Проклятие Бессмертных: Королева Грёз и Кошмаров (книга 3)

Глава 14

Нина

Сидеть взаперти в комнате, где совершенно нечем заняться, становилось невыносимо скучно. Я уже сбилась со счёта, сколько раз обошла по кругу платформу вокруг рва. Пятьдесят? Сто? Какая, в сущности, разница.

Но хуже самой скуки было то, что приходило ей на смену. У меня появилось слишком много времени для размышлений.

А размышления означали, что приходилось снова и снова прокручивать в голове всю эту безумную ситуацию, в которой я оказалась. И это было поистине мучительно.

Я поёжилась при воспоминании о том, что Самир проделал со мной прошлой ночью. Он вскрывал меня, словно труп на столе судмедэксперта. Но я при этом была жива. Более того — в полном сознании. Ощущение его когтя, режущего мою кожу, было лишь началом кошмара... Но, когда он принялся отделять её и копаться в моих внутренностях — вот тогда началось настоящее испытание.

В обычной ситуации шок взял бы своё и милосердно отправил меня в объятия смерти или хотя бы забытья. Но этого не случилось.

Видимо, теперь, когда я стала королевой Нижнемирья, я обрела некую особую живучесть. Вот уж повезло мне. Теперь я могла протянуть гораздо дольше, прежде чем умереть, и на собственной шкуре испытала, с какой невероятной скоростью способна исцеляться.

Всё это лишь удерживало меня в сознании дольше обычного — до тех пор, пока я наконец не отключалась от кровопотери.

«Королева Дома Глубин», — называл меня Самир, злорадствуя, издеваясь надо мной и наблюдая, как я корчусь от боли. Вот уж посмешище. «Королева», которая была не более чем живой игрушкой для безумца, проводящего над ней свои извращённые опыты.

Всё это время Горыныч умолял меня выпустить его наружу, чтобы остановить Самира.

И всё это время я не делала этого.

Ведь если бы я остановила Самира, если бы сбежала из этой проклятой комнаты, на этом всё и закончилось бы. Мне пришлось бы столкнуться лицом к лицу с Владыкой Каелом и всеми остальными. Мне пришлось бы провести остаток своей жизни — нет, поправка, целую вечность — защищаясь и оправдываясь.

Мои мысли кружили вокруг них. Сайласа и всех прочих. Я доверяла Жрецу. Я даже считала его своим другом. Но он предал меня, обрёк на смерть, как и все остальные.

Я не хотела выходить в тот мир. Как бы нелепо это ни звучало, рядом с Самиром я действительно чувствовала себя в большей безопасности. Даже несмотря на то, что он меня пытал. По крайней мере, я была рада своей высокой болевой переносимости. Для меня самой это стало открытием, но я, пожалуй, могла этим гордиться.

А может быть, я просто больше не боялась боли.

Боль уже не казалась таким уж страшным делом, когда исчез страх смерти. Когда исчез страх увечий. Когда я знала, что как бы ужасно всё ни было, через несколько часов я снова стану как новенькая, и всё это превратится лишь в мерзкое воспоминание. Боль оставалась всего лишь болью. Мне она не нравилась. Но я научилась загонять её куда-то в дальний уголок сознания, где она переставала иметь значение. Оказалось, у меня неплохо это получалось.

Вот, к примеру! Горыныч кружил вокруг моей головы, словно птица, описывая круги и пикируя вниз. Он тоже смертельно заскучал, но развлекался тем, что выделывал в воздухе акробатические трюки, пока я расхаживала по краю платформы.

— Мне не нравится быть королевой. Совершенно не нравится.

Привыкнешь. У этого есть серьёзные преимущества. Просто ты слишком боишься их обнаружить.

— Я не боюсь.

Ещё как боишься. Если бы Владыка Каел прямо сейчас вошёл сюда, ты бы наложила в штаны.

— Неправда.

Ты врёшь самой себе. Буквально.

Я вздохнула и покачала головой. Да, ладно. Горыныч был прав. Боль пугала меня меньше, чем то, что мог со мной сделать Владыка Каел. С болью я могла справиться. А вот умирать во второй раз мне совершенно не хотелось.

— Ты смог бы защитить меня от Владыки Каела?

От одного Каела? Возможно. От Каела с его армией? Неа. Сейчас ты — артистка-одиночка, а он — нет. В этом вся проблема.

