Король

Глава 12

Май

— Ты собираешься построить что? — спросил Сорен.

— БДСМ-клуб, — ответил Кингсли. Он наклонился над столом и протянул фотографию, которую выбрал из дюжин других клубов. — За последние три недели я объездил весь мир, чтобы посмотреть, что там творится. Эти фотографии сделал в Лос-Анджелесе. Это больше ночной клуб, чем БДСМ, но в нем есть несколько подземелий. Я был в одном клубе в Германии, он такой же ужасный, как и выглядит. Этот в Новом Орлеане. Бордель и клуб, скорее всего, как у твоей подруги в Риме. А это Чикаго. Ты знал, что в старых клубах «Плейбой» выдавали ключи каждому члену? Мы сделаем что-то подобное…

— Кингсли, остановись. — Сорен посмотрел на него с противоположного конца стола.

— Что?

— Ты снова на наркоте? — задал вопрос Сорен.

Кингсли швырнул фотографию.

— Я чист и чист уже две недели. — Он был не просто чистым, он был трезвым, как стеклышко, намеренно трезвым и блаженно трезвым. Его голова была чистой, глаза яркими, и глубокое истощение до мозга костей, с которым он жил почти год, исчезло. Впервые за все время, что он себя помнил, он был живым и счастливым. — Я пытаюсь сказать тебе, что знаю, что делать со своей жизнью.

— И это…?

— Я собираюсь построить самый большой, самый эксклюзивный, самый впечатляющий С и М клуб в мире.

Сначала Сорен молчал. Но все же он посмотрел на потолок и адресовал ему несколько слов:

— Боже, похоже, тебе не пришло в голову призвать его в Корпус Мира, — сказал Сорен, все еще глядя вверх. — Нужно было выбрать это?

— С кем, черт возьми, ты разговариваешь? — поинтересовался Кингсли.

— С Богом. Я критикую Его, и, возможно, хорошо, что ты вмешался. Это и есть твое великое призвание? Твоя конечная цель? Садо-мазо клуб?

— Нет, — ответил Кингсли, мотая головой. — Не садо-мазо клуб. А С/М клуб. И ты поможешь мне, потому что из-за тебя я его и делаю.

— Из-за меня? — повторил Сорен, указывая на себя. — Какие скачки в логике ты сделал, чтобы вывалить это на меня?

— Ты сделал меня извращенцем, — ответил Кингсли.

Сорен молчал.

— Я хочу оспорить это утверждение, — заявил Сорен.

— Oui?

— Я сказал, что хочу оспорить, а не стану оспаривать. — Сорен вдохнул, наклонился вперед в кресле и сложил руки вместе. — Должен сказать, мне приятно видеть тебя заинтересованным, а не то, как ты напиваешься до смерти, чтобы умереть в тридцать.

— Умереть от пьянства до тридцати так в стиле девятнадцатого века.

— Какова бы ни была причина такой перемены, я рад, что это произошло. Если я как-то могу помочь, я помогу. Но, пожалуйста, помни, что теперь я католический священник, так что я бы предпочел не делать ничего незаконного, если это поможет.

— Ничего противозаконного. Ты самый умный человек из всех, кого я знаю, а у твоей подруги Магдалены есть клуб. С чего мне начать?

— Полагаю, начать стоит с локации. Клуб Магдалены был ее домом, ее дом, ее клуб. Но, думаю, особняк не предназначен для коммерческих предприятий.

— И он недостаточно большой. Как и «Мёбиус». Но, да, ты прав. Нам нужна идеальная локация. Много комнат для игр. Большой зал для большого подземелья. Бар тоже, но мы будем держать потребление алкоголя под контролем. Более-менее.

— Более, — ответил Сорен.

— Ты католический священник. Разве вы не все алкоголики?

— Если я до сих пор не стал алкоголиком, то с возвращением в твою жизнь обязательно стану. Между тобой и Элеонор, это чудо, что я в трезвом уме.

Кингсли указал на него.

— Я приму это как комплимент.

— Еще бы.

— Может, старый госпиталь, — продолжал Кингсли, вернувшись к фотографиям и листая их. — На Манхэттене есть какой-нибудь старый заброшенный госпиталь? Или психушка?

— Психиатрическая лечебница может послать неверный сигнал, — заметил Сорен.

— О, ты знаешь, что они говорят, — ответил Кингсли, широко улыбаясь Сорену. — Мы все тут сумасшедшие.

— Кто сумасшедший? — спросила Блейз, входя в кабинет без стука. У нее в руках было нечто похожее на газету. Плохой знак, когда Блейз была озадачена.

