Когда оживает сердце

26. Сесиль

Остин тянет меня в пустое стойло, пахнущее пылью и люцерной. Его глаза потемнели; он сейчас так пылок, что, не доверяй я ему всем сердцем, испугалась бы до чертиков. Голос комментатора где-то вдали ревет, возвещая окончание схватки за бычка, и сменяется музыкой, которая будет грохотать до конца антракта.

Я полностью одета, но под алчным взглядом чувствую себя голой. Остин осторожно закатывает рукава темно-синей клетчатой рубашки, словно перед тяжелой работой. Ладонь прижимается к стене рядом с моей головой, почти как десятью минутами ранее и в то же время совершенно по-другому, без страха и злости. Он жадно целует меня, свободной рукой быстро расстегивая ремень и стягивая джинсы. Пальцы скользят по белью.

– Черт, ты сводишь меня с ума, – шепчет он, покусывая ухо.

Мое тело нетерпеливо тянется к нему. Зацепив пальцем трусики, он спускает их к джинсам. Я возбужденно выдыхаю, изо всех сил борясь с вожделением. Все, что мне сейчас нужно, – слиться с ним в единое целое, и только его член может меня насытить. Палец властно касается нежного клитора, и меня захлестывает горячая волна, выходя из горла в громком стоне.

Остин снимает ковбойскую шляпу и бережно надевает мне на голову. Я ухмыляюсь:

– Надела шляпу, оседлала Нековбоя?

– Просто в ней я не смогу сделать вот это.

Опустившись на колени, он проводит языком по нежной коже на бедрах.

Язык сменяет кончики пальцев, рисуя неистовые круги на клиторе. Мои бедра покачиваются в невыразимом экстазе, грубое дерево царапает спину. Запускаю пальцы в густые каштановые волосы. Каждое прикосновение сводит с ума.

То ли угроза быть застигнутыми, то ли его признание в любви усиливает остроту ощущений, я буквально изнываю в сладкой истоме. Ноги подкашиваются, и сильные руки подхватывают меня за задницу, удерживая в нужном положении. Язык проникает в меня, и я взрываюсь в умопомрачительном оргазме.

Его имя слетает с губ в таком громком вопле, что вся арена наверняка слышит его в перерыве между песнями. Остин поднимается на ноги, расплываясь в широченной улыбке.

– Прекрасно. Пусть слышат, кто заставляет тебя кончать. Хочу, чтобы каждый знал: ты моя.

В четыре руки расстегиваем его штаны, они падают на пол. Хватаю голый член и провожу рукой по всей длине; каждая жилка пульсирует под ладонью. Притягиваю его к себе и раздвигаю ноги так широко, как только позволяют собранные на коленях джинсы. Кончик дразняще касается клитора, но внутрь не входит. В нетерпении выгибаю спину.

– Обожаю, когда ты так отчаянно меня хочешь, – ухмыляется Остин и, не отводя взгляда, погружает в меня кончик.

Нетерпеливо жду, когда он проникнет глубже и заполнит пустоту внутри.

Смочив головку слюной, он, наконец, врывается в меня с хриплым утробным стоном.

Обхватив его голову, притягиваю к себе и страстно целую. Прикусив нижнюю губу, ощущаю во рту металлический привкус, но остановиться не в силах.

– Ос, сделай так еще раз, – выдыхаю я. – Плюнь на член и трахни меня.

На его губах расплывается похотливая улыбка. Мучительно медленно он вынимает все, кроме кончика. Я нетерпеливо извиваюсь в его руках.

– Нравится, что я использую слюну как смазку, да? М-м, грязная девчонка. Покажи, как сильно ты меня хочешь.

– Пожалуйста, – стону я, уткнувшись в шею.

Он слегка наклоняется, и слюна падает на его твердый член. Я равномерно распределяю жидкость по всей длине, отчаянно целуя его.

