Краткосрочный курс для попаданок. Гарантия. Дорого

Глава 1. Прорывы

Жизнь и сновидения — страницы одной и той же книги.

Артур Шопенгауэр

— Да кто ты такая?! — резкий, грубый крик острой болью прошивает набухшие виски, заставив поморщиться.

Но я удерживаю улыбку. Хотелось бы дерзко насмешливую, но, боюсь, выходит она постно оскорбительной. Его ответный надменный оскал (ну, не улыбкой же называть эти страдальчески растянутые полные губы), похоже, предвещает утробный рык загнанного гордого зверя, который погибнет, но не сдастся, не будет скулить и молить о пощаде, а предупреждает о том, что так просто его не взять.

— Видите ли… — вежливо-предупредительно объясняю я, решив начать издалека, с самой первой нашей встречи. — Я даже не знаю, как это называется, но я здесь совершенно не при чем! В четвертый раз не при чем!

— Я! — прогремело под сводами удивительного храма, красотой архитектуры и внутреннего убранства которого я любовалась всего несколько минут назад. — Я! Знаю! Как! Это! Называется!

— А! Тогда всё в порядке! — рассерженно и устало фыркаю я, удобнее устраиваясь на его сильных руках, и почти доверчиво и точно очень деликатно спрашиваю. — Не могли бы вы и мне рассказать, что именно вы поняли из опыта наших с вами встреч?

Оскал меняется на изысканно-желчную ухмылку. Оглянувшись на застывших гостей с пустыми взглядами и собственную невесту, призрачно прекрасную в этом жемчужно-сером свадебном платье, белокурой куклой с таким же пустым взглядом, как и у всех, замершую у алтаря (это вообще алтарь?), герой моих странных снов действительно рычит, вернее, кричит, откинув голову назад. Крик этот, оглушительно громкий и насыщенный самыми разнообразными чувствами, просто сотрясает своды храма, но ничего не меняет в окружающей нас инсталляции.

Все пришедшие на свадьбу моего любвеобильного визави, в том числе и его суженая, аккуратно стоят в тех позах, в которых застало их его заклинание. Единственное, что отличает людской фон от реальности пятиминутной давности — это бесцветные глаза людей с одинаково пустыми, отрешенными взглядами.

На психологическом тренинге, куда когда-то затащила меня моя беспокойная подруга Полина, нас учили кричать, чтобы высвободить избыточные негативные или позитивные эмоции, отправив их во Вселенную. Еще тогда меня начал занимать серьезный вопрос: если всё не возникает ниоткуда и не исчезает никуда, то кому-то же прилетит наш истошный крик. И хорошо еще, если напитанный положительными эмоциями…

Мой визави (буду называть так, пока не соображу, как всё-таки его зовут) вложил в свой крик яростную злость и сумасшедшее раздражение. Тренер-психолог был бы в полном восторге! Мы, участники семинара, двадцать восемь женщин разных возрастов, кричали вяло, стеснительно, украсив крик нервной мимикой и скованными позами.

— Вы не расстраивайтесь! — искренне прошу я, приторно-любезно сложив губы в подобие новой улыбки, и подбадривающе обещаю. — Это длится всегда не более десяти минут. Приблизительно.

Опускаю глаза вниз: ядовито-зеленый туман, стелющийся по мозаичному яркому полу храма, окутав ноги людей до самых колен, к длинным ногам моего визави даже не приближается. Изредка клочки его с тихим шипением кидаются к голенищам начищенных сапог жениха, по-прежнему держащего меня на руках, но натыкаются на невидимую защиту и со звериным повизгиванием униженно отползают прочь. Я не знаю, опасен ли туман для меня, но проверять не хочу. Боюсь. Кроме того, стал бы мой безымянный герой (вернее, многоименный) так быстро и так резко хватать меня на руки, если бы эта странная ползающая и шипящая зелень была безвредна?

— Если ты сейчас же не скажешь, кто ты, — надменно угрожает почти успокоившийся мужчина, — то я поставлю тебя на ноги, а еще лучше — просто брошу на пол!

— Я предпочла бы обращение на «вы», — состряпав приязненное выражение лица, гордо говорю я, но, не встретив понимания, вздыхаю и напоминаю. — Вы же сказали, что сами всё знаете!

