Глава 33

Оставив Джастина одного в постели, Кингсли натянул брюки, рубашку и босиком направился в кабинет. В нижнем ящике стола, единственном ящике, который он обычно запирал, он вытащил планшет Сэм. В течение пяти недель он лелеял мечту, что Сэм появится на пороге его дома и потребует вернуть ее любимый планшет. За те месяцы, что она проработала у него, он редко видел ее без него. Проработала. В прошедшем времени. Он все еще не мог привыкнуть к прошедшему времени, когда речь шла о Сэм. В его фантазиях она появлялась и говорила ему, что была неправа, что ей не следовало брать деньги Фуллеров, но она нуждалась в них для чего-то, и ей было слишком стыдно сказать ему для чего. Она бы умоляла его простить ее, и он бы простил. Он бы простил ее и принял обратно. И все опять было бы в порядке.

Глупая детская фантазия. Этого никогда не случится.

Он взял ручку и пролистал список, который Сэм создала для их клуба. В маленьком квадратике рядом со словами «Мужчины сабмиссивы» он поставил галочку. Джастину нужна работа, которая позволит ему жить в Нью-Йорке. Кингсли нуждался в парне-сабмиссиве для клуба.

Союз, заключенный в аду.

Сегодня было пятнадцатое сентября. Клуб должен открыться через семьдесят шесть дней, а у него все еще не было подходящего места. Он установил слежку за преподобным Фуллером и отправил мужчину и женщину проститутку, чтобы вовлечь его в скандал. И пока… ничего. Он что-то упускал. У Фуллера была страшная тайна, и он знал об этом. Он видел это в глазах Фуллера, тайный стыд, страх и ужас разоблачения. Тайна определенно была, но Кингсли не знал, как ее раскрыть. И он должен раскрыть ее — не потому, что он так сильно хотел это здание. Он хотел уничтожить Фуллера, потому что Фуллер разрушил его любовь к Сэм. А это был непростительный грех.

Он пролистал записи, которые она оставила в планшете. Ему нравился ее почерк — петельчатый и игривый, даже когда она писала списки дел для БДСМ-клуба. Но его Сэм всегда была созданием прекрасного противоречия. Она одевалась как мужчина и в то же время была самой женственной женщиной, которую он когда-либо знал, от ее легкого и воздушного смеха, до розовых улыбающихся губ, ее гибких, ухоженных пальчиков. И все же у нее было либидо подростка и способность очаровывать любую женщину, натуралку или гея, прямо в ее постель. Хотя она никогда не обозначала свое желание стать любовниками, ничто не делало ее более счастливой, чем прыгнуть к нему в постель, обнять его крепко и быть его «постельным клопом», как она себя называла. Она кусала его за руку или шею, а потом крепко засыпала.

Сколько бы Блейз ни уговаривала его нанять новую секретаршу, он не мог заставить себя заменить Сэм. Пока нет. Не тогда, когда раны еще были свежи, и он все еще мог вызвать в памяти ее запах, звук ее голоса и воспоминание о том, как она сидела у его ног, натягивая сапоги, как будто он был ее королем, а она — его камердинером.

Ему было больно от того, что он просто смотрел на ее записи. И записи были такими банальными. По большей части банальными. Квадратные метры… позвонить поставщику оборудования для подземелья… записать К на массаж… сказать К, что беременна от Сорена… прекрати читать мои заметки, Кинг.

Он рассмеялся так сильно, что чуть не заплакал. Кингсли представил, как она улыбалась, пока писала эти слова, зная, что однажды ему станет любопытно и он прочтет ее планшет. Внизу страницы она нарисовала сердечко с буквой «К» в центре и короной над ней. Рядом с сердцем она нарисовала стрелу и слова «Идея татуировки на левую ягодицу».

— Будь ты проклята, Сэм, — сказал он вслух. Мужчина бросил планшет на стол и взял телефон. Но, прежде чем набрать ее номер, он снова повесил трубку. Она предала его и ушла с его сердцем в зубах. Она предпочла ему деньги Фуллеров, а не его, хотя он снова и снова открывал ей свое сердце.

Он снова взял трубку и на этот раз набрал номер.

— Кингсли, сейчас три часа ночи, — заявил Сорен. Он казался более раздраженным, чем сонным.

— Что на тебе надето?

— Злая ухмылка, — ответил Сорен.