— Моя девушка сумасшедшая, раз прерывает нас, пока мы работаем, — ответил Кингсли, изображая неодобрение, которое было любимой прелюдией у Блейз. Чем больше он был раздражен, тем усерднее она работала над возвращением его хорошего настроения.

— Я же говорила, я не твоя девушка, — ответила Блейз. — Я твой сабмиссив.

— Она права, — вмешался Сорен. — Это совершенно разные понятия.

— Спасибо, Отец. — Блейз сделала реверанс перед Сореном, что было актом подчинения и эксгибиционизма, так как ее зеленый халат в стиле кимоно едва прикрыл бедра. По крайней мере, она была в нижнем белье.

Пока.

— Скажи на милость, какого черта ты делаешь в моем кабинете, когда я сказал не прерывать нас? — спросил Кингсли, схватив Блейз за руку и притянув ее к себе на колени. Она обожала, когда с ней грубо обращались.

— Мне нужно десять тысяч долларов, пожалуйста, — ответила она.

Кингсли посмотрел на Сорена, сидящего на противоположном конце стола.

— Она права. Она не моя девушка. Она моя бывшая девушка.

— Кинг, это серьезно. — Блейз встала с его колен и села на стол лицом к нему. — Это на благое дело.

— О Боже, еще одно благое дело. — Кингсли откинулся на кресло и застонал. — Больше никаких дел. Это приказ.

— Послушай меня, ты французский фашист, — начала Блейз. — Мне нужно пикетировать церковь.

— Chouchou, ты знаешь, как я обожаю тебя, но ты не можешь пикетировать Бога, — ответил Кингсли.

— Можно пикетировать Бога, — вмешался Сорен. — Насколько мне известно, в Библии на это нет запрета.

— Спасибо. Я ценю поддержку, — поблагодарила Блейз. Без улыбки она посмотрела на Кингсли. — Послушай. Это плохая церковь. Они из тех, кто постоянно появляется в новостях с заявлениями «Бог ненавидит педиков» и «Аборты — это убийство». И они приезжают в наш город. Твой город. Прочти.

Кингсли выхватил газету из ее рук. Он взял со стола очки и надел их.

— О, не делай этого, — промурлыкала Блейз. — Я не могу злиться на тебя, когда ты в очках. Ты слишком сексуально выглядишь. Разве Кингсли не выглядит сексуально в очках? — обратилась она к Сорену.

— Я поражен, — ответил Сорен. Кингсли посмотрел на него поверх очков.

— Просто прочти, Кинг. Церковь называется «Путь, Истина и Жизнь», и они пытаются захватить Манхэттен. Те люди, которые протестовали против «Мёбиуса», являются частью этой церкви.

— Ты уверена?

— Да, я спрашивала их, когда была там в прошлый раз. Они пытались доказать, что стрип-клубы эксплуатируют женщин.

— Что ты сделала?

— Ослепила их.

— Не поощряй плохое поведение, — сказал Кингсли и пригрозил ей пальцем. — Если они думают, что снова увидят твою грудь, мы никогда не избавимся от них.

— Мы не избавимся от них. Именно это я и пытаюсь донести до тебя. Они хотят захватить весь город. Парень, который управляет этим местом, кусок дерьма. Он священник Божьей кары и адских мук, хочет вывести содомию на уровень федерального преступления, объявить стрип-клубы и порнографию в любой форме вне закона, запретить общественным школам преподавать теорию эволюции и сделать аборты тюремно-наказуемым преступлением. А еще, они ненавидят католиков. Они считают папу Антихристом.

— И какое это отношение имеет к нам? — поинтересовался Кингсли. — Я имею в виду, кроме того, что ты феминистка, он католический священник, а содомия мое любимое хобби?

— Ты не слушаешь, — зарычала Блейз, щелкнув пальцем для привлечения внимания. — Губернатор Нью-Йорка лучший друг преподобного Фуллера. Его жена и жена мэра вмести ходят по магазинам. Этот парень даже произносит вступительную молитву на всех мероприятиях в Олбани. Церковь богата, могущественна и хочет забрать всю нашу свободу. Преподобный Фуллер словно злой Билли Грэм под кислотой, и мы должны его остановить.

— Я однажды встречался с Преподобным Грэмом, — сказал Сорен, закинув ноги на стол Кингсли. — Хороший человек. И сейчас пытаюсь представить его под кислотой. Только для мысленного эксперимента.

Но Кингсли не слушал. Он смотрел… изучал… пялился… видел…

Вот оно. Именно здесь.

Кингсли открыл ящик стола и достал пачку купюр, перевязанных бумажной лентой.

— Вот, — ответил он, протягивая деньги Блейз и снимая очки.

Блейз обняла его за шею и поцеловала в щеку.