— Я знаю, что ты, скорее всего, запустила дурь запрещенным заклинанием! — еле сдерживаясь, почти кричит он.

Бедный! Нервный какой! Предыдущий крик не помог ему избавиться от злости и напряжения. В таких случаях наш тренер предлагал нам громко петь, вкладывая в песню душу. Выражение строго очерченного лица моего визави, черными глазами смотрящего прямо в мои зеленые, подсказывает мне, что петь он не будет. Наверное… Вот зря! Ему бы пошли пафосные революционные песни, а еще романсы про любовь и страдание.

— Что, тьма тебя возьми, происходит?! Что с твоим лицом? — трясет он меня, прижимая к себе крепче.

— То же, что и с твоим! — хочется ответить мне, глядя на расплывающиеся черты его благородного лица.

Но я не отвечаю. Нет смысла. Мое время вышло. А я его предупреждала!

ДВЕ НЕДЕЛИ НАЗАД

— Я замуж хочу! — пьяно стонет Полинка. — За доброго и ласкового.

— Да выйдешь! Какие твои годы! — икая, успокаиваю я подругу, разливая последние капли четвертой бутылки игристого.

— За верного и умного! — отхлебнув шампанского, не успокаивается Полинка.

— Да-да! — обещаю и это.

— Богатого и… — Полина замолкает, закусывая оливкой.

— Знаменитого! — услужливо подсказываю я.

Полина смотрит на меня осоловелым взглядом и растерянно говорит:

— Не обязательно. Просто богатого!

— То есть, добрый, ласковый, верный, умный и просто богатый? — уточняю я, будто записываю за ней ее немногословную сбивчивую речь.

Полина хмурит брови и кивком соглашается.

— Найдешь! Встретишь! — пророчу я. — Обязательно!

— Где? — подозрительно щурится подруга, охотясь за последней оливкой, ускользающей от ее вилки.

— Да где угодно! — широко развожу руки. — В кафешке, в метро, в парке на пробежке.

— Я не бегаю! — напоминает Полинка, сдавшись, отложив вилку и взяв оливку руками.

— Значит, надо бегать! — убеждаю я, вспоминая, есть ли у меня в холодильнике еще что-нибудь, подходящее для закуски.

— Зачем? — тупит подруга.

— Такие типы заботятся о своем здоровье! — стучу кулаком по ее сморщенному в раздумьях лбу. — Значит, бегают по утрам или вечерам!

— Резонно! — соглашается Полина. — Ты, Любка, молодец! Не зря тебя даже Мымра Борисовна хвалила!

Милена Борисовна, наш школьный математик, получила прозвище Мымра за бескомпромиссный педагогический подход: она учила математике всех, а не только способных к ней, учила насильно, не жалея сил и времени. Вопреки расхожим представлениям о злобных бессемейных и бездетных учительницах, отыгрывающихся на невинных детях, у Милены Борисовны была вполне себе достойная семья: муж — большой начальник и двое детей. Но, по справедливому рассуждению школьного сообщества, она была Мымрой по складу характера и привычке отправлять на пересдачу каждого, получившего двойку. Получить двойку у Мымры было легко. Пересдать — практически невозможно. Я училась хорошо, двоек не получала и была в официальных любимцах у Милены Борисовны.

— Но этого мало! — настаивает Полина. — Есть способ вернее, чем пробежки!

— Любопытно — какой? — живо интересуюсь я.

Нет. Мне бы замуж тоже неплохо. Но я считаю, что не горит еще. Вот совсем не горит в девятнадцать-то лет! Я бы подождала до двадцати пяти или шести.

А Полинке нужно, и как можно быстрее, чтобы съехать от матери и отчима. Нет. Они ее не обижают. Отчим вообще хороший мужик, добрый. Мать Полинки замуж взял с тремя детьми, да еще тройняшки родились. Много их. И все девчонки! Просто женское общежитие, хоть и квартира четырехкомнатная. И живут скромно.

На мой свободолюбивый взгляд, замуж — не выход. Но Полина вбила себе в голову именно этот вариант.

— С завтрашнего дня пойдем с тобой на курсы! — шепотом сообщает мне подруга.