— Тебе идет.

— Чем я обязан за удовольствие этого звонка? — спросил Сорен.

— Я чуть не позвонил Сэм, чтобы сказать ей, как сильно ее ненавижу. Поэтому позвонил тебе.

— Ладно. Расскажи мне, как сильно ты меня ненавидишь.

— Я не ненавижу тебя.

— Тогда ты должен положить трубку, — ответил Сорен.

— Тебе бы это очень понравилось. Почему ты все еще не спишь?

— Читаю.

— В постели?

— В постели.

Кингсли не мог удержаться, чтобы не представить Сорена в постели. Белые простыни на его бедрах, обнаженная грудь, рука под головой, пока он читает. Божественность в непринужденности.

— Что читаешь? — поинтересовался Кингсли, пытаясь отвлечься от мысленных образов.

— Эротический пересказ Книги Эсфирь.

Кингсли застонал.

— Тебе стоит начать заниматься сексом. Пожалуйста. Мне даже все равно со мной или с ней. С кем-нибудь.

— Я в порядке, — заявил Сорен, но Кингсли понял, что он не в порядке. Его «в порядке» прозвучало с надломом.

— Ты скучаешь по этому? — спросил Кингсли. Не этот вопрос он имел в виду. Он имел в виду «Ты скучаешь по мне?».

— Мне двадцать девять, я мужчина и дышу, — ответил Сорен. — Ты как думаешь?

— Никто не станет тебя осуждать, если ты нарушишь обеты. Никто, кто важен.

— Для меня это важно, — ответил Сорен. — У меня есть причины делать то, что я делаю, и не делать того, чего я не делаю. Причины, которые не имеют ничего общего с церковью или священничеством. И причины, которые также не имеют ничего общего с тобой или Элеонор.

— Я могу позвонить Блейз. Она будет через час. Ты бы этого хотел?

Сначала Сорен не ответил, не сказал ни слова.

— Ты думаешь об этом, не так ли? — спросил Кингсли и знал, что Сорен думал.

— Так и знал, что не стоит дружить с дьяволом.

Кинсли улыбнулся.

— Блейз великолепна в постели. Ты не пожалеешь. Она может делать эту штуку во время минета, когда берет твой…

— Кингсли.

— И вбирает так глубоко, что может лизнуть…

— Кингсли.

— Потрясающе. Подарок от Бога.

— Красный.

— Красный? — повторил Кингсли.

— Я пытался использовать стоп-слово в этой беседе.

Кингсли тихо усмехнулся.

— Тебе понадобится более надежное слово, чем это, mon ami.

— Я бы выбрал слово посильнее. На ум уже пришло несколько более сильных слов.

— Если не хочешь Блейз, могу приехать я, — сказал Кингслию

— Думаю, у тебя и так достаточно любовников, — ответил Сорен.

— Мы говорим не о моих потребностях. Мы говорим о том, что нужно тебе.

— Мне нужно поспать, и кто-то мешает мне это сделать.

Кингсли это не смутило.

— Знаешь, это бы ничего не значило. Ты можешь сделать со мной все, что пожелаешь. Боль. Секс. Еще боль.

Сорен снова замолчал. О чем он думал? Что чувствовал? Соблазнился ли он?

Конечно соблазнился.

— Скажи мне кое-что… как давно это было? — спросил Кингсли в наступившей тишине.

Сорен вздохнул.

— Какой сегодня день?

— Пятница.

— Тогда это было… хм… одиннадцать лет. У тебя?

— Одиннадцать минут. — Скорее час и одиннадцать минут, но к чему детали? — Ты ни с кем не был после меня? Ни разу?

— Ни с кем после тебя, — ответил Сорен.

— А твоя Королева-Девственница?

— Я пообещал ей, — ответил Сорен, раздражение исчезло из его голоса. Но Кингсли все еще слышал боль. — Я пообещал ей, что дам ей все. И намерен сдержать это обещание.

— Ты и мне пообещал, — напомнил ему Кингсли. — Ты сказал, что разделишь ее со мной.

— Еще одно обещание, которое я намерен сдержать. Видит Бог, меня ей будет недостаточно. Но я первый ее получу.

— Почему? — спросил Кингсли, улыбаясь сквозь злобу. — Потому что ты увидел ее первым?

— Потому что я не занимался сексом одиннадцать лет.

