Король

Глава 16

Доктор Саттон измерила его пульс, взяла две пробирки крови, заставила его помочиться в стаканчик и затем сделала кое-что с ватной палочкой, за что обычно мужчины заплатили бы больше пяти сотен долларов Госпоже. Она сказала, что результаты придут через две недели.

— Две недели? — повторил он. — Я должен ждать две недели?

Она посмотрела на него с глубочайшим состраданием.

— Понимаю. Эти две недели ожидания результатов самые пугающие в жизни любого. И они могут прийти быстрее, но обычно это занимает две недели. Попытайтесь не думать об этом.

— Этого не произойдет.

— Я рекомендую вам не вступать в половые связи, пока не будут готовы результаты.

— Невозможно, — ответил он.

— Возможно, — возразил Сорен. — Я прикую тебя к полу, если придется.

— У меня уже был секс, будучи прикованным цепями к полу. Помнишь, когда…

— Кингсли.

— Вам стоит подумать о будущем, — сказала доктор Саттон. — Вы подвергаете свою жизнь риску. Вы подвергаете риску детородную функцию. Даже если вы не хотите детей…

— Хочу.

Сорен резко посмотрел на него. Кингсли не понимал, откуда взялось это слово. Он только что сказал, что хочет детей? Правда? И когда он планировал признаться себе в этом?

— Тогда вам стоит использовать защиту, — продолжила доктор Саттон. — Каждый раз. Пока, конечно, вы не будете готовы к появлению детей.

— Никаких других вариантов? — спросил Кингсли.

— Можешь попробовать целибат, — предложил Сорен, и Кингсли запустил в него палочкой для проверки горла.

— Противоестественно, — ответил Кингсли. — Никто не должен хранить целибат.

— Согласна, — добавила доктор Саттон и подмигнула Сорену.

Доктор Саттон пообещала позвонить, как только будут результаты. Они с Сореном вышли на солнечный свет.

— Она и твой доктор тоже, верно? — спросил Кингсли.

— Да.

— И она ходит в твою церковь?

— Да.

— И она не считает, что священники должны соблюдать обет безбрачия?

— Теперь ты знаешь, почему она мой врач, — улыбнулся Сорен. Улыбка померкла, и он положил руку на плечо Кингсли. — Что бы ни случилось, я буду рядом.

— Две недели. Я умру, ожидая, чтобы узнать, умру ли я.

— У тебя нет моего разрешения умирать.

— Я не выдержу. Что люди, которые не занимаются сексом, делают со своим временем? Кроме того, что планируют самоубийство?

— У меня нет секса. По-твоему, я похож на суицидника?

— Чем ты занимаешься в свободное время?

— Я покажу. Встретимся в Центральном парке на Северной Лужайке в три.

— Разве у тебя нет работы? — спросил Кингсли.

— Я сказал, что утренняя служба в десять. Остаток выходного я проведу с тобой. Приходи в парк. Надень то, в чем удобно бегать.

— Я не хочу бегать.

— Северная лужайка. Три.

Сорен показал три пальца.

В ответ Кингсли показал один палец.

Как только Сорен уехал, Кингсли остановился у таксофона и позвонил Сэм.

— Ты отправляла сообщение на пейджер? — спросил он, как только Сэм сняла трубку.

— У тебя несколько сообщений. Самое важное — Блейз хочет, чтобы ты сопровождал ее на какой-то благотворительный вечер в пятницу вечером.

— Это обязательно?

— Если ты не будешь сопровождать ее, это сделаю я, — ответила Сэм с протяжными нотками в голосе.

— Я отведу Блейз туда. Тебе запрещено красть мою chouchou.

— Тогда нам нужно пересмотреть мои условия работы.

— Что еще? — спросил Кингсли.

— Звонил офицер Купер. Он на двадцать шестом участке. Не знаю, что значит это сообщение, но он сказал: «Передай Кингу, что у меня один живой для него».

Ахх… это звучало многообещающе.

— Я отправляюсь прямо сейчас, — ответил он.

— А что такое «живой»? Кто живой?

— Я говорил тебе, что нам нужны профессионалы: доминатрикс, доминанты, сабмиссивы. У меня есть парочка контактов, которые замечают любого, кто может отлично вписаться в клуб.

— Патрульный полицейский — один из твоих контактов?

— Купер крутой спец.

Он повесил трубку и поймал такси. Мужчина был в таком же восторге от полицейских участков, как и от кабинетов врачей. Сегодня ему уже довелось побывать у врача, так что с таким же успехом посетит и полицию. Если этот день продолжит двигаться по той же траектории, то к его концу он окажется на вечерней мессе.

И все из-за Сорена — стать трезвым, нанять ассистента, пройти обследование, работать. Чертов священник. Он был так рад, что тот вернулся к нему, что Кингсли едва мог дышать, думая об этом.

