Когда оживает сердце

16. Сесиль

Спокойно поспать мне так и не удалось, однако, как ни крути, бодрствовать и бояться куда приятнее в роскошной королевской кровати, которая к тому же пахнет пряным гелем для душа. Уткнувшись носом в подушку, подумываю, не позвать ли Остина. Окончательно запутавшись в мыслях и дико страшась нового дня, я вдруг обнаруживаю на тумбочке свечу, которую он купил тогда в Уэллс-Каньон. И не могу сдержать улыбку.

Медленно открыв дверь спальни, ошарашенно застываю: Остин сидит в кресле, пододвинутом к окну, и смотрит на улицу, на его коленях внушительных размеров пушка. На мгновение меня охватывает паника.

Спокойно, Сесиль, не все оружие причиняет вред. Если бы он хотел, сто раз уже мог бы тебя убить. Медленно вдыхаю и выдыхаю, пока пульс не возвращается к норме. Ну, к относительной норме, насколько это вообще возможно в присутствии Остина.

Лучи восходящего солнца проскальзывают в комнату сквозь разлапистую ель под окном, отбрасывая ветвистые тени на дощатый пол и дальнюю стену. Как и я, хозяин ранчо живет в бревенчатом домике без изысков, если не считать отдельную спальню и кухоньку чуть большего размера.

– Доброе утро, мой доблестный защитник! – поддразниваю я, по старой привычке стараясь преуменьшать значимость ситуаций, связанных с Кей-Джеем.

– Доброе утро. Кофе в кофеварке.

Он поворачивается ко мне, глаза красные от усталости. Меня пронзает чувство вины. Зачем только я втянула его в это, ведь Кей-Джей так и не появился. Остин весь день перегонял скот, ему больше, чем мне, нужен был отдых.

– Ты совсем не спал. Прости меня.

– Не надо извиняться за то, в чем нет твоей вины.

– Прос…

– Ладно, над этим мы еще поработаем. – Он качает головой, на губах расплывается сонная улыбка. – Как бы то ни было, я уже позвонил Джексону, сегодня с парнями поедет он, а мы поможем Кейт с… ну, чем там она занимается. Пока остальные не вернулись из Калгари, останешься у меня. Потом будем по очереди дежурить у твоего домика, покуда этот подонок не угомонится… или не заявится на ранчо и не огребет целый мешок сердечнейших приветствий от Уэллсов. В любом случае тебе больше не о чем беспокоиться. Он тебя не достанет.

Я хочу сказать, что это лишнее, однако сама себе не верю.

– Спасибо. М-м… ты объяснил Джексону и Кейт, в чем дело? – Я сглатываю.

– Нет, дорогая. У каждого здесь есть своя история. Просто ранчо – особый вид родства, мы встаем друг за друга горой, не спрашивая причин.

Если бы запас слез не иссяк вчера, я бы, наверное, заплакала. А хорошо бы выдавить хоть одну каплю, чтобы он снова прижал меня к груди. С радостью провела бы все утро, ощущая его пальцы в волосах, слушая его сердцебиение. Если прошлая ночь была бурей, о которой говорила Берил, то он – мое мягкое одеяло рядом с уютным камином. Он согревает и успокаивает, дарит защиту и надежду.

– Ладно, пойдем завтракать. Если я не встану прямо сейчас, отключусь.

– Поспи немного. Я побуду с Кейт и Одессой.

– Нет уж. Мне нужно быть рядом. На всякий случай.

Остин встает и потягивается, открывая голый живот. Вспоминаю, как близка я была вчера к тому, чтобы поцеловать его грудь, как сильно мне хотелось скользнуть рукой вниз, к его дорожке страсти, а потом медленно покрыть ее поцелуями.

– Остин? Можно тебя обнять?

– Конечно. И впредь не спрашивай.

Он притягивает меня к себе, я прижимаюсь макушкой к щеке. Стиснув пальцами его рубашку, глубоко вдыхаю. Рука нежно гладит меня по спине, расслабляя и успокаивая. Вот теперь я готова к новому дню.

По пути к большому дому достаю из кармана телефон и протягиваю Остину. Раз уж начала раскрывать карты, нечего оставлять тузов в рукавах. В конце концов, он имеет право знать, во что ввязывается. Если попросит, уеду. Он ведь прав: мое присутствие ставит под удар всех жителей ранчо.

На самом деле речь всего-то о паре сообщений с заблокированного номера. Вот только эти несчастные сообщения убедили меня: что бы я там ни думала о своем светлом будущем, я все еще нахожусь во власти Кей-Джея.

