Кошмар на улице Зелёных драконов

Свиток 7 — Игра в вэйцы — 3

Я Ню

— А вот и он! — торжественно объявил Эн Лэй, когда я уже бесконечно устала спускаться по ущельям и отпрыгивать от пугающих липких холодных комьев грязно—желтого тумана. — Мы пришли.

— Это и правда выход из Бездонного ущелья? — растерянно пальцем провела по неровному краю расщелины.

Такая же и как большинство. В этом горном лабиринте туман, трещины на склонах гор и пики, уходящие куда—то вверх, которые, казалось, тонут в небесной бесконечности, казались практически одинаковыми и множественными.

— Совсем не похоже на парадный проход, — задумчиво подковырнула ломанным ногтем неровно обломанный край твердой скалы.

Хотя… с этой расщелины, кое—где уже обросшей мхом — мох, как ни странно, на нижних уровнях Бездонного ущелья, к которым мы, казалось, спускались и шли тысячу лет, был уже не редкость. Приятный признак жизни.

— А тут и не положено было быть выходу, — хмыкнул невыносимый феникс. — Нас же сюда сбрасывали не для того, чтобы мы вышли. Но, согласно старинным легендам узников этого проклятого места, один из первых сверженных богов от тоски собственноручно выгрыз этот проход и много других, отыскивая выход. Он сначала долго бродил, потом справедливо рассудил, что Небеса сверху, а мир людей — где—то пониже, соответственно, если нарушить подножие одной из гор, можно спуститься в Поднебесную или хотя бы сходить развеяться в Преисподнюю.

— Он это… — глаза растерянно подняла на смеющегося опять мужчину. — Зубами своими выгрыз?!

— О, у него было много времени. Говорят, что он дожил до свержения других богов и успел подзакусить ихними телами или душами — точно о его способе питания не знал никто, поскольку первого Владыку Бездонного ущелья никто давно не видел. Словом, души других он так или иначе жрал для подкрепления сил, потом уже смог оборачиваться дальше и расковыривать склоны гор когтями лап.

— Но это место… оно точно ведет вниз, в мир людей? — я все еще сомневалась, верить ему или нет.

Хотя безумно хотелось верить, что из этого проклятого места выход есть, и, если на Небеса взлететь нам уже не суждено, то выход существует хотя бы куда—то вниз. Хотя бы куда—то вырваться отсюда! К свободе! Даже соловей со сломанными крыльями мечтает из клетки вырваться, чтоб хотя бы немного проползти в сторону от нее!

— Я уже спускался туда, — ухмыльнулся сверженный бог. — Не раз.

— Но ты—то откуда?..

— А мне подсказал бывший Властелин Бездонного ущелья, — он задумчиво посмотрел на руки, покрытые свежими шрамами и разрушающейся кровавою коркою нитей—царапин.

— Вот так просто подсказал? — я не поверила.

— Ну, я же был его лучшим слугой. А девок ему бы стал таскать кто? — Эн Лэй нахмурился. — Этой ленивой заразе в последние годы даже выходить ради девок было порою лень.

— А почему ты не убежал, раз уж он доверил тебе свой секрет?

— Это… — мужчина замялся, потом рявкнул так, что я отпрянула: — А почему я тебе должен обо всем говорить? Ты, что ли, новый Властелин Бездонного ущелья?

— Я даже властелином твоего сердца стать не могу, — криво усмехнулась. — Поверь, уж я—то понимаю прекрасно, что не общипанным воробьям метить во правители!

— Пошли уже! — проворчал воин и двинулся первым по длинному, узкому проходу, спину свою мне подставлял. — Кстати, не советую меня убивать — тут много трещин—проходов и даже если тело мое сожрешь, можешь не выбраться.

— Да иди ты! — возмутилась. — Кому сдалось жрать тебя?

— Думаешь, невкусный? — обернувшись, насмешливо провел широкой ладонью по мускулистой груди, скрытой под двумя слоями одежд теперь.

Отвернулась, чтобы не смотреть. Споткнулась. Голову бы прополола о выступающий уступ там, куда летела, не успей на него Эн Лэй ладонь свою подложить. Поморщился, когда каменная щепка в руку его с тыльной стороны воткнулась. Все—таки… любит? Тьфу, а мне—то дело какое до этого?!

— Плох тот учитель, чей ученик сдохнет раньше его.

— Тогда… они должны умереть вместе?

Он цапнул меня за шею и ощутимо головою приложил о скалу поровнее.

Завопила — он тотчас же разжал руки — на колени плюхнулась.

— Каждое живое и разумное существо должно думать только о том, чтобы выжить! — рявкнул сверху вниз.

Сейчас высокий, широкоплечий Эн Лэй надо сжавшейся мною выглядел вообще огромным. Ну да, куда серому соловьишке до огромного и огненного феникса!