Офицер Купер, двадцати пяти лет, чернокожий, высокий, мускулистый и симпатичный, встретил Кингсли в холле. Он не проронил ни слова, пока они не прошли полпути к камерам заключенных.

— Кто она? — спросил Кингсли.

— Зовут Ирина Харрис, урожденная Ирина Жирова. Возраст — двадцать два.

— Русская, да?

— Приехала в штаты в восемнадцать в качестве невесты по почте, — ответил офицер Купер. Кингсли усмехнулся. — Я серьезно, Кинг. Мы часто такое видим. Русские женщины так отчаянно желают выбраться из страны, что выходят за американцев, в большинстве случаев за совершенно незнакомого. Их вербуют через брачные агентства. Иногда это срабатывает, и они живут долго и счастливо. Иногда любимая невеста пытается отравить его ужин.

— Она отравила мужа?

— Таково обвинение.

— Ты привел меня сюда, чтобы познакомить с убийцей?

— Покушение на убийство. Не знаю. Ты знаешь, что мне нравится, — ответил офицер Купер. — И она мне нравится. Что-то в ней есть. Хочешь познакомиться?

— С русской невестой-по-почте, которая пыталась убить мужа? Конечно, я хочу с ней познакомиться.

Этот день набирал обороты.

— У меня нет никаких поводов впускать тебя сюда, так что, если кто-нибудь спросит, соври и скажи, что ты ее переводчик или что-то в этом роде.

— Da, — ответил он на русском. — Моё судно на воздушной подушке полно угрей.

— Что бы ты там ни сказал, — ответил Купер и кивнул. — У тебя есть десять минут, прежде чем мне придется вытаскивать тебя обратно. Удачи.

Кингсли пожал руку Куперу. Они познакомились на вечеринке, и Купер утверждал, что он настолько хороший сабмиссив, что смог бы узнать доминатрикс из пяти женщин лишь по одному ее голосу. — Чтобы узнать домину, нужен саб, — сказал он. И сейчас они узнают был ли он прав.

В камере на серой металлической скамье сидела женщина. Она сидела спиной к двери и не обернулась, когда Купер впустил Кингсли в камеру.

Купер оставил их наедине.

Со спины он заметил, что ее темные волосы были стильно уложены, и она была в дизайнерской одежде. Он обошел скамейку, встал перед ней и заметил, что женщина смотрит в угол камеры, отказываясь встречаться с ним взглядом.

— Меня зовут Кингсли, — произнес он на русском. Если его мастерство и удивило ее, она не выдала этого, даже не моргнув. — Ты Ирина Жирова.

— Харрис, — ответила она с акцентом на английском. — Я замужем.

— Слышал, кто-то пытался отравить твоего мужа.

— Я плохой повар. Его желудок отреагировал слишком бурно.

Интересный ответ. Кингсли изучал ее, пока она изучала свой маникюр. У нее был элегантный профиль, несомненно, русский, несомненно, красивый. Но ее губы были плотно сжаты, словно она не улыбалась так долго, что губы окостенели и превратились в бледную твердую полоску горечи.

— И часто у твоего мужа такие реакции?

Ирина посмотрела на него и затем отвела взгляд, не сказав ни слова.

— Я не из полиции, — продолжал Кингсли. — Я не адвокат. Я не переводчик.

— Кто ты? — спросила она по-русски, наконец встретившись с ним взглядом.

— Друг, — ответил он. — Если тебе нужен друг.

— Мне нужен адвокат.

— Я могу помочь с адвокатом. Расскажи больше о реакции твоего мужа.

Она склонила голову набок, стараясь выглядеть невинной. — Он мужчина. Они все слишком остро реагируют. Мужчина, которого ты никогда не видела, улыбается, и вот ты спишь с ним. Неправильно утюжишь его вещи, поэтому ненавидишь его. Плохо готовишь еду и травишь его.

— Похоже твоему мужу не помешает немного яда.

— Ему не помешает много яда.

Ее голос был жестким и холодным. Пока она говорила, ее темные глаза сияли словно искры, высекаемые из кремня. Злость курсировала по ее телу вплоть до кончиков пальцев на ногах. С этим можно работать.

Кингсли опустился перед ней на колени. Ее глаза распахнулись от удивления, но она не возражала. У нее не было проблем с мужчинами на коленях перед ней, и это был хороший знак.

— Ты отравила его? — задал вопрос Кингсли, изучая ее лицо и шею.

— Я не хотела, чтобы он трахал меня, — прошептала она. — А если он болеет, то не трахает меня. Я хотела, чтобы он заболел. Вот и все.

— Большинство моих знакомых жен любят, когда их трахают мужья.