— Тогда трахни кого-нибудь другого, — ответил Кингсли, наполовину смеясь, наполовину крича. — Меня оскорбляет, что ты сейчас лежишь в своей постели в полном одиночестве и читаешь эротические рассказы о Руфи.

— Эсфирь.

— Понимаешь, что я должен заниматься сексом больше, чтобы восполнить все годы, которые ты не занимался сексом. Кто-то должен восстановить баланс во Вселенной.

— Вселенная благодарит тебя за твою жертву. А теперь могу я повесить трубку? — спросил Сорен.

— Пока нет. Я подумываю убить Фуллеров — обоих.

— Нет, не подумываешь.

— У меня была такая мысль. Быстрая мучительная смерть. Расплата за то, что заставили Сэм предать меня.

— Никто не заставлял Сэм предавать тебя. Если она и предала тебя, то сделала это по собственной воле и по своим собственным причинам. Ты начал войну с Фуллерами. Они ответили. Теперь ты знаешь, почему я пацифист.

Кингсли крепко зажмурился и пожалел, что не может закрыть уши на слова Сорена. Все это время он был слеп. Он обожал Сэм так сильно, что ни на секунду не подумал о том, что она может отвернуться от него. Теперь он видел ее такой, какая она есть на самом деле, и ему хотелось, как Эдип, ослепить себя.

— Ты не сможешь победить, если не будешь сражаться, — наконец произнес Кингсли.

— Кингсли, скажи мне кое-что. Как началась эта битва?

— Я хотел купить отель «Ренессанс» у Фуллеров.

— Почему?

— Потому что это здание мое. Я понял это сразу, как только увидел.

— Значит, ты борешься за него?

— Конечно. Это то, что ты делаешь, когда чего-то хочешь.

— Ты помнишь историю из Библии, известную как Суд царя Соломона? — спросил Сорен.

— Почему мы не можем заниматься сексом по телефону, как обычные извращенцы? — спросил Кингсли.

— История начинается в первой Книге Царств, глава третья.

— Значит, никакого секса по телефону?

— Бог спросил у Соломона какой величайший дар он бы желал получить. Соломон ответил «мудрость», и Бог одарил его величайшей мудростью. Вскоре после этого он попросил разрешить спор между двумя проститутками, которые живут в одном доме. Обе женщины родили сыновей с разницей в три дня. Один ребенок умер. Второй выжил. Одна мать утверждала, что выживший был ее сыном. Друга мать говорила, что ее сына украли и заменили мертвым ребенком.

— Я и забыл, какая отвратительная книга Ветхий завет.

— Дальше лучше, — ответил Сорен. — Женщины потребовали, чтобы царь Соломон вынес решение, чтобы определить, кому принадлежит живое дитя. Соломон заявил «Принесите мне меч», и ему принесли меч. Он сказал, что разрубит младенца надвое и отдаст одной матери одну часть, а другой другую. Одна женщина сразу же закричала «Пожалуйста, повелитель, отдайте ей ребенка, не убивайте его». И так Царь Соломон понял, что женщина, которая, не раздумывая, отказалась от мальчика, чтобы тот жил, и была его матерью.

Кингсли вздохнул.

— И ты клонишь к…?

— Истинное испытание любви — это не всегда «Будешь ли ты за нее бороться?» Проверка настоящей любви обычно «Способен ли ты сдаться?».

Кингсли громко сглотнул.

— Я не могу сдаться. Я не такой сильный как ты. Я не могу отказаться от того, что хочу. Я слишком много потерял в жизни. Я больше не хочу проигрывать.

— Жертва стоит того, — напомнил Сорен. — Попробуй хоть раз. Ты поймешь.

— Говоришь как мужчина, который не занимался сексом одиннадцать лет.

— Я вешаю трубку, — сказал Сорен.

— Это весело, — ответил Кингсли. — Мы с тобой по ночам разговариваем по телефону о девушках. Мы должны делать это чаще.

— Кингсли?

— Oui?

Щелк.

Кингсли рассмеялся и повесил трубку. Он смеялся до тех пор, пока не мог больше смеяться. Он смеялся, пока не ощутил, что больше не хочет смеяться.

Он встал и сделал успокаивающий вдох. Прямо сейчас роскошный блондин, который не мог им насытиться, ждал его в постели.

Он будет трахаться в настоящем. Прошлое может пойти нахер.

Загрузка...