Неизвестный отправитель: Последний шанс, Сесиль. Думала, я не найду твой новый номер? Думала, не догадаюсь погуглить код региона? Я уже сузил круг до нескольких мелких городишек.

Неизвестный отправитель: Тебе там не место, детка. Как же ты без маникюра, массажа и шопинга?

Неизвестный отправитель: Возвращайся домой. Сделаем вид, что у тебя не было никакого нервного срыва.

Неизвестный отправитель: Не забывай, что мы женаты, Сесиль. Не вернешься сама, я за тобой приеду. Найду в любой захолустной дыре, в которую ты забьешься, и верну. Пока смерть не разлучит нас, детка.

Остин останавливается и поворачивается ко мне, вздымая облачко пыли:

– Черт, это определенно угрозы.

– Если считаешь, что все слишком серьезно, скажи, и я уеду, – отвечаю я, поморщившись. – Не хочу подвергать опасности вашу семью. Он точно сдержит слово. Не сегодня и не завтра, может, даже не на следующей неделе, но рано или поздно он появится.

– Вообще-то я понимаю, почему он хочет тебя вернуть… – Остин краснеет, и мое сердце на мгновение замирает. – Но нет. Я никуда тебя не отпущу. То есть… если ты когда-нибудь решишь уехать, я пойму. Только после того, как мы разберемся с этой сволочью, ясно?

– Ясно.

– Если хочешь, расскажи Кейт, что случилось. Только пушку не упоминай, ладно?

Не дожидаясь ответа, Остин продолжает путь. Он, конечно, прав. Кейт неглупая женщина, ждущая второго ребенка. Если она почувствует реальную опасность, меня выставят за ворота сегодня же, и не важно, что мы друзья.

– Какого черта? – Кейт стоит на крыльце, уперев руки в бока, от чего ее живот выпирает больше обычного. – Ты почему отправил Джексона бог весть куда? Между прочим, звонок нас всех перебудил.

– Извини, – бормочет Остин, протискиваясь мимо нее в дом.

Кейт неодобрительно качает головой, явно сбитая с толку. Почему ее мужа разбудили ни свет ни заря в выходной, а его брат прохлаждается здесь?

– Кейт, мне надо кое-что тебе рассказать. – Я киваю в сторону плетеных стульев у входной двери.

Выдаю урезанную версию истории. Кейт забрасывает меня вопросами, я терпеливо отвечаю на каждый, подробно описывая все дерьмо, через которое прошла в последние три года. Краем глаза замечаю, как возвращается Остин с чашкой свежесваренного кофе и тихонько садится на ступеньки. Он слышал лишь о ночи побега, так что в моем рассказе и для него много нового. Кейт плачет в три ручья, видимо, из-за гормонов. Остин слушает молча, положив голову на руки, нога нервно притопывает по доскам. Я же на удивление спокойна, будто пересказываю прочитанную книгу, а не историю собственной жизни.

Дойдя до конца, по совету Остина опускаю сцену с пистолетом и почти не испытываю чувства вины: Кейт и без того рыдает так, будто все это произошло с ней.

Когда она немного успокаивается, мы втроем идем в дом. День проходит почти как обычно, разве что Остин со своими бумагами располагается за кухонным столом, а Кейт продолжает задавать вопрос за вопросом. Закончив работу, помимо обычной усталости чувствую, как сильно истощена эмоционально. Остин предлагает вернуться к нему, а я даже ответить не в состоянии, просто киваю и медленно иду к двери.

Минут двадцать мы сидим в блаженном молчании, потом он, наконец, заговаривает:

– Может, поужинаем здесь? – В глазах мольба.

– Господи, с радостью! – Я облегченно выдыхаю. – Не выдержу больше ни единой слезинки. Не знала, что во время беременности организм вырабатывает целый океан слез. Я уже боялась, как бы у нее обезвоживание не началось.

Весь день Кейт принималась всхлипывать, едва взглянув в мою сторону, а уж если я смотрела ей в глаза, слезы просто рекой текли. Несмотря на мои опасения, что стресс плохо скажется на ее здоровье, Кейт заявила, что хочет знать подробности, так что я пообещала ответить на любые вопросы. И тут же пожалела об этом. Не из-за неловкости, просто она рыдала так, что Остину пришлось увести Одессу поиграть на улицу, чтобы не волновать ребенка. А вообще-то откровенно поговорить обо всем было даже приятно. После трех лет одиночества я уже не надеялась, что смогу кому-то открыться.

– Отлично. Макароны с сыром? У меня тут с продуктами не очень.