— Эти жены не замужем за моим мужем.

Он поднял руку и убрал волосы с ее шеи. Она закрыла глаза, когда Кингсли осмотрел четыре маленьких черных синяка, которые портили безупречную кожу под линией волос.

Кингсли расположил ладонь так, чтобы кончики его пальцев совпадали с синяками. — Он пытался задушить тебя. Это было в постели или вне ее?

— Он делает это постоянно, — прошептала она. — Думаю… однажды он убьет меня.

— Почему ты остаешься с ним?

— Я не гражданка страны, — ответила она. — Пока нет. Я лучше умру, чем вернусь в Россию. Мой отец хуже моего мужа.

Кингсли тяжело выдохнул.

— Какой у тебя рост? — спросил он. Ирина озадаченно посмотрела на него.

— Пять футов и десять дюймов¹⁴.

— Ты очень сильная?

— Сильнее, чем кажусь.

— В это я верю. Что бы ты почувствовала, если бы я поцеловал носок твоей туфли?

Ирина прищурилась: — И зачем тебе это делать?

— Почему бы нет?

— Тогда целуй. Мне все равно.

— С удовольствием, если бы мы не были в камере. Против моей воли я обнаружил, что в эти дни у меня вернулось желание жить, — сказал он. — Я бы не хотел что-нибудь подцепить.

Она улыбнулась, и эта улыбка преобразила ее лицо. В мгновение девушка оказалась невероятно красивой.

— Тогда ты можешь поцеловать его позже, — ответила она величаво. Это выражение было мимолетным и исчезло. Но он увидел его — высокомерие, самомнение, власть. Купер прав.

— Ты когда-нибудь хотела дать отпор мужу?

— Каждый раз, — ответила она. — Я хотела сломать его и втоптать в землю. Но у него есть деньги, и, если он разведется со мной, я не смогу остаться здесь.

— Тебе нравится представлять, как ты бьешь мужчин.

— Большинству мужчин нужна хорошая порка, чтобы научить их, как мир на самом деле устроен.

Говоря это, она улыбалась опасной улыбкой.

— Возможно, ты удивишься, но я с тобой согласен.

Теперь она смотрела на него во все глаза и, казалось, впервые заметила его существование.

— Кто ты? — снова спросила она. — Что ты здесь делаешь?

— Я же сказал, меня зовут Кингсли. Я владею клубом в городе, стрип-клубом. Но открываю новый клуб. Мне нужны работники. Особенные люди. Люди вроде тебя.

— Как я?

— Вроде тебя.

— Я ничего не знаю о работе в клубе, — ответила она.

— Я могу научить тебя всему, что тебе нужно знать.

— Чем я буду заниматься?

— Выбивать дерьмо из мужчин. Из некоторых женщин тоже, но в основном из мужчин.

Ирина посмотрела на него так, словно у него выросла вторая голова.

— За это хорошо платят? За избиение мужчин?

— Да, если ты сделаешь это достаточно хорошо.

— Похоже, мечта сбылась.

— Ты можешь быть жестокой? — спросил он.

— Я жестокая, — заверила она. — Мой муж пробудет в больнице неделю из-за того, что я дала ему вчера вечером. Я не могла перестать улыбаться, пока его тошнило.

— Ты чудовище. — Кингсли улыбнулся ей. — И ты мне уже нравишься.

— Ты милый, — ответила она. — И симпатичный. И смешишь меня. Но я отправлюсь в тюрьму. Меня депортируют. У моего мужа есть друзья. Он позаботится об этом.

— У меня друзья получше, чем у него. Я могу тебе помочь.

— И зачем тебе это делать?

— Я же сказал — ты мне нужна. Если согласишься работать на меня, обещаю, что отныне, ты будешь всех пороть. Как тебе такое предложение?

Кингсли встал и посмотрел на нее. Она изучала его без намека на улыбку.

— Мне нравится, как это звучит.

Он протянул руку для рукопожатия. Вместо того, чтобы принять ее, Ирина подняла ступню и вложила в его ладонь. Гибкая. Тоже хороший признак.

Кингсли наклонился и поцеловал ее ботинок у лодыжки.

— Ни с кем не разговаривай, — прошептал он. Детектив Купер ждал его у двери. — Я позабочусь обо всем.

Он оставил ее одну в камере, и Купер запер ее за ним.

— Ну? — спросил Купер.

— Ты был прав, — ответил Кингсли.

— Я же говорил.

— Откуда ты знаешь русский? — поинтересовался Купер, явно впечатленный.

— Охотился там однажды.

— Серьезно. Ты охотник? На кого можно охотиться в России? На медведей?

Кингсли улыбнулся: — На КГБ.

Выйдя из участка, Кингсли направился в особняк, чтобы переодеться. Он обнаружил Сэм в кабинете.

