поднимаю глаза к потолку, густая слюна комом встает в горле.

– Он тебя ударил.

– Знаешь, если бы он этим ограничился, я бы, наверное, так и не добралась той ночью до Уэллс-Каньон. Покаталась бы по городу, успокоилась и вернулась домой. В конце концов, после ссор Кей-Джей всегда держался на редкость мягко и даже ласково. Меня должно было насторожить странное спокойствие, с которым он наблюдал, как я собираю вещи. Знала же, он ни за что не отпустит меня вот так просто.

Чтобы приглушить гнев, растущий внутри, рассматриваю деревянные половицы, внимательно вглядываясь в каждую трещинку.

– А он не остановился на этом? – Дрожащими пальцами беру нежные ручки Сесиль в свои.

– Нет, – шепчет она. – Я уже вышла на улицу, когда он достал пистолет и сказал, что пристрелит меня, если я попробую сесть в машину.

В следующие мгновения в комнате слышится лишь беспокойное дыхание. Стены будто сжимаются, воздух густеет, каждая клеточка моего тела тянется к ней. Да пошло оно все, ее нужно утешить.

– Я сейчас обниму тебя, ладно?

Она медленно, едва заметно кивает. Скользнув пальцами по рукам, обхватываю ее плечи и притягиваю к себе, стараясь не замечать, как напрягаются мышцы. Прижимаю к груди, позволяя слезам просочиться сквозь рубашку прямо к сердцу. Вот бы вместе с ними впитать и ее муки, принять боль. Когда я в последний раз кого-то обнимал – чувствовал вес тела на груди, тепло дыхания на шее? Сесиль сейчас это нужно как никогда, на остальное плевать.

Через пару мгновений мышцы, наконец, расслабляются. Она прерывисто всхлипывает, и я сжимаю руки так крепко, что наши сердца стучат в унисон, аккомпанируя мелодии дыхания. Сесиль сворачивается калачиком, макушка упирается мне в подбородок.

– Извини, что вывалила на тебя столько дерьма. Рыдающая на коленях девчонка – точно не то, чего тебе хотелось в конце тяжелого дня.

Не могу видеть, как она плачет, но совершенно не возражаю против того, чтобы она сидела у меня на коленях.

– Тебе точно не стоило оставаться с этим дерьмом наедине. Правильно сделала, что пришла.

– Дома мне было страшно. Я не знала, куда пойти, и подумала, что здесь, с тобой мне ничего не угрожает.

Она ерзает, устраиваясь поудобнее, сладкий кокосовый аромат ее шампуня щекочет ноздри. «А и правда, пошло оно все в задницу!» – думаю я и провожу грубой рукой по шелковистым волосам.

И сердце мое в задницу. Не могу больше держаться на расстоянии или убеждать себя, что не хочу ничего серьезного. Да, будет больно, когда она меня бросит, но игра стоит свеч.

– Тебе ничего не угрожает. Пока я рядом, не позволю никому тебя обидеть, – шепчу я.

На душе неподъемный камень; не жить мне спокойно, пока ей есть чего бояться.

– Я знаю. – Два простых слова наполняют меня радостью. Если бы не жгучая боль, от счастья взлетел бы к потолку. – Остин?

– М-м? – Изо всех сил стараюсь не заснуть, прижимая ее к себе, как теплое одеяло.

– Ты воняешь потом и лошадьми.

– Да уж, не сомневаюсь, – смеюсь я. – Схожу в душ, а потом уложим тебя в постель. Переночуешь сегодня здесь.

Короткий кивок говорит больше, чем тысяча слов: она вне себя от ужаса. Часть меня жаждет, чтобы этот козел имел глупость заявиться сюда ночью. Ух, с каким наслаждением я вымещу на нем всю ярость и боль, поселившиеся в душе после рассказа Сесиль! Другая же часть хочет, чтобы ей никогда не пришлось даже мельком увидеть мужа снова.

Иду в ванную и включаю воду. Надеюсь, холодный душ разбудит меня и поможет продержаться до утра.

– Остин. – Вкрадчивый голос Сесиль сопровождает легкий стук.

– Что такое? – Я торопливо распахиваю дверь.

– Ничего, просто… можно я посижу здесь, пока ты принимаешь душ?

Знаю, она просто боится оставаться одна. Мой член, однако, другого мнения и теперь нашептывает мне нечто совершенно неуместное: может, будет безопаснее принять душ вместе?

– Ну, конечно! – После секундного замешательства я все же нахожу подходящий ответ, и Сесиль опускается прямо на холодную плитку у двери. – Только не сиди на полу. Или вернись в комнату, а я оставлю дверь открытой, или садись прямо сюда.

– Ладно. – Она усаживается на унитаз и закрывает глаза ладошками. – Давай. Обещаю не подглядывать.

Дрожащими пальцами расстегиваю рубашку и остаюсь в одних боксерах. Ванная маленькая, тесная; мы совсем рядом. Берусь за резинку, думая лишь об одном: вдруг откроет глаза? Мысль, что она увидит меня абсолютно голым, мгновенно приводит мой едва начавший подниматься пенис в полную готовность.

– Можешь открыть глаза, – говорю я, скользнув за шторку.