А потом мы опять пошли. Долго шли, потому что он рявкнул, чтоб я поднималась, и я почему—то послушалась.

Переходы—расщелины и правда казались бесконечными. Даже удивительно, что тот, кто нашел их после ухода того скапоразгрызателя, сам в них не сдох. Или тот, первый, просто подох где—нибудь вот тут? Просто Эн Лэй захотел развлечений, заманив меня и бросив тут? Он обожал устраивать мне безумные и жестокие проверки. Если ученик не должен умирать прежде учителя, зачем учителю так стараться, приближая своему ученику побольше шансов где—то умереть?

Нет, я не видела в этом мрачном и язвительном воине своего наставника. Но он был единственным, кто остался в живых тут кроме меня и, причем, что—то об этом месте он знал. Мне оставалось только идти за ним. Нет, не для того, чтобы стать достойным учеником, а чтобы только на свободу выбраться. Выбраться и найти того, кто испепелил Соловьиную рощу! Если Эн Лэй не врал. А он мог, чтобы только меня в еще одно неприятное место затащить. Просто развлечения ради. Но он остался единственным, кто что—то знал. Приходилось за ним идти.

Иногда приходилось передвигаться ползком, иногда пространство заметно расширялось. И эти бесконечные проходы—переходы…

— Наверное, немногие решали дерзнуть сунуться сюда?

— Даже если знали о выходе, все равно немногие, — внезапно подтвердил Эн Лэй. — Одно дело жизнь в Бездонном ущелье — хотя и мерзко, но уже как—то привычно. Другое — сдохнуть где—то в узлах этих нитей—переходов.

— Но, похоже, создатель их, даже если и был, был не большим? С человека примерно?

— У тебя, смотрю, еще достаточно сил, чтобы болтать? — хищно улыбнулся Эн Лэй, оборачиваясь.

Не понравилась мне его улыбка. Я попятилась. Но он, как—то странно улыбнувшись, пошел вперед.

И я опять пошла за ним. Вперед, к свободе! Мне кроме свободы ничего не нужно!

Хотя через несколько шагов вспомнила, что у меня осталась еще месть. А потом — засмотрелась на его широкую спину. Главное не пускать слюни, когда опять обернется с ядовитою какою—нибудь шуткой. О, что за беда быть слабовольною и хлипкою женщиною! Этот воин невыносим! Хотя его пыл тогда…

Не думать, общипанный воробей! Не думать!

Когда опять споткнулась, напоровшись босою ногою на какой—то обломок скалы, Эн Лэй меня не подхватил, лишь вжался в стену, а я навернулась куда—то в яму. Длинную, узкую. Хотя из нее тоже выходил куда—то проход.

Эн Лэй приземлился рядом. Глядя на его напрягшиеся мускулистые руки, когда он, ухватившись за край, еще удерживался, я с ужасом подумала, что же теперь будет? Изнасилует или просто съест? Или просто отберет душу?

— Свежий воздух, что ли, почуяла? — ухмыльнулся он, проходя мимо меня.

Даже встать не помог, скотина!

Губу закусив, пошла вперед.

Несколько часов по расщелинам. Или несколько дней? Я только шла, стараясь не думать о ногах и руках, оскалу ободранных, а мой провожатый об ранах моих не думал совсем. Интересно, поэтому у Ло Вэя был целый гарем, а у Эн Лэя — ни одной?

Не думать, тупой воробей, не думать!

Хотя несколько часов спустя мне стало лень думать уже об этом.

Иди вперед, полуиздохший воробей! Иди вперед! Просто иди. Даже когда не знаешь, куда приведет твой путь, найти дорогу — уже полдела, а дорога уже куда—нибудь да и выведет.

Потревоженная стая мышей пришлась очень кстати, хотя оказаться зажатой в узкой расщелинке между копошащихся, пищащих и летающих созданий было страшно и мерзко! Их было столько, что даже заслонили своими безобразными телами узкий свет!

Я сначала вопила — и они вопили ответно — летали, носились вокруг, а потом как—то немного притихли, и послышалось некое хруп—хруп.

По повторившимся звукам, преследующему жалобному писку и ставшему очевидным запаху крови я поняла, что мой провожатый их ест.

Ловить летучих мышей, обезумевших от ужаса, носившихся вокруг, копошившихся на теле и сталкивающихся друг другом в узком ущелье и темноте — кошмар, хуже которого мог придумать разве только мой учитель— мучитель Эн Лэй!

Но мне удалось поймать две и съесть. Первых двух я просто съела, сама от голода и вкуса свежей крови обезумив. Потом уже додумалась сначала откручивать трепыхающимся в руках тушкам головы и выплевывать внутренности.

Словом, я опять замазалась в крови. А мыши наконец—то додумались, что они вообще—то знают, куда удирать.