На секунду Остин кладет голову мне на плечо, затем вынимает член и снова плюет на него. Я дрожу в предвкушении сильного толчка, как вдруг он властно разворачивает меня. Едва успев поднять руки и упереться в стену, чувствую, как он проникает в меня сзади.

– О господи!.. – стонет он.

Я буквально таю от удовольствия. Хорошо, что руки Остина крепко держат меня за талию, иначе я бы рухнула прямо на бетонный пол.

– Вот так, дорогая. А теперь потри немного свой клитор. Ради меня, давай же. Поиграй со своей идеальной киской.

Тяну руку к его рту, он со стоном облизывает мои пальцы, и я опускаю их между ног. Неистовые толчки приближают меня к краю блаженства.

Верный своему слову, Остин грубо и стремительно врывается в меня, вжимая грудью в стену. С утробными стонами кусает мою шею, плечи. Завтра все тело будет в фиолетовых отметинах, но мне плевать. С каждым стоном он кусает сильнее, с каждым толчком я все ближе к огненному пику.

– Хорошая девочка. Хочу, чтобы ты кончила на моем голом члене. Хочу наполнить тебя спермой, пока она не потечет через край по бедрам.

– О-о, Ос… как хорошо!..

Он шлепает меня по голой заднице, и я запрокидываю голову.

– Не… останавливайся… еще. Еще!

Он входит все глубже, до самого основания. Охваченные животной страстью, мы выплескиваем весь накопившийся в нас гнев. Не знай я о его любви, подумала бы, что он меня ненавидит.

Теребя мокрыми пальцами клитор, я наполняю стойло гортанными стонами.

– Подумать только, эта чистенькая горожанка любит грязный грубый секс в конюшне, – шепчет Остин, прижавшись к моей спине.

Для меня это тоже открытие.

– Я готова делать это где и как угодно, лишь бы мой Нековбой захотел. Я твоя. Войди в меня, напиши свое имя внутри и оставь сперму стекать по бедрам.

Я поворачиваю голову, и он меня целует. Страстно, безудержно. И в этот момент меня накрывает оргазм, как цунами, от корней волос до кончиков пальцев. Громкий крик эхом разносится по конюшне. Неистовые толчки становятся порывистыми. Остин изливается в меня с глубоким хриплым стоном.

А потом прижимается к моей спине, часто дыша, и вынимает член, оставляя внутри меня алчную пустоту. Как было бы здорово, если бы он остался во мне, как там, в автокинотеатре. Самый интимный момент в моей жизни. К сожалению, после быстрого секса на конюшне это невозможно.

– Черт, как же мне повезло! – Остин все еще задыхается, натягивая и застегивая мои джинсы. – Ты просто идеальна. Я с ума по тебе схожу.

Я нежно целую его, вытирая пальцами пот со лба.

– Повезло как раз мне. Не знаю, что это было, но, кажется, захочу повторить.

– О да. Это было… Никогда ничего подобного не испытывал.

Он застегивает ремень и приглаживает мои волосы. Взявшись за руки, мы выходим на яркое летнее солнце и с непривычки подслеповато щуримся.

– Конюшни принадлежат нашей семье. – Остин машет рукой в сторону здания, из которого мы вышли. – Их построили, когда мне стукнуло пятнадцать. Тогда дедушка был президентом ассоциации родео. Потом мама, пока… ну, ты знаешь. Там висят наши фотографии и все такое.

– Где? Я хочу взглянуть. – Вцепившись в руку, тяну его обратно.

– В амуничнике, вот тут, – показывает он, и, щелкнув выключателем, я вижу несколько десятков фотографий, развешанных по стенам.

– Вот черт! Мой телефон остался у Жеребчика! А мне жизненно необходимо переснять вот это. – Я показываю на фото улыбающегося мальчишки без переднего зуба с подписью «чемпион по езде на овцах ‘93». – Самое милое, что я когда-либо видела.