— Самир мне поможет.

Конечно, поможет. Но Самир не может быть рядом постоянно. Ты это усвоила на горьком опыте. Нет уж. Тебе пора заканчивать с этими прятками.

— Мне нравится прятаться.

Это всё временно. Ты и сама это знаешь. Ты не можешь вечно здесь сидеть.

— Знаю.

Потому что я тут спятить могу от скуки. И тогда тебе придётся иметь дело с двумя психами.

— Мне просто нужно время. Это слишком много всего, чтобы осмыслить так быстро, понимаешь?

— В этом нет никаких сомнений.

Услышав голос Самира, я обернулась. Горыныч, как и следовало ожидать, должно быть, исчез в ту же секунду, когда появился чернокнижник. Мужчина в чёрном стоял в центре платформы и смотрел на меня. Воспоминание о том, что он проделал со мной прошлой ночью, болезненно сжало мне желудок. Он протянул ко мне руки, но я не двинулась с места.

Самир вздохнул, словно смирившись со своей участью.

— Опять я застаю тебя за разговорами с самой собой. Пожалуй, мне следует хотя бы принести тебе комнатное растение, как думаешь?

— Или телевизор. У вас тут вообще есть такие?

— Да, в некоторых городах. Я нахожу подобные развлечения отвратительными.

— Ты предпочитаешь пытать людей, я в курсе.

То, как поникли его плечи, заставило меня почувствовать себя ужасно из-за этого язвительного замечания. Я тут же пожалела о сказанном, но слова уже не вернуть.

— Я пришёл с ещё одним гостем для тебя.

— Гриша?

— Нет. Жрец.

Я скривилась и отвела взгляд. Прекрасно. Я всё ещё была очень зла на вампира, и все надежды на беседу, которая могла бы хоть немного меня подбодрить, рухнули в одно мгновение.

— Какое ему дело? — Да, я всё ещё таила обиду.

— Он пришёл узнать, не подключил ли я тебя к одному из своих аппаратов. Если хочешь, могу его выставить.

— Нет... Ладно уж. — Я снова посмотрела на Самира и покачала головой. — Рано или поздно это всё равно должно случиться.

Самир сделал жест, и рядом с ним в пространстве открылся очередной портал. Из чёрного разрыва вышла фигура в белом. Высокая, худая, мертвенно-бледная. Как только Сайлас переступил через врата, они закрылись за ним. Жрец посмотрел на меня и одарил слабой, скорбной улыбкой. Его глаза кричали о печали даже сильнее, чем обычно.

— Моя госпожа, — произнёс Сайлас и двинулся через платформу ко мне. Затем замер и оглянулся на Самира, явно не желая его обидить и тем самым обречь себя на мучительную смерть.

Самир, казалось, отвлёкся на свои запонки, и я подозревала, что это дешёвая уловка, чтобы выглядеть незаинтересованным в происходящем. Он прислонился к столу, скрестив лодыжки. Взгляд Сайласа скользнул к бирюзовой маске на столе.

— Что бы ты ни делал, не спрашивай её о маске. Судя по всему, — Самир поддразнивал меня, — у неё на этот счёт сильные чувства.

— Понятно. — Сайлас снова повернулся ко мне. Он приблизился осторожно, словно опасаясь, что я могу натворить.

Может, он не знает, что ты ничего особенного сделать не можешь. Или думает, что ты окончательно рехнулась. Ты вполне могла спятить и вылизывать стены, насколько ему известно.

Вообще-то, шансов, что ты спятишь, было больше, чем что останешься в здравом уме. Честно говоря.

Голос Горыныча звучал у меня в голове, и мне удалось не выказать раздражения на лице от этого вторжения. Эта живая версия всплывающих подсказок в моей голове раздражала, особенно когда змея не было видно.

Я всегда рядом. Просто они меня не видят.

Я чуть не сорвалась и не крикнула Горынычу, чтобы он заткнулся — это было бы невероятно неловко. Но я успела проглотить слова в последний момент и замаскировала своё раздражение, проведя руками по волосам. Мне нужен был момент, чтобы взять себя в руки.

— Здравствуйте, Сайлас.

— Рад видеть, что ты... Я бы сказал, в порядке, но не знаю, так ли это. Как ты себя чувствуешь?