— Опять?! — шепотом же возмущаюсь я. — Надеюсь, хотя бы кройки и шитья? К тому припадочному психологу я не пойду больше.

— Это секрет! — обижается Полина. — Для избранных.

— Кем избранных? — с огорчением смотрю на четыре пустые бутылки. Погорячились мы сегодня.

— Ну… Не знаю… — Полина со вздохом заглядывает в пустой бокал. — Кем-то…

— Тебе нельзя столько пить! — радостно говорю я, хихикая. — Ты бредишь!

— Ничего я не брежу! — возмущается подруга, соглашаясь на предложенный мною плавленый сырок. — Сейчас покажу!

Откусив сырок, она встает и, пошатываясь, идет за своей сумкой.

— Вот! Читай! — Полина протягивает мне пестрый рекламный листок.

— Краткосрочные курсы для попаданок. Гарантия. Дорого, — читаю я крупные, нахально яркие красные буквы на черном фоне.

— Это так романтично! — театрально всплескивает руками Полина и приказывает. — Читай дальше!

— Что именно романтично? — смеясь над подругой, спрашиваю я. — То, что дают гарантию, или то, что дорого?

— Если предупреждают, что дорого, — это ведь очень честно? — доверчиво спрашивает Полина.

— Дороговизна меня не смущает, хотя… платить за явное мошенничество глупо! — доходчиво объясняю я. — Самое нелепое — это гарантия! Я правильно понимаю, что если я, пройдя дорогостоящие курсы для попаданок, никуда не попаду, то мне вернут мои деньги?

— Зря Мымра тебя хвалила! — фыркает Полина. — Гарантия дается не на то, что ты попадешь, а на то, что тебя к этому качественно подготовят.

— Поля! — взываю я к благоразумию, вернее, к остаткам разума пьяной подруги. — Ты серьезно?! Какие попаданки? Это художественный жанр! Литература, кино, комиксы…

— Комиксы? — возмущенно переспрашивает Полина. — Я была на пробном занятии! Они реально готовят к попаданию. Там такие преподаватели! Особенно один.

— А! — с огромным облегчением догадываюсь я. — Слава богу! Я уж думала, что ты ку-ку! Ну, если особенно один, тогда понятно!

— Завтра ты идешь со мной на первое занятие! — безапелляционно заявляет Полина, доедая сырок. — Там была суперская скидка на то, чтобы привести с собой друга!

— Я? — откровенно смеюсь я, смеюсь долго, до заикания. — Я не хочу никуда попадать! Кроме того, я в своем уме, в отличие от тебя. Это не просто выемка денег у населения, а облапошивание наивных дурочек, мечтающих о любви, если не здесь, то в каком-то ином, волшебно далеком мире.

— Ты не веришь в параллельные реальности? — пораженно спрашивает подруга и задает совершенно глупый вопрос. — Почему?

— Почему? — растерянно недоумеваю я. — Ты спросила так, словно я не верю в земное притяжение, в силу материнского инстинкта, в полезность таблицы умножения! Да! Я не верю в параллельные реальности. Не в само их существование, а в попадание в них. Не верю в эльфов и гномов. В темные и светлые силы. Я, конечно, читала Белянина «Меч без имени». Пробежалась по «Дозорам» Лукьяненко. Но… Это литература! Это интересно, захватывающе. Не более.

— А вот я готова к принятию судьбы основательно! — Полинка волшебным образом трезвеет прямо на глазах. — Я все новинки современные читаю! Могу подкинуть пару авторов! Популярных! Драконы! Наги! Маги!

— Подкидывай! — мгновенно соглашаюсь я. — Только давай без курсов! Не может быть, чтобы ты в это верила!

Полинка наклоняется ко мне, обдавая слабым запахом алкоголя и сильным парфюма, словно пила именно последнее, и шепчет горячо, убежденно, почти страстно:

— Верю! Я хочу, чтобы всё это было! Хочу! Обещай, что пойдешь со мной! Ты же свободна завтра! Трудно подругу поддержать?

— Ты права. Не трудно, — стыжусь я. — Совершенно не трудно.

— Обещай! — настаивает Полина, больно схватив меня за руку.

