Кошмар на улице Зелёных драконов

Свиток 2 — Грязь Земли — 3

Я Ню

Сердце с трудом протолкало новую порцию крови, стараясь из последних сил выполнять предназначение свое, но тем только приблизило мой мучительный конец — еще один поток крови вывалился из моего распоротого горла и заструился между камней вниз. Эхом жутким отозвались шлепки капель по камням где—то внизу. Мир вокруг меркнул. Слабость подтачивала меня изнутри, все более усиливающаяся и поглощающая в своем бездонном океане все.

Если не считать резкой боли в распоротом горле, да затрудненного дыхания, то смерть от потери крови — не самая страшная смерть из тех, что я представляла, когда господин Минж отправил меня шпионить за изгнанными богами, пожирающими друг друга.

Кажется, я не раз теряла сознание, хотя оно отчаянно возвращалось, цеплялось за лохмотья порванного мира, с каждым разом все более сливающегося в одно единое пятно. Мысли спекались, как и мои волосы.

Кровь… какая же моя кровь горячая!

В последний раз мир мигнул и померк.

Я ощутила как святящийся шар во мне… или даже подобие яйца, замерший между пупком и сердцем, мигнул и сдвинулся. Он все больше медленно поднимался изнутри моей плоти к сияющему небу надо мной.

С подножия горы Бездонного ущелья не видно неба, только лишь грязно—серый туман, но я почему—то знала, что где—то над этим адом скрывается светлое и сияющее небо. И я поняла, что моя душа рвется вырваться из плена умирающего тела и жаждет раствориться в бездонном небе надо мной. И я запоздало поняла, что это Небо и смерть — это тоже подобие свободы… я так хотела стать свободной и больше не подчиняться никому!

Душа, дрогнув, подошла к границе плоти и воздуха, пробивалась сквозь кожу…

Я уже видела свое тело сверху — худая, скрючившаяся девчонка в порванной одежде, смешные тонкие косички, утонувшие в большой луже крови — видела, как последний раз содрогнулось мое тело, отпуская душу на волю, как дернулись, скрючиваясь, мои пальцы. Я больше не ощущала затхлого запаха проклятого ущелья, я больше не чувствовала никакого страха. Моя свобода так близко! Боли больше нет!

Да только мелькнуло перед глазами беззубое старушечье лицо, заставив мою душу остановиться у тела. Что это? Кто это?..

***

Люди на рынке останавливались, прекращали шептаться, увидев проходящего мимо воина. На вид лет так тридцати пяти—сорока, с проседью борода и длинные волосы, собранные в простой узел на затылке, скрепленные простой деревянной заколкой, немного упитанный, но зато высокий, да плечи широкие, осанка такая ровная. У большинства женщин захватывало дух, когда видели его, а большинство мужчин сжимались, почуяв в нем опасного соперника.

До тех пор, пока не замечали девушку, девочку почти еще, следовавшую за ним, прижимая к себе деревянный ларец, отделанный жемчугом, да голову низко опустив. Развевались одеяния не земные будто, фасона не из этих мест, сияли синие камни в бесчисленных серебряных шпильках, подбиравших множество косичек тонких в высокую прическу, да обнажавших изящный изгиб шеи. Девочка была худенькой, без какой—то выдающейся груди, но в целом от облика ее и неторопливой, изящной походки веяло чем—то неуловимым, легким и неземным. Тот случай, когда на лицо девица проста, увидев мельком — отвернешься небрежно, но стоит увидеть ее в движении, увидеть ее походку — и сердца уже нет, убежало, ушло вслед за ней, целовать ее почти неуловимые следы на земле, да ловить тонкое дыхание, слетающее с губ и вздымающейся легко груди.

— Словно боги прошлись по земле! — шепнул внезапно своему хозяину—купцу молодой подмастерье.

Воин, хотя и шел далеко от них, ухмыльнулся внезапно. А девушка взгляд подняла на миг — и все внутри обмерло у парня. А потом она опустила глаза и ускользнула вслед за хозяином своим.

Путь тех странных двоих, очевидно, не местных — так как имени никто не мог вспомнить их — пролегал мимо телеги поваленной, да сидящей у него сгорбленной старухи. Седые волосы, почти уже выпавшие, лишь отчасти прикрывали почти беззубый рот, да обезображенное следами шрамов и старой болезни лицо. Она лишь иногда оживлялась, протягивала к проходящим руку, но люди стыдливо отводили взгляд или притворялись, будто вовсе не заметили ее. Или вообще морщили носы, почуяв запах больного тела да старых, драных лохмотьев.

А когда те двое красавцев приблизились, старуха даже не посмела протянуть к ним руку, робко прижала к себе. Она видела не раз, как слишком гордые господа избивали попрошаек и нищих на рынке и улицах. И, бывало, до смерти. И даже детей.

Гордый воин прошел мимо — и старуха не удержалась от вздоха облегченного — но служанка его, наложница или раба, вдруг остановилась около ней, заставив усталое сердце напугано замереть. И вдруг…

— Держите, бабушка! — она вдруг сняла одну из своих роскошных шпилек из волос — и две косички вырвались из тугого плена, рассыпавшись по хрупким плечам — и вложила в сморщенную руку, в кости, обтянутые уродливой тонкой кожей.