— Какого чёрта вас это вообще волнует, Сайлас? — огрызнулась я. — Вы — часть причины, по которой со мной происходит вся эта хрень.

По его лицу можно было подумать, что я его ударила.

— Именно поэтому я и пришёл.

Он преодолел разделявшее нас расстояние, остановившись в нескольких шагах от меня, и затем опустился на колено передо мной. Он был настолько высок и при этом двигался так грациозно для человека такого роста.

Я отпрянула в изумлении, а Самир перестал возиться с запонками, чтобы понаблюдать за происходящим.

Сайлас склонил голову.

— Я был соучастником твоей смерти. Я знал, что происходит, и ничего не сделал, чтобы это остановить. Более того, я тоже считал, что это необходимо. Я стал жертвой тех же страхов и паранойи, что и все остальные. Когда я увидел великую оррерию с восстановленной бирюзовой сферой, я был в ужасе от того, что это может означать.

Что за оррерия?

Потом объясню.

Жрец продолжал, блаженно не ведая о разговоре в моей голове:

— Я виновен в твоей смерти не меньше, чем Владыка Каел. Именно моими действиями Владыка Каел утвердился в своих теориях ещё до того, как Оракул сказала нам, что ты должна умереть, чтобы спасти этот мир. Она лишь подтвердила то, что уже было в движении. Боюсь, что теперь мои слова всё же могли обречь нас всех на гибель.

— Что ты сделал, Сайлас? — прорычал Самир. Он рванулся к Сайласу. Я подняла руку, останавливая его, и была шокирована, когда это сработало. Я молча умоляла его дать Жрецу договорить. Самир не отступил, но замер на месте, стиснув кулаки.

Сайлас держал голову низко опущенной, в знак стыда.

— Нина, в ту ночь, когда ты рассказала мне о природе его исследований, я в страхе побежал к Владыке Каелу. Я рассказал Владыке в Алом о том, что намеревался сделать Самир — воскресить Дом Глубин из небытия. Мы все боялись, что он может сделать, если в его руках окажется власть Вечных. Я сам видел тому доказательства в прежние дни.

— Что вы имеете в виду? — я нахмурилась.

— Не продолжай, Жрец. Эту историю должен рассказать я, а не ты, — мрачно предупредил Самир.

Я покачала головой, снова чувствуя себя отстранённой от всего. Что это была за история, которую Самир не хотел мне рассказывать? Я знала, что Самир мог быть мерзавцем — более того, я начинала узнавать это на собственной шкуре — но неужели всё было настолько ужасно в сравнении с небытием?

Сайлас поднял на меня глаза.

— Пожалуйста, пойми. Я пережил кровавую войну, которая опустошила наш мир. Она стоила нам миллионов жизней и оставила глубокие раны на всех нас. И всё это было сделано по его воле. Когда Лириена сказала нам, что ты должна умереть, чтобы спасти этот мир, я с готовностью позволил себе поверить, что твоя смерть может предотвратить его восхождение к абсолютной власти.

— Вы все настолько его боялись, что проголосовали за то, чтобы Владыка Каел меня убил? — слабо спросила я, внезапно ощутив смертельную усталость от всей этой истории.

— Голосования не было. — В голосе Сайласа слышалось неподдельное сожаление.

— Какая разница. — Что уж там, добавить оскорбление к оскорблению. — Вы все решили убить меня, чтобы не дать ему, — я ткнула пальцем в сторону Самира, — получить контроль над ещё одним сновидцем? Вы же знали, что я не имела никакого отношения к его чёртовым научным экспериментам с метками из преисподней. Вы это знали!

— Знал. Я хотел верить, что ты — некий неизвестный тайный ключ к его планам. В этом моя ошибка.

— Вы все отправили меня на смерть, чтобы предотвратить именно то, что в итоге и произошло. — Я рассмеялась над печальной иронией ситуации. — Та-дам! Что ж, идите вы все к чёрту.

Сайлас молчал, стоя передо мной на коленях. Даже в такой позе он всё ещё оставался невероятно высоким. Чёртовы идиоты, все до единого. Но мой гнев улёгся и не смог удержаться, когда я всё обдумала.

Самир был безумцем. Жаждущим власти, самовлюблённым, неудержимым явлением природы. Он всегда был уверен в правильности своих методов. Я знала, каким жестоким он мог быть, и стояла на пороге того, чтобы узнать в точности, насколько больным и извращённым способен быть человек с его репутацией.