Я внимательно изучаю снимки. Вот их дедушка с гордостью вручает внукам трофеи. Вот Денни на спине вздыбленной лошади. Трое мальчишек сидят на заборе. Я стараюсь ничего не говорить о фотографиях, где есть их отец. Если бы Джексон не был похож на него как две капли воды, я бы, наверное, и не подумала, что они родственники, потому что Остин – вылитая мать.

– Твою маму звали Люси? Серьезно? – Наклонившись, читаю помещенную в рамку газетную статью о первой женщине-президенте ассоциации родео. – Мое второе имя Люсиль.

Остин хмыкает.

– Что ж, по крайней мере, отличное имя для девочки у нас есть. – Я шутливо похлопываю себя по животу.

Конечно же, он не смеется вслух, хотя ноздри подрагивают, а уголок рта приподнимается. Засчитываю себе победу.

– Красивая… У тебя ее глаза. – Я оборачиваюсь и вижу, как Остин покусывает щеку изнутри, уставившись в землю. – Пошли. Я кое-что придумала.

Улыбаюсь и толкаю его плечом.

– Да? – Он щелкает выключателем и закрывает за нами дверь.

– Хочу, чтобы сегодня вечером ты был… как ты тогда сказал? «довольно веселым»? В общем, ты пьешь, а я за рулем.

Я беру его за руку, и мы не спеша идем вокруг арены. Голос диктора и крики толпы слышны даже здесь.

– Ты же не водишь пикапы. И потом, я, по-моему, говорил, что когда-то меня считали веселым.

– Я не люблю водить пикапы, это вовсе не значит, что не умею. Слушай, ты видел меня пьяной, а я тебя – нет. Обожаю, когда ты отпускаешь вожжи во время секса, потому и хочу увидеть тебя под мухой. Между прочим, у меня есть козырь, который тебе не побить. Называется «моя сперма будет вытекать из тебя всю ночь».

Он со смехом потирает бровь в безнадежных попытках выдумать какую-нибудь отмазку.

– Ну а если Кей-Джей появится?

– Я тебя умоляю, что ему делать на танцах по случаю родео? И потом, рядом со мной будешь ты и другие ребята. – Я крепко сжимаю его руку. – Ну, пожалуйста!

– Ладно. Только если начну буянить, не говори, что я тебя не предупреждал.

– Ура!

Я с горячностью тащу его в пивные сады. Сперва в туалет, потом, наконец, в бар. Сейчас мне абсолютно плевать, что самой придется остаться трезвой и отвечать за всех ковбоев. Оно того стоит.

К двум часам ночи парни окончательно слетели с катушек. Берил, Кейт и Джексон уехали пять часов назад, оставив меня одну с этим стадом мартовских котов. Впрочем, я ни о чем не жалею: хорошее настроение Остина греет душу. Честно говоря, после пары рюмок я несколько напряглась – вдруг он не шутил по поводу буйства подшофе? – но довольно быстро расслабилась. Остин не такой. Единственное, чем он мог бы кому-то навредить, – сбить с ног в залихватском танце.

Он берет меня за руку и тащит танцевать тустеп, наверное, в четырехсотый раз за вечер. Он проделывает это каждый раз, когда включают кантри, а учитывая, где мы находимся, это происходит… нередко. Мои скромные познания о тустепе почерпнуты в «Подкове» от Жеребчика, но я изо всех сил стараюсь не отставать. Ноги уже сводит судорогой, а Остин неумолимо продолжает кружить меня, наклоняя так низко, что кончики волос касаются земли.

– Ос, я больше не могу! Ноги отваливаются! – кричу я в перерыве между песнями.

Он обиженно выпячивает нижнюю губу.

– Ладно, душнила. Люблю тебя!

Душнила? Да уж, под мухой парни окончательно превращаются в подростков. Сажусь и пересчитываю своих подопечных. Ох, ты ж, Жеребчик на сцене с группой, да еще и без рубашки. Ну и черт с ним; сами выгонят, когда надоест, а я слишком устала. Денни обжимается с какой-то девчонкой. Штырь и Джеки танцуют с Остином. Ну а Рыжий сидит рядом. Все на месте. Можно выдохнуть.