Хотя вода приятно массирует ноющие мышцы, чувствую я себя неловко. Потрясающая женщина по ту сторону занавески, ее паршивый муж-абьюзер и совершенно неуместный стояк – вот три вещи, меня занимающие, и ни с одной из них я не могу сделать то, чего мне так хочется.

Когда холодная вода, наконец, делает свое дело, я заворачиваюсь в темно-синее полотенце и выхожу из-за шторки. Ее взгляд скользит по мокрому телу и останавливается на груди.

– Господи, это что… клеймо?

Она вскакивает, кладет руку на выцветший шрам и проводит пальцами по контуру знака, осторожно, словно касается свежей раны. По телу бегут мурашки. О да, я жаждал ее рук на груди, только надеялся, что это произойдет при других обстоятельствах.

– Я же говорил, что пробовал на своей шкуре.

– Я думала, ты издеваешься. Ух, очень круто. Хоть и странно. А все-таки больно было?

Она поднимает глаза, но руку не убирает. Под мягкими пальцами кожа будто сгорает заново, как под раскаленным железом. Знал бы, что она так бурно отреагирует, давно выбросил бы рубашки.

– Приятного мало. Люди, знаешь ли, не так толстокожи, как коровы. Впрочем, с виски вполне терпимо.

– Теперь, когда ты сказал… у Денни и Рыжего тоже есть такое, да? Я не спрашивала, но предполагала, что ребята сделали это на спор. Так оно есть у всех здесь? Или под маской ответственного босса скрывается неукротимый сумасброд?

– Только у старожилов. У меня, братьев, Рыжего… у отца. И между прочим, я не всегда был занудой. Когда-то меня считали довольно веселым.

Сесиль со смехом качает головой, светлые волосы струятся по плечам.

– Да неужели?.. Впрочем, я не говорила, что ты зануда. На тебе куча коров и людей, которых нужно контролировать. Будь ты вполовину так безрассуден, как некоторые ковбои, ранчо давно бы обанкротилось. То, как ты управляешься с хозяйством, достойно восхищения, даже если ради этого иногда приходится быть брюзгой.

Ее пальцы продолжают гладить мою грудь, подушечки снова и снова обводят букву «У», будто она ворожит, проникая в самое сердце.

– Я раньше тоже была веселой, – произносит Сесиль задумчиво.

Раньше? Она же постоянно шутит, тусуется с парнями у речки, танцует с девочками на кухне и поет в саду.

– Ты и сейчас выглядишь веселой.

– Именно выгляжу. Потому что очень хочу стать прежней. – Кончики пальцев скользят по груди от плеча к плечу, оставляя россыпь искр под кожей. – Знаешь, мир не рухнет, если время от времени ты позволишь себе ослабить поводья и добавишь чуточку безрассудства в свою жизнь.

– Да?

Ловлю ее взгляд; в теплом свете верхней лампы голубые глаза мерцают, уголки губ подрагивают. Кажется, речь не о безобидном безрассудстве. То ли она наклоняется ко мне, то ли я к ней, но расстояние между нами отчего-то сокращается.

– Ты хороший парень, Ос. Нет ничего дурного в том, чтобы иногда делать то, чего тебе хочется, а не то, что следует.

Хочу ее поцеловать, сорвать джинсы, подхватить на руки и отнести в кровать. Хочу руками и губами коснуться каждого дюйма ее тела. Хочу трахать, пока она не забудет о проклятом бывшем, пока не забудет обо всем на свете. Хочу обнимать ее до рассвета, потом принести завтрак в постель и весь день показывать, каким хорошим парнем я могу быть.

Нет ничего дурного в том, чтобы делать то, чего тебе хочется… иногда. В ту самую ночь, когда козел-муж до смерти напугал ее своими угрозами, и она весь вечер рыдала у меня на руках? Нет, сейчас точно не время делать то, чего я хочу.

– Буду иметь в виду, дорогая. – Я нежно улыбаюсь ей.

Она отступает назад и опускает руку, будто вдруг осознала, что вторглась в мое личное пространство. Хотя я-то как раз не возражаю.

– Мне как-то не пришло в голову спросить раньше… Что за рисунок?

– Буква «У», конечно же, от фамилии. Фигура над ней называется «стропило». Нашим предкам, построившим ранчо, было важно, чтобы клеймо отображало символ дома. Хотя вряд ли они планировали создать что-то долговечное, просто пытались прокормить шестерых детей. В те времена правительство бесплатно наделяло землей всех, кто был готов ее обрабатывать. Так моя семья оказалась здесь.

– Очень красиво.

Никогда не задумывался над этим, но, наверное, так и есть.

– Ладно. Поспишь в моей футболке или принести что-то из твоих вещей? – Мы выходим из ванной, оставляя позади волшебный момент близости.

– Футболка сгодится. Не хочу сегодня оставаться одна ни на секунду. И уж точно не хочу выходить наружу.

– Тогда давай-ка уложим тебя спать. Уже поздно, ты, должно быть, с ног валишься.

– А ты? – Она берет из моих рук серую футболку с символикой ранчо. – Ты же весь день работал. Наверняка смертельно устал.

– Дорогая, я тысячу раз охранял стада во время отела, справлюсь как-нибудь и сегодня. Отдыхай и ни о чем не беспокойся.

Придется всю ночь пить кофе прямо из кофеварки, ну и плевать.