Но я также знала, что он был намного большим, чем просто это. Моё мнение о чернокнижнике представляло собой запутанный, перепутанный клубок, особенно сейчас. Я любила его. Я хотела ощущать его объятия, слышать его смех и перепалки с ним. Я хотела слушать его истории, даже со всем тем, что он сделал и собирался ещё сделать.

Я скучала по Самиру, когда его не было рядом, и страшилась его присутствия, когда он был здесь. Но он не был воплощением зла.

Насколько ужасной должна была быть та война для Сайласа — который, судя по всему, был существом, способным к сочувствию — чтобы он утратил способность видеть многогранность личности Самира? Мне нужно было спросить.

— Вы все действительно настолько его ненавидите?

Самир фыркнул от смеха.

После долгой паузы, в течение которой Сайлас подбирал слова, он ответил:

— Я стал испытывать к нему глубокий страх. Он поглотил меня целиком. Теперь, в бледном свете того, что я совершил, я вижу свои действия такими, какими они были на самом деле — рождёнными не из заботы о безопасности нашего мира, а из трусости.

Я могла это понять. Не хотела, но могла. Он просто делал то, что считал правильным. Даже Владыка Каел, когда убил меня. Все они — они лишь делали то, что, по их мнению, были обязаны сделать.

Они все боялись так же сильно, как и я.

Они все были в ужасе от того, что может случиться или что это может означать для их жизней. Убить маленькую смертную девчонку, чтобы спасти мир, было достойно сожаления, но не было трудным выбором. Это была небольшая цена за спасение от ужасов, которые мог обрушить на них «Великий Злодей Самир».

Я шагнула вперёд и положила руку на плечо Сайласа. Белый костюм, который он носил, был мягким под моими пальцами, даже если от него не исходило никакого тепла тела. Ну конечно. Вампир.

— Я прощаю вас.

Сайлас поднял на меня глаза, неуверенный и удивлённый.

— Если есть что-то, к чему я могу испытывать сочувствие, так это к страху. Вы все делали то, что считали правильным. Ничего личного в этом не было. Так что... полагаю, я прощаю вас за то, что вы сделали.

Жрец поднял холодную руку и положил её поверх моей, сжав её, безмолвно благодаря меня.

— Но, — продолжила я, — у меня к вам есть просьба.

— Всё что угодно, моя госпожа.

— Я хочу, чтобы вы пошли и рассказали всем вот что. Если я не могу ненавидеть Самира даже сейчас, то вы, слабаки, можете, блин, заткнуться на эту тему.

Сайлас моргнул и поднялся. Моя рука соскользнула с его плеча. Вампир обдумывал мои слова, открыл рот, чтобы заговорить, остановился, закрыл рот, тупо повторил это действие, а затем склонил голову в знак согласия.

— Да, моя госпожа.

— И я хочу, чтобы ты повторил им это слово в слово, — добавил Самир с нескрываемым удовольствием. Он взмахнул запястьем, и чёрные кружащиеся врата снова открылись. — Ты свободен, Жрец.

Сайлас бросил на меня последний взгляд, прежде чем исчезнуть в пустоте. Круг сжался и исчез через секунду.

Я подошла к краю кровати и села. Мне нужна была минута после всего этого. Оперев локти на колени, я уткнулась лицом в ладони.

— Дай-ка я правильно пойму. Вечные велели Лириене сказать им всем, чтобы меня убили?

Звук остроносых туфель по полу возвестил о приближении Самира.

— Да.

— Не думаю, что Вечные мне очень нравятся.

— В этом мы сходимся во мнении.

Я почувствовала, как Самир присел передо мной на корточки, мои ноги оказались между его коленями. Его металлическая рука легла на моё бедро, а другой он медленно провёл по моим волосам.

— Ты серьёзно имеешь в виду то, что сказала?

— Какую часть? Что им всем можно пойти к чёрту?

— Это, я знаю, ты говоришь без всяких сомнений. — Он усмехнулся. — Нет, то, что ты не ненавидишь меня.