«Даже не побрезговала прикоснуться!» — в глазах нищенки появились и заблестели слезы.

Она порывисто сжала руку молодой госпожи:

— Да хранят тебя боги, девочка! Пусть хранят тебя от ужасной смерти, от голова и от слабости!

Хозяин, вырвавшийся вперед, гневно обернулся. Но у хрупкой прислужницы сердце вдруг замерло, а потому как—то легко—легко забилось, словно в холодный осенний день кто—то накрыл ей плечи теплым шерстяным одеялом.

***

Сердце снова дернулось, умирая, в последнем отчаянном рывке прогнало по венам последнюю кровь.

Душа, наполовину вырвавшаяся уже из—под тонкой белой—белой кожи, дернулась.

Небо, воздух вдруг заискрились. Луч, проникший меж плотного, грязного тумана, скользнул в рану глубокую, распоротую. Светящееся яйцо внутри дернулось и внезапно расширилось, захватив уже почти весь живот. Оставшиеся капли Ци внезапно набухли, вдруг забурлили целым океаном, бездонным, растекаясь по опустевшим векам и уплотняясь, становясь алыми. А полоска Ци по концам раны прошлась, утягивая их друг к другу, закрывая распоротую кровь…

Старуха смотрела на нее уже с небес, но тянулась к ней ладонью, словно желая опять сжать ее хрупкую руку.

«Для души и для благословений нету ни пространства, ни времени, ни смерти!» — внезапно потрясенно распахнулись глаза.

А старуха стояла и улыбалась, уже ровно стояла и не такая усталая как тогда.

Сердце снова пропустило удар, прогоняя кровь по венам. Или не кровь? To было словно какое—то иное вещество, более легкое и как будто звенящее.

Пальцы невольно сжались на каменном уступе, грудь дернулась. С губ сорвался резкий вздох.

Хотя мир не сразу стал четким. И не полностью. Хотя шею нещадно саднило, дышалось немного с трудом.

Пусть не сразу, но я смогла сесть, тяжело дыша. Рука утонула в чем—то горячем и густом.

Глаза опустила и дернулась, свалилась с отчаянным криком с узкого уступа, перемазанного кровью, еще немного дымящей на холодком воздухе.

Падать на камни было больно. Я не сразу собралась с духом, чтоб снова попытаться опереться на руки и встать. Тело, разумеется, отозвалось болью во всех костях и мышцах. Глаза не сразу приметили полумрак на шершавом грязно—сером камне.

— Попалась! — торжествующе прохрипели где—то сбоку.

И из—за камней справа выпало воняющее испражнениями и тухлым мясом существо, с ранами гноящимися.

Я невольно отшатнулась.

Демон поднял голову. Из—под спутавшихся волос на меня посмотрело безумно красивое лицо, только ужасное бледное, с кожей потрескавшейся и… красными, тускло светящимися глазами с узким зрачком.

— Еда! — он улыбнулся.

Я перепугано отползала. Сил на ноги подняться не было. Тело ужасно болело от каждого движения.

А он прерывисто дышал, тянул ко мне худые руки с когтями изогнутыми и обломанными, с землей и чем—то гниющим под ними. Я не поняла, это бог или демон — в нем сочетались черты и того, и другого — но я ощутила ужасный, удушающий страх перед ним. Не пощадит, почему—то была в этом совершенно уверена.

Он внезапно прыгнул, вцепился мне в грудь когтистой рукой, ужасно пробивая кожу. Рот открыл с зубами острыми и наполовину гнилыми.

«Сожрет!» — промелькнула мысль.

Тело отчаянно изогнулось, уворачиваясь.

Он ухватил меня другою рукою за ворот, рванул к своему ужасному лицу и алчно горящим глазам, раскрыл воняющий рот, высунув раздвоенный язык.

Руками отчаянно прикрылась. Когти ужасно глубоко вошли в левую грудь, доставая до ребер. Словно он хотел вырвать мое сердце после того, как оторвет ее.

И я отчаянно вцепилась в его шею обоими руками, сжала.

Он дернулся, захрипел.

Я сжала пальцы туже.

Он забился.

Я из последних сил переплела пальцы на его шее.

Он отчаянно забился, внезапно опрокинул меня на землю, всем тяжелым телом навалился.

Я сдавила пальцы из последних сил.

Я поняла: мой враг просто так не уйдет. Этот ужасный миг, когда понимаешь, что сейчас или тебя убьют, или кого—то убьешь ты.

Но умирать не хотелось, особенно, будучи разорванной в когтях демона.

Пальцы сжались еще.

Что—то хрупнуло.

Он обмяк.

Робко замерев, какое—то время лежала под зловонным тяжелым телом, потом, отчаянно желая вдохнуть воздуха и без его вони, брезгливо столкнула труп с себя. Вроде только что умер, но уже стал ужасно холодным. Или он таким и был.

Тяжело дыша, села.

Жутко болела грудь, хоть и маленькая, но невыразимо хрупкая и нежная. Скосила глаза и ужаснулась от пяти глубоких борозд и кровавых потеков.

— Отдай душу! — прохрипели позади.

Я дернулась, обернулась, застонав.

Мужчина в обрывках шелковых одежд, заляпанных свежей и давно просохшей, сжавшей тонкую ткань крови, протянул ко мне когтистую руку. О—опять драться?!