Снова появился свет, и Эн Лэй. также перемазанный в крови, держащий три трепыхающихся слабо тушки в руке. Со мною, разумеется, он не поделился. Хотя их приложил о каменную стену несколько раз. чтобы притихли насовсем. Страшно быть его врагом. Страшно быть его едой.

Вскоре после обеда я едва не уснула. Присела, будто справить нужду — хвала богам, что хоть на это феникс отвернулся — да и мне после плотного обеда, хотя и оставившего неприятный кровавый привкус во рту. было уже чем. Потом на край завалилась.

Разбудил меня пинок в живот. От этого одна из мышей в его руке слабо трепыхнулась и пискнула, а подруги ее просто висели. Эн Лэй опять о скалу их приложил, всех троих. И последняя выжившая летучая мышь заткнулась уже насовсем.

Намек я поняла вроде и, со стонов поднявшись, замазанный оправив оборванный подол — взгляд мужчины на мгновение задержался на обнажившемся бедре — первою вперед двинулась.

— Не туда! — ухватил меня за плечи Эн Лэй через тридцать шагов.

Мышей в руке уже не видно. А, странно топорщится ханьфу на груди: про запас приберег.

Шли мы по горному лабиринту целую вечность. Разумеется, мой провожатый позавтракать или поужинать снова успел, мышиными тушками, но со мною даже не поделился.

— Ты уже не маленькая птаха, — проворчал, заметив мой голодный взгляд, — сама должна обеспечить себя запасами. Вовремя.

Я, зубы сжав, пропустила урок мимо ушей. О пощаде просить не буду!

— Что, даже не расстроилась? — спросили за моей спиной, когда, протиснувшись мимо него, первою полезла в какой—то проход.

— Эдак я сдохну, а ты еще долго жить будешь. Гордись! — меня раздирала изнутри злость. — Великий Феникс одержал почти уже победу над тощим серым воробьем! Твою победу и твои подвиги будут воспевать в веках!

— Эдак я и правда буду жить намного дольше хилого общипанного воробья! — насмешливо сказал сзади он. — Что люди, что боги не любят тех, кто много хамит.

— О, как ты прав! — обернулась к нему с оскалом—улыбкой.

— О, да! — радостно улыбнулись мне в ответ.

Он не исправим. Такую дерзость излечит только смерть.

Долгий—долгий путь через лабиринт. Вроде растянулся на вечность, хотя б мне на вечность нескольких съеденных летучих мышей явно б не хватило. Казалось, гаже этих бесконечных расщелин нету ничего — разве что самолично их прогрызать как тот легендарный упорный бедолага, если он и правду тут когда—то жил и сбежал отсюда, но, увы, фантазия у моего убийцы была хорошая.

— Нравится? — серьезно спросил он, широко рукою обводя открывшийся вид.

Я запищала от восторга. Так устала от вида серых голых скал и клубов тумана, а тут со скалы, на которую мы внезапно вышли, открылся свежий воздух, ветер и такой простор!

Странные скалы, будто обломанные, горы сверху покрыты деревьями и море зеленое из деревьев внизу, равнины, небо… небо такое чистое и голубое! А этот воздух… ммм!

Только Эн Лэй мог пнуть под зад полумертвого уже соловья, чтоб он с воплем полетел с высоты!

— А—а—а!!! — орала я, полуоглохшая от ветра, свистевшего в ушах и пол моих одежд.

Мир приближался. Где—то снизу. Я летела туда спиной.

— Птицею обернись, дура! — прокричал распластавший сверху крылья огромный черный феникс. Нет, охваченный огнем. Красивое зрелище… сердце то ли обмерло от его огненного тела, то ли захваченное и проглоченное высотой.

Земля приближалась.

— Обернись!!! — рявкнули сверху.

Я, запоздало поняв, изогнулась…

Крохотное серое тельце отчаянно перебрало лапками, дрогнуло крыльями и застыло, пронзенное ужасающей болью в распоротом горле. Нет, камнем полетело вниз.

Улетали вверх волосы, подолы одежд трепались и шумели, я падала, раскинув руки, уже лицом вниз, сама не помня, как перевернулась. Я задыхалась, захлебывалась кровью, наполнившей перерезанное горло.

Не помню, как дотянулась.

Обломанный край узкой скалы закончился, показались кроны деревьев внизу.

Не знаю как рукою дотянулась, сжала на вороте. Крови по шее не текло, но кровь бурлила, захлебывалась… мое горло… мои внутренности!

Как—то переметнулась.

Соловьиная тушка камнем летела вниз, уже не в силах расправив перья. Горло перерезанное в птичьей ипостаси, так и не зажило. Сил не было даже чтоб попытаться расправить крылья.

Я падала, сжавшись комком, мимо лица пролетали кровавые разводы и пропахшие разлагающимися богами и демонами косы.