Я опустила руки, чтобы посмотреть на него. Его металлическая маска слегка наклонилась в любопытстве. Мужчина, которого я любила. Мужчина, которого всегда буду бояться, сколько бы времени мы ни провели вместе. Он был пантерой, прирученной лишь до определённой степени, способной сорваться в любой момент. Но я ничего не могла с этим поделать.

— Конечно, я тебя не ненавижу.

Я протянула руку и коснулась его металлической щеки, а он прильнул к моему прикосновению, даже если не мог его почувствовать.

— Даже после того, что я сделал с тобой? После того, как я причинил тебе боль?

— Если бы ты делал это просто ради забавы, я была бы куда более расстроена.

— Что ж, тогда. Полагаю, теперь я знаю, что не стоит спрашивать. Ты избавила меня от неловкого вечера, спасибо.

Я рассмеялась над его мрачным юмором.

— Но, как и они, да, ты меня пугаешь. Я боюсь того, на что ты способен. И я не про пытки. Я видела «Пилу». Боли я боюсь, конечно. Но и ладно. Я ведь теперь не могу умереть, так что какая разница?

Самир продолжал гладить меня по волосам, и его прикосновение заставило меня закрыть глаза.

— Тогда что же в тебе пугает меня?

— Потому что я не дура. Я знаю, что ты на этом не остановишься. Ты найдёшь какой-нибудь другой способ причинить мне боль. Я боюсь твоих мотивов, Самир. Я не понимаю, к чему ты стремишься. Ты хотел, чтобы этот мир не погиб. Ты хотел вернуть сновидцев, чтобы спасти его. Отлично. Готово. Но что дальше? Чего ты хочешь? Почему ты вообще убил Влада?

Он коснулся пальцами моей щеки, нежно и тепло.

— Не открывай глаза, Нина.

Его рука наклонила мою голову ближе к нему, и я ощутила его тёплое дыхание на своих губах. Он снял маску. Секунду спустя он завладел моими губами своими собственными. Поцелуй не был ни жестоким, ни грубым, но не оставлял мне выбора. Впрочем, я и не хотела возражать. Я растаяла в его объятиях и вцепилась пальцами в ткань его лацканов.

Он поднял меня на ноги и обхватил ладонью мой затылок, углубляя поцелуй. Наконец он оторвался, позволяя нам обоим перевести дух.

— Прости меня. Я почувствовал непреодолимую потребность это сделать.

Я усмехнулась.

— Не буду жаловаться.

— Теперь можешь открыть глаза.

Я так и сделала, подняла взгляд — и вскрикнула. Быстро пригнув голову, я закрыла лицо руками.

Он не был в маске!

Мне потребовалась доля секунды, чтобы заметить, что его лицо не было скрыто под чёрным металлом.

— Самир, я.… прости!

Самир смеялся.

— Ну же, брось.

— Твоя маска!

— Неужели я не заметил? Она же не сама упала.

— Но...

— Я знаю.

— Но я...

— Ты настолько боишься, что найдёшь меня отвратительным? Обоснованное опасение, полагаю, что твои фантазии будут столь безжалостно разрушены. — Он отвёл мои руки от лица, а я крепко зажмурила глаза. Он снова поцеловал меня, и я издала тихий звук в ответ. Он удерживал поцелуй долго, медленно делая его всё более страстным, прежде чем явно заставил себя остановиться. Всё ещё оставаясь совсем близко, он коснулся губами моего уха.

— Но я думала, что ты никогда не показываешь своё лицо никому. — Я цеплялась за него, держа глаза крепко зажмуренными.

— Не показываю. Никогда не показывал. Ни разу с тех пор, как я низверг Вечных в озеро, где они до сих пор томятся в плену, ни одна живая душа не видела меня таким, какой я есть на самом деле. С тех пор как я создал свою маску, никто не видел меня без неё.

— Тогда я...

— Я ценю твою сдержанность. — Его рука медленно скользила по моим волосам. — Для меня это значит целый мир, что ты волнуешься о том, что это может означать. Но в этом я уверен, моя стрекоза. Открывай глаза.

И всё же я держала их закрытыми, словно ребёнок, которого ведут посмотреть на рождественский подарок.

— Ох, ты невозможна! — Он рассмеялся моему страху. — Почему вдруг стала такой застенчивой? Я и не подозревал, что наши «дурацкие традиции» столь много для тебя значат. — Он потянулся за мою спину и ощутимо ущипнул меня за попу, и от этого мои глаза резко распахнулись, когда я вскрикнула и подпрыгнула от боли. Он ухмылялся мне.