– Веселишься, Кобылка? – спрашивает Рыжий.

– Да уж. Ноги просто отваливаются. А ты почему не там?

– Много в чем я хорош, но уж точно не в танцах. – Он отхлебывает пиво из бутылки, и мы устремляем взгляды на толпу. – А ведь он тебя любит?

Ну и что я должна ответить?

– Ну… да.

– Он не был здесь с тех самых пор, как умерла их мама. Сэв участвовала в гонке вокруг бочек, так он даже взглянуть не приехал. Не знаю, как ты его сюда затащила, но это хорошо. Очень хорошо.

– Я тоже так думаю.

Вообще-то никак я его не тащила. Просто сказала, что поеду – с ним или без него.

Улыбаюсь Рыжему и вновь перевожу взгляд на Остина, который кружит в танце голого по пояс Жеребчика. Как же я люблю этого пьяного чудика!

Группа делает паузу, объявляется последний напиток. Публика разочарованно стонет, я же закусываю губу, чтобы не закричать от радости. При всем веселье я омерзительно трезва и больше не получаю удовольствия от роли няньки. Парни хватают по пиву и собираются вокруг столика.

– Я слышал, самые отвязные чуваки собираются на грандиозную гулянку, – взволнованно объявляет Жеребчик, подбегая к нам.

Умоляющие взгляды устремляются на меня, однако я решительно и вероломно качаю головой:

– Нет уж. Вы как хотите, а я домой. Я слишком трезва для вечеринок на рассвете.

Остин подходит ко мне сзади и обнимает за талию так крепко, что я едва дышу.

– Там будет весело.

– Напомнить тебе о сперме в моих трусиках? – шепчу я прямо в его ухо. – Тебе вообще-то повезло, что я продержалась так долго.

– Черт, ты опять пытаешься меня соблазнить?

– Всегда, – подмигиваю я.

– По домам, мальчики. Слушайтесь тетю Сесиль, – говорит он, поцеловав меня в макушку.

– Минуточку. А как я вас всех увезу? – спрашиваю я, вдруг осознав, что ни у Остина, ни у Рыжего в машине не хватит места. Конечно, можно сделать два рейса, но время позднее, да и я совершенно без сил.

– Поедем в кузове. – Денни с грохотом опускает пустую бутылку на стол. – Двигаем.

– Ни за что! Это опасно!

– Расслабься, Кобылка. Мы постоянно так делаем.

Я перевожу взгляд на Остина, тот кивает. Что ж, им виднее. По городским меркам это ни в какие ворота, конечно. С другой стороны, вряд ли это опаснее, чем ездить у кого-то на коленях.

– Ладно, – говорю я, направляясь к стоянке, – через пять минут у машины. Кто не успеет, пойдет домой пешком.

Слегка пошатываясь, мы с Остином идем к пикапу в обнимку. Он смеется. Я и представить не могла, что он может так много смеяться.

Как только ребята забираются в кузов, я выезжаю на дорогу, каждую секунду поглядывая в зеркало.

В первые десять минут Остин так тих, что я уже решила: он уснул. Услышав его голос в темном салоне, вздрагиваю от испуга.

– Я тут подумал…

– О чем? – спрашиваю я, прижимая руку к груди.

– Меня вполне устраивает перспектива стать твоим вторым мужем. Вторым и последним.

Я резко оборачиваюсь, едва не съезжая с дороги. Господи, откуда он это взял? В голове каша. Не то что осмысленное предложение составить, я слова вымолвить не могу.

– Ты была бы моей первой и единственной, – продолжает Остин, развернувшись ко мне на сиденье. – И знаешь, что забавно?

