Король

Глава 6

Кинг был готов на многое ради любви.

Кингсли сделал глубокий вдох, поднимаясь по лестнице к тиру Ист-Сайда. Хоть он и пришел вовремя, но Роберт Диксон уже был там. Диксон заметил Кингсли, кивнул, затем поднял пистолет и выпустил шесть пуль в мишень. Кингсли стоял позади него в безопасности и наблюдал. Диксон умел стрелять. Кингу пришлось это признать. Шесть пуль, шесть попаданий. Он создал беспорядочный круг дыр вокруг сердца мишени.

Диксон, выглядевший хорошо в свои сорок, снял наушники.

— Твоя очередь, — сообщил Диксон Кингсли. — Удиви меня, и я тебя выслушаю.

Снова выдохнув, Кингсли надел наушники и защитные очки, навел свой девятимиллиметровый и шесть раз выстрелил в новую мишень. Два в голову между глаз, два в сердце и два в пах, просто чтобы Диксон думал дважды, прежде чем просить о таком.

Кинг снял наушники, развернулся и посмотрел на мужчину.

— Где ты научился так стрелять? — поинтересовался Диксон.

— Во Французском иностранном легионе.

— Я думал, французские военные умеют только сдаваться.

— Если бы не французы, вы бы кланялись в ноги английской королеве.

— Чего ты хочешь? Благодарственной открытки?

— Просто одолжение. Назовем ее расчетом между Америкой и Францией.

Диксон осмотрел его с головы до ног.

— Пойдем поговорим. Убери руки от пистолета.

— Твоей идеей было встретиться в тире, — напомнил ему Кингсли.

— Я стреляю лучше всех, кого знаю.

— Больше нет.

— Я притворяюсь, что не знаю тебя, — ответил Диксон. Кинг не осуждал его за это.

Они покинули стрельбище и нашли тихий уголок возле шкафчиков. Диксон надел куртку, засунул руки в карманы и ждал.

— Мне нужна твоя помощь, — начал Кингсли.

— Ты трахаешь мою жену и просишь меня об одолжении. Я почти восхищен тобой.

— Я бы не трахал твою жену, если бы ты не был слишком занят, трахая сестру своей жены.

Глаза Диксона округлились. Кингсли улыбнулся.

— Продолжай, — сказал Диксон. — В чем тебе нужна моя помощь?

— Вчера вечером на Манхэттене арестовали девушку. Сегодня ей предъявлено обвинение в угоне пяти машин.

— Девушке?

— Ей пятнадцать.

— Тогда нам нужно добавить обвинение за вождение без водительских прав.

— Ты забавный, — заметил Кингсли и мысленно всадил две пули в голову Диксона. — Мне нужно, чтобы обвинения сняли.

— Этого не произойдет.

— Сколько нужно, чтобы произошло?

— Я не могу снять обвинения. Это гигантский красный флаг, и я не готов им размахивать.

— Можешь их смягчить? Я хочу, чтобы она никуда не попала.

— Кто эта девушка?

— Подруга друга, — ответил Кингсли.

— У тебя есть друзья, которые дружат с пятнадцатилетними девочками?

— У меня интересные друзья.

— Даже не подозревал что у тебя, Эдж, есть друзья, — парировал Диксон с широкой улыбкой. Кинг всадил еще два пули, на этот раз в центр груди. — Или дружки по траху теперь называются друзьями?

— Ты поможешь или нет? — спросил Кингсли.

— Я подумаю. Как ее зовут?

— Элеонор Шрайбер. Она живет в Уэйкфилде, штат Коннектикут.

— Шрайбер? Да, прямо сейчас они ищут ее отца. Они хотят, чтобы она выдала его и всех, кого сможет.

— Она его выдаст.

— А кто друг?

— Это важно?

— Я ставлю свою работу под угрозу, помогая пятнадцатилетней девушке избежать колонии для несовершеннолетних за угон, и хочу знать всю историю.

— Хорошо. Краткая версия. Мой старый друг теперь католический священник. Ее священник. Он попросил меня помочь. Я очень ему обязан. Это и есть мой долг.

— Ты дружишь со священником?

— Поверь, я шокирован больше, чем кто-либо другой.

— Он ее трахает? Священник?

— Что? — переспросил Кингсли. Диксон уже знал что-то о Сорене?

— Об этом пишут во всех газетах, — ответил Диксон. — Каждый чертов день появляется новая история о католическом священнике, трахающим какого-то ребенка. Бостон гудит. Филли, Детройт, Чикаго… Меня могут уличить в помощи священнику с несовершеннолетней девочкой, которую он трахает, и…

— Он ее не трахает.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что ее трахаю я, — ответил Кингсли, придумав самое быстрое прикрытие.