Смерть…

Прости, старуха, но земля так близко!

Вот уже отчетливы стали хвоинки кривых и ровных сосен, другая расщелина между скал и берег огромной реки.

Пойми, старуха, что я хотя бы умру свободной!

Только реку… кха—кха… боюсь, что я ее не увижу! Я задыхаюсь от собственной крови, оставшейся и в этом облике…

Ступни опустились в прохладную воду, на мгновение разрушив длинное зеленое зеркало. В следующие мгновения зеркало расшибла цепочка кровавых капель с моего подбородка. Сползли по груди, по плечам и рукам косы, так и не дотянувшиеся до воды. Сползли по его рукам.

На мгновение, пока капли кровавые закончились, в речном зеркале отразился крылатый мужчина, придерживающий меня под живот.

Он устало крыльями взмахнул.

И в воду приземлились мы оба, поднимая веера брызг.

— Пожалуйста, Я Ню! — сказала, опустившись на колени, старуха.

— Уйд..—на большее не хватило у души сил.

— Живи! — лицо скривилось, будто она хотела заплакать.

Только души не плачут.

От удара по спине я согнулась, закашлялась.

— Опять не издох воробей! — серьезно сказали сверху.

С отчаянным рыком, едва с жалкими остатками крох сил собравшись, я столкнула моего мучителя в костер.

Он спокойно задницею сел на горящие поленья и угли, уперевшись локтем в колено, щеку ладонью подпер.

— Поджарить феникса — это только ты могла до такого додуматься.

Я не думала. Я больше не могла думать. Я отчаянно кашляла, давясь собственною кровью и водой.

— Кажется, трудновато тебе будет вернуться в птичий облик,

Я кашляла, кашляла, задыхалась…

Он, внезапно оказавшись возле меня и сбив пламя с одежды — по волосам оно его ползло без всякого для него вреда — опять ударил меня по спине, заставив от боли выгнуться, потом нажал пальцем на шее. Два раза.

Распрямил мое обмякшее тело, на бок уложил. То кашлянуло, дернулось в последний раз, затихло.

— Я хочу уйти! — сказала я ей, глядя на мое тело, в луже воды и крови распростертое.

— Он о тебе заботится, — сухо заметила старуха, стоявшая возле меня невидимой.

Вздрогнув, Эн Лэй, стоявший возле тела моего замершего на коленях, повернулся в ту сторону, где стояли мы. Хотя не прямо в глаза мои смотрел.

— Чувствует, где ты, — моя преследовательница улыбнулась.

— Просто он много душ уже сожрал, — кажется, поморщилась я, — чует, что тут рядом затихла душа издохшего воробья.

— Ноу тебя есть какая—то песня, раз уж ты в прошлый раз вернулась.

— Ах, отстань!

Невидимая часть меня отвернулась и от трупа моего, и от досужливого духа.

Зеленое зеркало глади реки, непривычные вершины гор. Ветер. Ветер трепал листья на кронах давних сосен и заставлял их о чем—то шептаться. Вот бы расправить крылья, раскинуть руки, отдаться потоку ветра и взлететь, оторваться от земли…

— Ты все—таки не хочешь уходить.

Сухонькая ладонь указала на мои полупрозрачные руки, внезапно расставленные в стороны.

— И уходить не хочу, — вздохнула. — И жить не могу.

— Попробуй еще чуть—чуть! — взмолилась она.

— Ты вечно будешь меня преследовать?

Старуха горько улыбнулась.

— На вечность ни у тебя, ни у меня не хватит сил.

— Тогда для чего это? Для чего все это?!

Она только жалко и виновато улыбнулась, подставив полупрозрачные ладони к солнцу. К тому, которое ее уже не грело.

Но ласково ползли по щекам нежные лучи, по которым я так соскучилась в затхлом Бездонном ущелье. И пальцы его ловкие…

Отчаянно выдохнув, выгнувшись, я глаза открыла.

— Упрямый соловей. — с улыбкой странною отметил Эн Лэй, сидевший около.

Поднялся, отошел. Эх, а я так и не придумала, бить или не бить, а если бить, то чем дотянуться. Это все из—за него! Из—за него я больше в птичий облик не могу обернуться!

Тяжело дыша, села, уперевшись в каменный берег кулаками.

— И правильно, надо кому—то припомнить сгорелую Соловьиную рощу, — напомнил он, посерьезнев.

И просто… по берегу ушел! Оставил меня одну у догоревшего костра!

Я подползла к воде с трудом. Воды зачерпнула, жадно отпила. Когда зеркало восстановилось, то, как и следовало ожидать, на мое лицо лучше было не смотреть. Я хотя бы кровавые разводы с лица отмыла. Хищник— соловей — это что—то не то. Даже если вспомнить всех съеденных мною жуков.

А вода прохладная манила. Хотя и жгла ссадины на руках.