— Merci, monsieur, — ответила она. — Обещаю, сегодня в постели я отработаю каждый пенни. И завтра. И послезавтра…

— Считай это платой за наводку, — произнес Кингсли.

— За что?

— За это. — Он поднял газету, указывая на черно-белую фотографию. — Я нашел клуб.

Кингсли был рад видеть удивленные глаза Сорена.

— Что это? — спросила Блейз.

— Эта церковь купила у города пятиэтажный заброшенный отель, — объяснил Кингсли. — В газете пишут, что они превратят его в новую штаб-квартиру церкви. Там есть бальный зал, бар и пятьдесят гостиничных номеров. В дополнение прилегающий паркинг. Это наш клуб.

— Ты собираешься купить это здание для своего клуба? — с сомнением спросил Сорен.

— Черт возьми, да, — ответил Кингсли.

— Ты серьезно? — уточнила Блейз. Она была испугана и возбуждена. Возможно, он уговорит Блейз на анальный секс, много анального секса. Ему стоит чаще ходить на антицерковные крестовые походы.

— Убийственно серьезен, — заверил Кингсли. Он не мог оторвать взгляда от фотографии в газете. Все выглядело так, как он и мечтал. Он не испытывал этого ощущения судьбоносности, этой правильности в том, что делал, с того дня, когда впервые положил глаз на семнадцатилетнего Сорена, сидящего за роялем в часовне в штате Мэн двенадцать лет назад. Отель был его. Он принадлежал ему. И он мог закрыть церковь, совершив удачную сделку — прихлопнуть двух зайцев одним флоггером.

— Но торги уже состоялись, — заметила Блейз. — Теперь здание принадлежит церкви.

— Мне все равно. Я выкуплю его у них или украду. Но, прежде чем я сделаю то или другое, мне нужно узнать больше об этой церкви. Ты знаешь их? — спросил он Сорена.

— Слышал, — ответил Сорен. — То, что я слышал, безусловно, заставляет задуматься. Церковь политически активна — полноправный член Религиозных правых. Я твердо верю в разделение церкви и государства. Так лучше для государства. Лучше для церкви. Лучше для всех. Именно они, кажется, настроены превратить Америку в евангелическую христианскую теократию, которая, как ты можешь себе представить, относится к католикам не лучше, чем к язычникам подобным тебе.

— Ты должен спросить у Сэм о церкви, — добавила Блейз. — Это она показала мне статью в газете. Она все о них знает.

— Сэм? Кто такая Сэм? — спросил Кингсли.

— Сэм работает в клубе, — ответила Блейз. — В «Мёбиусе». В твоем «Мёбиусе»?

— Сэм. Она новенькая? — Он не мог представить бармена под именем Сэм.

— Она начала месяц назад.

— Почему ты знаешь это, а я — нет? — спросил Кингсли.

— Потому что ты не обращаешь внимания на клуб, кроме тех случаев, когда хочешь переспать с одной из танцовщиц.

— Может, ты и права. Итак, кто такая Сэм?

— Сэм новый главный бармен. И она потрясающая. Очень умная и смешная. У нее своя история с церковью Фуллера, плохая история.

— Насколько плохая?

— Она мне почти ничего не сказала, только то, что, если церковь Фуллера переезжает, переезжает и она. Что было бы печально, потому что она угощает меня бесплатными коктейлями.

— Потому что ты моя девушка? — спросил Кингсли. — Сабмиссив? Кто ты там еще?

— Нет, глупенький, — Блейз закатила глаза. — Потому что я нравлюсь ей.

— Нравишься ей?

Блейз уставилась и многозначительно посмотрела на него.

— Я. Нравлюсь. Ей.

— Кингсли, думаю, твоя бывшая девушка, в настоящее время сабмиссив, пытается сказать, что твой бармен лесбиянка.

— Почему ты еще в моем кабинете? — поинтересовался Кингсли.

— Ты вызвал меня, — напомнил ему Сорен.

— И когда ты начал делать то, о чем я просил?

— Обещаю, это больше не повторится, — ответил Сорен и встал. — Если ты больше не нуждаешься во мне в своем божественно вдохновленном стремлении построить самый большой БДСМ-клуб в мире, то мне нужно написать проповедь.

— Ступай, — разрешил ему Кингсли. — Ты сделал достаточно. Ты… — он указал на Блейз, — ты не уходи из дома. Я вернусь через несколько часов, и твое присутствие потребуется в моей постели.

— Куда ты идешь? — спросила Блейз, пока Кингсли снимал жакет со спинки кресла и шел к двери.

— В «Мёбиус», — ответил Кингсли. — Мне нужно соблазнить лесбиянку бармена.