– О-о, с удовольствием! Тысячу лет их не ела! – Утопаю в диванных подушках с блаженным стоном, от которого брови Остина ползут вверх. – А хот-догов, случайно, нет?

Кей-Джей терпеть не мог дешевой еды. Ему подавай изысканные дорогие блюда. Ни макарон с уже натертым на фабрике сыром, ни замороженных хот-догов или пицц, ни даже готовых завтраков, на которых я выросла. Даже если бы я умоляла о них, ни за что бы не получила. Более того, вообще ничего не получила бы.

– Тебе легко угодить. – Остин хлопает себя по бедрам и встает. – Макароны с сыром и хот-доги уже на подходе.

– Я помогу. Ставь воду, я достану сосиски. – Иду за ним, прекрасно понимая, что кухня слишком мала для двоих. Кожа теплеет от волнения, будто я девочка-подросток, которая надеется, что симпатичный мальчик коснется ее мизинцем на свидании с дуэньей.

Сколько ни смотри на кастрюлю, вода быстрее не закипит, так что я смотрю на Остина. Он прислонился к дубовому шкафчику, скрестив руки на груди. Вены на предплечьях бегут к бицепсам, скрытым рукавом рубашки. Вспоминаю, как соблазнительно он выглядел вчера без рубашки. Волосы на груди, еще мокрые после душа, впадинка над ключицей, рельефные мускулистые плечи… Глаз не оторвать. Он настолько красив, что это просто несправедливо по отношению к другим ковбоям, многие из которых считаются весьма привлекательными. А Остин, похоже, даже не осознает этого.

– О чем ты думаешь? – спрашивает он, поймав мой взгляд.

«О том, как сильно хочу сорвать с тебя одежду». Нет уж, я не такая дерзкая, чтобы озвучить свои мысли. Особенно когда его глаза буквально разрывают меня на части.

– Кейт засыпала меня вопросами, ты же не задал ни одного. Если хочешь, спрашивай.

Язык Остина упирается в щеку изнутри, глаза опускаются. Спустя несколько долгих секунд он произносит:

– Ты его еще любишь?

– Господи, нет! – отвечаю я, не задумываясь. – Когда все только началось, любила. Надеялась, это его изменит. А потом еще долго боролась с собой, когда стала понимать, что любовь ушла. Мне и сейчас иногда грустно, что все обернулось вот так. Нет. Я уже давно не люблю его. Поэтому и намерена подать на развод при первой возможности.

Остин, как всегда, молча фыркает.

– Еще вопросы?

– О да, у меня масса вопросов. Только не к тебе.

– А можно мне спросить? – произношу я, и его бровь приподнимается, а подбородок вздрагивает. – Твое отношение ко мне изменилось?

Нервно сглатываю в ожидании ответа, блуждаю взглядом по кухне: черные ручки шкафчиков, полосатое полотенце на дверце духовки, одинокий магнит в форме дерева на холодильнике. Похоже, нарисован Одессой. Не знаю, какого ответа жду. И «да» и «нет» звучат паршиво.

– Да. – Остин глубоко вдыхает, словно за нас двоих, потому что я вдохнуть не в состоянии. – Ты столько пережила! Самые стойкие люди, которых я знаю, не вынесли бы и половины. Ты же не просто вынесла, а сохранила жизнерадостность, сделавшую тебя настоящим солнцем нашего ранчо. Не представляю, как тебе удается быть такой сильной.

Его слова – бальзам на душу.

– Не такая уж я и сильная. Я не плакала сегодня лишь потому, что кончились слезы – слишком много плакала раньше. Так что я не сильная, а равнодушная. Не уверена, что это достойно восхищения.

– Поверь, я знаю, о чем говорю… – Он резко отворачивается, встряхнув растрепанными темными волосами.

Запустив макароны в кастрюлю, Остин вновь поворачивается ко мне.

– Тогда, в день рождения мамы, я схватил твою руку, и тебя прямо передернуло. Я понял – что-то не так, но и подумать не мог, насколько все плохо. Хочу, чтобы ты знала: я никогда не посмел бы это сделать, если бы был в курсе. Прости меня.

– В этом фишка секретов. Нельзя винить людей за то, что они не в курсе.

Охваченная внезапной жаждой близости, я делаю шаг вперед, прижимаюсь к его груди и растворяюсь в успокаивающих объятиях. Сильные руки обвивают меня, кожа в тех местах, где наши тела соприкасаются, горит, будто меня в ванну со скипидаром посадили. Кончики его пальцев скользят вниз по предплечью, высекая фонтаны искр.