— Твой список под рукой? — спросил он.

— Всегда, — ответила она и взяла ручку.

— Вычеркни одну доминатрикс.

— Есть, — ответила она. — Она хороша?

— Она будет идеальной, когда я закончу с ней.

— Госпожа Фелиция?

— Пока нет. Я все еще работаю с ней.

— Она не отвечает на твои звонки?

— Ни на один, — вздохнул Кингсли. — Но я продолжаю. А ты продолжай копать на преподобного Фуллера. Я опять должен уйти.

— Опять? Куда на этот раз? Еще одна секретная секс-миссия?

Кингсли тяжело выдохнул: — Если бы.

Кингсли переоделся и добрался до Северной лужайки Центрального парка к 3:05 дня.

Он стоял возле кромки газона и чувствовал себя идиотом. Вот он, скандально известный владелец клуба и криминальная личность, стоял в центральном парке в белой футболке и черно-красных спортивных шортах. У него было много работы: нанять профессионалов, шантажировать фанатичного телепроповедника, вытащить из тюрьмы русскую отравительницу мужей. Он создать королевство. У него не было времени на…

Мячи.

В голову Кингсли летел футбольный мяч. Он перехватил его в воздухе до того, как тот нанес ущерб.

— Держи подальше свои мячи от моего лица, — сказал Кингсли, когда Сорен подбежал к нему. Он был в черных спортивных штанах, черной футболке и солнечных очках. Даже в повседневной одежде он по-прежнему выглядел как чертов священник.

— Ты едва не заработал синяк под глазом, — заметил Сорен. — Будь внимательнее.

— Ты шутишь, верно? — Кинглси посмотрел на мяч в руке.

— Думал, ты захочешь реванша за тот день, когда я обыграл тебя в школе.

— У меня нет на это времени, — ответил Кингсли.

— Тебе нельзя заниматься сексом две недели. Как минимум, десять свободных минут в день у тебя появилось, — сказал Сорен.

— Десять минут? Десять? Ты же знаешь, что я могу продержаться дольше десяти минут.

— Разве? Кажется, я припоминаю, как наказывал тебя несколько раз…

— Мне было шестнадцать. И я ухожу. Сэм нужно помочь с документами.

Кингсли развернулся, намереваясь вернуться на улицу.

— Трус, — сказал Сорен.

— Как ты меня назвал? — Кингсли обернулся.

— Ты слышал меня. Ты напуган, потому что я выше тебя? Или потому, что я жил в Италии, где живут самые лучшие футболисты мира?

— Франция. Лучшие футболисты мира — во Франции.

— Я слышал, в этом году у Дании лучшая команда. — Сорен подбросил мяч и несколько раз подбил его ногой.

— Моя школьная команда могла бы обыграть нынешнюю Данию.

Сорен запустил мяч в воздух на три фута. Кингсли поймал его.

— Ты пытаешься заставить меня играть с тобой. Не сработает, — ответил он.

— Почему нет? Боишься, что я одержу над тобой верх?

— Ты забыл, мне нравится, когда ты сверху. Но ты очень высокомерен и горд, — объяснил Кингсли. — И я более чем способен прямо сейчас уничтожить тебя, и не уверен, что ты когда-нибудь оправишься от такого удара по твоему огромному блондинистому эго.

— Кажется, у нас появилась аудитория, — ответил Сорен, оглядываясь вокруг. Кингсли заметил, по меньшей мере, дюжину молодых женщин в шортах и коротких футболках, которые собрались, пытаясь выглядеть неприметно, но с треском провалились в этом.

— Он католический священник, — крикнул им Кингсли. Девушки засвистели.

— А он — нет, — крикнул им Сорен.

Девушку зааплодировали.

— Я не могу заниматься сексом две недели, — напомнил ему Кингсли.

— Ты же знаешь, что можешь провести время с понравившемся человеком, не занимаясь сексом.

— Ты действительно сошел с ума.

— Попробуй. Давай.

— Брось этот чертов мяч, — сказал Кингсли.

— Это наша цель. — Сорен указал на два дерева, которые стояли в трех футах друг от друга, в сорока метрах от них.

— Может, это твоя цель, — парировал Кингсли. — А моя цель — это заниматься тем, что я хотел делать всю жизнь.

— И что же это? — Сорен бросил мяч между ними. Прежде чем Сорен сдвинулся на дюйм, Кингсли повернулся и со всей силой и мышечной памятью, сформированные за тысячи часов игры в футбол будучи подростком, ударил по мячу и отправил его по идеальной дуге прямо к деревьям. Мяч пролетел между ними с точностью кончика кнута, разрезавшего визитку.

Гол.

Он повернулся к Сорену и улыбнулся.

— Выбивать из тебя дерьмо.