Ухмылялся.

Я видела его лицо.

Выражение Самира смягчилось, он улыбнулся и постарался придать своему лицу спокойный, невозмутимый вид. Он расправил плечи, словно готовясь к армейской проверке — изо всех сил стараясь выглядеть величественно и презентабельно.

В обрамлении иссиня-чёрных волос с редкими сероватыми прядями его лицо было таким же бледным, как и всё остальное. Четыре тёмные линии загадочных символов спускались по одной стороне его лица от линии волос до подбородка, и три — по другой. Семь в общей сложности, архаичные и тонкие, как лезвие бритвы, написанные чёрными чернилами.

Они нисколько не мешали тому, насколько же он был, чёрт возьми, красив. Святые небеса. Острые скулы и такой же точёный подбородок. Губы выглядели слегка обветренными и неухоженными. Глаза были такого глубокого, тёмно-коричневого цвета, что казались чёрными. Ну конечно же. Конечно, они не могли быть какого-то другого цвета.

— Ну... привет. — Я потянулась, чтобы коснуться его лица, и наблюдала, как его глаза цвета пролитых чернил закрылись. Он прильнул к моей ладони и выдохнул дрожащее дыхание — я поняла, что он всё это время его задерживал — и глубоко вдохнул, наполняя лёгкие.

— О, моя стрекоза. — Было так странно видеть, как его рот движется в такт голосу, который я успела узнать.

Я привыкла к его металлической маске, даже при всей её чуждости и неестественности. Я начала принимать, что для меня у него, по сути, не было лица.

— Почему ты... почему ты позволяешь мне видеть тебя? — Я была поражена, насторожена и смущена одновременно, пока моя рука исследовала его лицо, касаясь его по-настоящему впервые.

Он явно был потерян в блаженстве от этого прикосновения и на мгновение не мог найти слов. Когда же он заговорил, голос его был низким.

— В обмен на то, что я сделал. На то, что продолжу делать. По крайней мере, я мог дать тебе эту часть себя взамен.

Боже, я могла смотреть, как он говорит, целыми днями.

— Я думала... — начала я и замялась. Самир шагнул ближе и обнял меня, притягивая к своей груди. Он был тёплым, и запах старых книг и кожи окутал меня. Он был восхитителен. Я не могла перестать касаться его лица, обводя линии письмён, что спускались по нему почти прямыми линиями.

— Что ты думала? — Он открыл свои тёмные глаза. Когда они встретились с моими, он захватил меня своим взглядом. Он улыбнулся. Выражения сменялись на его лице быстро. Он провёл столько жизней за маской, полагаю, что не слишком старался скрывать эмоции на своём лице.

— Я думала, что вы, люди, не показываете друг другу свои лица, если только... — Я осеклась, боясь собрать мысли воедино. Я не должна была делать предположения. Не должна была позволять своему разуму блуждать в этом направлении.

Без предупреждения Самир наклонился и снова захватил мои губы, целуя страстно. Он прижал меня крепко к своей груди и издал вздох удовлетворения. Когда он оторвался, у меня перехватило дыхание.

— Если только что? Ты такая мучительно застенчивая иногда. Это довольно очаровательно. Неужели ты до сих пор не догадывалась, моя дорогая? Разве этого недостаточно в качестве доказательства?

— Доказательства чего?

Его металлический большой палец оказался у моей щеки, наклоняя мою голову назад, пока он целовал мою челюсть, поднимаясь к уху. Тихий стон сорвался с моего горла против моей воли, когда он поцеловал впадинку прямо под мочкой.

— Ты хочешь, чтобы я произнёс это вслух? Чтобы я признался в этом, поставив себя в неловкое положение. Какая же жестокая госпожа из тебя получается.

— Я не понимаю, о чём ты.

Я обнаружила, что цепляюсь за ткань его жилета и пиджака, запутав пальцы в лацканах.

Самир наклонил голову, чтобы прошептать мне на ухо:

— Я хочу, чтобы ты поднялась как моя равная в этом мире. Я хочу, чтобы ты сокрушила всех, кто встанет на твоём пути. Я хочу, чтобы ты превратила этот проклятый мир в свой трон. Потому что я люблю тебя, и, думаю, всегда любил…