— Ты ее трахаешь?

— Я был в его церкви. Увидел ее. Трахнул ее. Думал, ей восемнадцать.

— Ты думал ей восемнадцать, — повторил Диксон.

— Упс, — Кингсли пожал плечами.

— Теперь все приобретает смысл. Не представляю тебя делающим одолжение другу по доброте душевной. Но представляю, как ты трахаешься с пятнадцатилетней девочкой.

— Виновен по всем пунктам. — Кингсли поднял руки, изображая поражение. — У нее сейчас трудные времена. Мы можем выбить для нее общественные работы?

— Ты хочешь спасти ее от колонии, чтобы и дальше продолжать трахать?

— Через железную решетку не так просто трахаться. Возможно, но такие извращения не по мне.

Диксон замолчал. Кингсли ждал. Еще тридцать секунд рядом с этим человеком он не вынесет. Диксон постоянно оказывал услуги мафии, но каждое чертово воскресенье ходил в церковь с женой и детьми.

— Это не мое дело, но я могу кое-что сделать, — наконец произнес Диксон. — Есть судья, который снисходителен к девочкам-подросткам. В большинстве дел назначает общественные работы, даже в жестких случаях. Если я смажу колеса правосудия, мы можем сделать это дело одним из таких.

— Сколько смазки надо?

— Пятьдесят тысяч.

— Договорились, — ответил Кингсли, даже не потрудившись поторговаться. Он не торговался, когда дело касалось Сорена.

— Это было просто, — заметил Диксон. — Должно быть, эта девушка очень тебе нравится.

— Le cœur a ses raisons que la raison ne connaît point, — ответил Кингсли.

— И что это было?

— Я сказал: «Да, мне очень нравится эта девушка». Называй это судьбой.

— Будем надеяться, что моя жена не узнает о тебе и твоей маленькой судьбе. Ты ей нравишься.

— Будем надеяться, что твоя жена о многих вещах не узнает, — с грустной улыбкой ответил Кингсли. — Позже я пришлю кого-нибудь к тебе домой. Или, может быть, заеду сам, когда в следующий раз буду там.

— Сукин сын.

— Моя мать была святой, — ответил Кингсли. — Я — единственная сука в семье.

Он похлопал Диксона по плечу и прошел мимо него. Как только он оказался за дверью, то остановился, прислонился спиной к кирпичной стене и закрыл глаза. Он дышал целых десять секунд, пока напряжение покидало его тело. Эти соревнования «у кого больше причиндалы» никогда не станут проще. Диксон был глупым и властным, и эта комбинация была пугающей для врага. И почему у Кинга до сих пор есть враги? Разве он не должен был уйти на пенсию? Не поэтому ли он уехал из Франции, ушел с работы, взял деньги и сбежал?

Но опять же, ему всего двадцать восемь. Кто уходит на пенсию в двадцать восемь? И если он не создавал никому проблемы, тогда в чем смысл просыпаться по утрам?

Кингсли потер лоб, ощутил усталость в костях. Ему нужна более веская причина просыпаться по утрам.

Кингсли прошел четыре квартала и нашел таксофон.

— Это я, — сказал Кингсли, когда Сорен ответил. Он говорил на французском. Необходимости в именах не было.

— Каков вердикт? — спросил Сорен.

— Она получит общественные работы. Достаточно?

Он услышал паузу на другом конце, и Кинг умер и воскрес за эту паузу. Как в старые добрые времена.

— Спасибо, — ответил Сорен. — Это больше, чем я смел надеяться.

— Позволь кое-что спросить. Если бы я был не способен помочь крошке, что бы ты сделал? Каков был план Б?

— Думаю, она бы хорошо поладила с мамой.

Кингсли покачал головой и рассмеялся.

— Я рад, что спас тебя от необходимости похищения несовершеннолетней и перевозки через международные границы.

— Похищение очень резкое слово. Я предпочитаю термин «спасение».

— Ты действительно ее любишь.

— Ты тоже полюбишь.

— Что такого особенного в этой девушке, что ты готов пойти на преступление ради нее?

— Правду?

— Правду, — ответил Кингсли.

— Она напоминает мне тебя.

— Поэтому ты ее любишь? — спросил Кингсли, надеясь на ответ «да», но зная, что не услышит его.

— Поэтому я пытаюсь ей помочь.

Кингсли услышал язвительную ноту в словах Сорена.

— Мне не нужна помощь, — заявил Кингсли.

— Ты в этом уверен?

— Да, — сказал Кинсли и повесил трубку.

По пути домой у него в голове промелькнула мысль.

Каким было наказание за ложь священнику?