Понятия не имею. О себе он рассказывает только мелочи, серьезные темы мы затрагиваем, лишь когда говорим о моей жизни. Вот почему сейчас я умираю от желания услышать все, что у него на уме. Вот только делать это по пьяни – явно не лучший вариант.

– Что?

– Если бы Сэв ответила «да», я бы оказался в жутком дерьме. Многоженство у нас запрещено, а я бы ужасно хотел тебя. Ты для меня – все.

– Ладно. Может, тебе немного поспать? – спрашиваю я, еле сдерживая смех.

– Типа… ну… – Похоже, в его мозгу происходит что-то вроде короткого замыкания. – Если бы она не ушла, ты бы не приехала, правильно? И я все еще был бы с ней. Хотя нет… наверное, нет. Все вокруг твердят, что она никогда не осталась бы на ранчо. Спасибо, что вовремя сообщили, ребята! Правда, еще лучше было бы до того, как я выставил себя идиотом. Ну и ладно. Вообще-то я даже рад, что она меня бросила. Потому что здесь ты.

– Я тоже рада, что приехала, – отвечаю я, сжимая его руку.

– Я в курсе, что ты о ней знаешь. Даже догадываюсь, кто тебе разболтал… Кейт. Но вот тебе кое-что, чего не знает никто. – Остин поднимает палец, подчеркивая важность момента. – В тот день, когда она уехала, я сделал ей предложение. У того самого проклятого водопада. Как тупой болван. И знаешь, что она ответила?

Не представляю. Предположить могу, однако ответ из первых уст сейчас интересует меня, как ничто другое.

– Мол, она не думала, что у нас все серьезно. Чего, на хрен? Два года совместной жизни – это легкий флирт, что ли? – Он вскидывает руки, раздраженно выдыхая. – Наверное, сам виноват. Не умею я говорить. Видимо, не дал понять, насколько серьезно все это для меня.

– По-моему, звучит очень даже серьезно.

Пальцы барабанят по рулю, я в сотый раз включаю свет в кузове, чтобы убедиться, что все парни на месте. Конечно, я хотела, чтобы Остин открылся, но сейчас, видя, какую боль ему причиняют воспоминания, я тоже страдаю.

– А-а, к черту! – В его голосе еще слышится легкий намек на обиду.

– Может, оно и к лучшему? Осталась бы и была несчастна… кому от этого было бы хорошо?

– Никому. Отец остался только ради мамы. А когда она умерла, просто сделал ручкой…

О господи. Похоже, мы сегодня пройдемся по всем. Ладно.

– Остин…

Часть меня хочет сказать, чтобы он заткнулся, потому что сейчас не время для таких разговоров. Другая же часть хочет, чтобы он, наконец, высказал все, что наболело.

– Не волнуйся. – Он с шумом выдыхает. – Все так думают. Я сильный, я справлюсь. Дедушка умирает, через полгода умирает мама. А потом папа такой: «Бедный я, бедный. Мне срочно нужно уехать из родного города на поиски собственного пути». Правильно, оставьте все на двадцатипятилетнего парня. Чего нет-то?

За исключением его братьев, все, кого любил Остин, ушли. Неудивительно, что он болезненно не уверен в наших отношениях. И кажется, тот факт, что я все еще замужем, не облегчает его переживаний. Шмыгая носом, смотрю на него. Уголки глаз пощипывает. Если бы не парни в кузове, я бы остановила чертов пикап и обняла Остина. Ему сейчас это нужно, наверное, больше всего на свете.

– Мне жаль. Зря твой отец так поступил. Не важно, как сильно горевал он сам, он обязан был подумать о тебе.

– Это… Да черт с ним. – Остин опускает стекло, вдыхая теплый ночной воздух. – Это было давно. Пожалуй, мне уже плевать, теперь у меня есть ты.

– Есть. – Я от души улыбаюсь ему. – И всегда буду.

– Кстати о нас. Это ведь серьезно, да? Не хочу больше недоразумений.

– Серьезнее не бывает. Я тебя люблю, дуралей.