Откинув голову, провожу ладонью по его подбородку и закрываю глаза, наслаждаясь ощущением дыхания на лице и губах. Обвив мою талию, рука слегка напрягается и сжимает бедро – то же движение, что делал Кей-Джей на людях, чтобы со стороны мы выглядели влюбленной парой. Вздрагиваю всем телом, будто падаю в пропасть, предательский рефлекс не дает мне времени даже осознать случившееся. Дьявольски внимательный Остин отстраняется, веки подрагивают, в широко распахнутых глазах тревога. На моих же проступают слезы смущения.

– Сесиль, я не могу…

– Прос… – Увидев его нахмуренные брови, умолкаю на полуслове: «никаких извинений». – Я хочу, чтобы ты ко мне прикасался, даже если я вновь отшатнусь. Я – сломанная кукла, и что? Недостойна нежных прикосновений?

– Только таких и достойна. И вовсе ты не сломана, просто твое тело боится. Пойми, я не хочу, чтобы тебе было неприятно. Тем более ты мне в этом ни за что не признаешься.

А ведь он прав. Вряд ли у меня хватило бы сил сказать, что мне что-то не нравится, так сильно я его хочу. Слова бесполезны, поэтому я молча провожу рукой по щеке Остина. Наши грудные клетки синхронно вздымаются в бессловесном вдохе, между ними витает несбывшийся поцелуй.

– Я дождусь, когда ты начнешь мне доверять.

Киваю и кладу голову ему на грудь. Целительное тепло, словно сауна, снимает тяжесть прошедшего дня. Наконец, Остин нежно шепчет мне в волосы:

– Думаю, ужин готов.

Скользнув руками по его торсу, отступаю на шаг и смотрю в глаза. Они как открытая книга, и сейчас в них читается, что он не хотел размыкать объятия. Мы оба определенно изголодались по ласке больше, чем по пище.

– Иди в кровать, – бормочу я, выходя из ванной и поправляя пижамные шорты. Похоже, недосып снижает остроту мышления так же, как алкоголь. – Не в этом смысле. Просто спать.

Хотя-а…

– Мне и здесь неплохо. – Остин с осторожной улыбкой похлопывает по старенькому дивану.

– Пожалуйста! – М-да, я определенно не в себе. – Мы же можем вести себя как взрослые и спать в одной кровати, правда? Тебе нужно хорошенько отдохнуть, а я… не в состоянии спать одна.

Произнесенные вслух, слова кажутся еще более жалкими. Но ведь друзья могут делить кровать, верно? Даже если они разного пола. Даже если я всю ночь буду бороться с соблазном поцеловать «друга».

Слишком уставший для споров, Остин плетется за мной в спальню. Руки замирают на нижнем крае футболки.

– Раздевайся. – Я забираюсь под толстое мягкое одеяло. – Ой. Опять-таки: не в этом смысле. Извини, я так устала, что ничего не соображаю.

Хрипло усмехнувшись, он стаскивает футболку и джинсы.

– Хватит уже извиняться.

Увидев его в одних боксерах в свете ночника, на секунду задумываюсь, не попросить ли снять и их. В низу живота разливается теплое, приятное покалывание, как на языке от первого глотка шампанского.

– Ой, ты такой… большой. – Я хихикаю, пьяная от усталости, бесстыдно разглядывая его тело.

Высокий, широкоплечий, уверенный в себе, он подходит к кровати, и в каждом его движении сквозит неукротимая сила. Однако больше всего вчера, когда я трогала клеймо, мне понравилась мягкость его кожи. Он – не высеченная из камня скульптура, а живой человек. Мужчина, который весь день вкалывал на ферме и вернулся домой, чтобы вкусно поесть и обнять любимую женщину. Сегодня этой женщиной могу побыть я.

– Ты слишком устала, – качает головой Остин.

– Точно. А ты все-таки несправедливо привлекателен.

– Не так, как ты, Горожанка.

Он выключает ночник и сжимает мою руку, устраиваясь поудобнее. Будь мы в моем домике с обычной двуспальной кроватью, постоянно касались бы друг друга. Здесь же между спящими можно выстроить стену из подушек, и мне это не по душе.

Он засыпает очень быстро, дыхание замедляется и становится глубже. Впервые за долгие годы этот звук не вызывает желания улизнуть. Наоборот, я немного придвигаюсь, тянусь к его руке и кладу ее на себя, будто одеяло. Когда я в последний раз искала подобной близости? Не вспомнить. Как я жила без нее столько лет? Не понять.