— Обещаю! — клянусь я, положив руку на второй, еще не съеденный плавленый сырок.

Полина остается ночевать у меня, как это бывает всегда после наших посиделок. Я стелю ей в комнате родителей, которые с апреля по октябрь предпочитают жить на даче, в большом деревенском доме, оставленном папе его бабушкой и дедушкой.

Полина засыпает, едва ее голова касается подушки. Я тоже очень хочу спать, оставляю все домашние дела на позднее утро. Расправляю постель, ежесекундно напоминая себе, что надо хотя бы почистить зубы. Вот сейчас пару минут полежу, потом сразу почищу. И это моя последняя мысль в этой реальности.

Запах ароматических свечей забивает поры, перекрывая собой все остальные запахи. Лимонный, лавандовый, розовый ароматы щекочут мои нервно раздувающиеся ноздри. Приоткрываю глаза.

Кстати, я не почистила зубы. Терпеть не могу ложиться спать, этого не сделав! Воспоминания о новой кокосовой зубной пасте несколько отвлекают меня от тошнотворного запаха горящих повсюду свечей. Сейчас… Чуть-чуть полежу… И встану… Глаза снова закрываются сами собой.

— Ты хотела лишить меня чувств этой чудовищной смесью приторности, притворства и отсутствия вкуса? — раздается над моим ухом вопрос, заданный хрипло, с вызывающей мурашки брутальной интонацией.

Отсутствие вкуса — это точно про мою пижаму. Она по-цыплячьи желтенькая, мягонькая. Короткие штанишки и длинная кофта. Папа от нее в шоке. Мама кисло улыбается. Полинка ржет. А мне нравится ткань, из которой она сшита: теплая фланель, напоминающая о детской одежде и пеленках младшего брата, давно выросшего.

— Вкус как вкус! — бормочу я, не открывая глаз. — В пижамах что главное? Чтобы она нравилась хозяину!

— Несмотря на неплохую закалку, полученную на тренировках и в боях, я долго не выдержу! — тот же мужской голос, щекоча мои нервы беличьей кисточкой, продолжает словесную пытку. — Зачем всё это?

— Да сплю я так! — хочется воскликнуть мне, но языку лень ворочаться во рту, и я ничего не говорю, покрепче обняв подушку.

Постойте… Подушку! Где моя подушка?

Я с трудом сажусь на постели и, шаря руками по сторонам, стараюсь найти пропажу. Ничего не получается. Подушки нигде нет. Сдаюсь и открываю глаза.

Я не права. Нет не подушки. Точнее, нет не только подушки. Нет постели. Нет даже спальни. А что есть?

Есть глубокое кресло, в котором я сижу. Широкое, высокое, мягкое, обтянутое фиолетовым бархатом. Кресло стоит в большой, но уютной комнате, в которой, кроме кресла, есть еще такой же фиолетовый бархатный диван, диванные подушки, разбросанные по мозаичному черно-белому полу, потрясающе красивый белый рояль и свечи. Повсюду огромные толстые свечи разных цветов: красные, белые, желтые, зеленые, синие. Именно разнообразие цветов портит эстетическое впечатление от прекрасной комнаты. И еще этот запах! Вернее, какофония запахов! (Я знаю, что так говорят только о звуках, но эта смесь должна закачиваться в баллончики для индивидуальной защиты). Мужчина, в общем-то, прав! Стоп! Мужчина!

Вот он! Высокий. Широкоплечий. Одетый в строгий, но красивый театральный костюм века… девятнадцатого. Темно-синий фрак с фалдами выше колена безупречного кроя, светло-бежевые панталоны, высокие черные сапоги, галстук тоже черный, в виде шейного шелкового платка с булавкой, украшенной большим прозрачным камнем.

Интересный экземпляр! Гораздо интереснее Полининого инструктора по фитнесу. Мускулистые ноги и довольно крепкая еще одна часть его тела… из нижних… Всю эту заднюю часть, конечно, не видно, скрыта фалдами фрака, но профиль бедер (да знаю я, что и так говорить нельзя!) помогает дорисовать полную картину.

— Вы кто? — хочу спросить я, но не успеваю.

Раздается томный женский возглас, сигнализирующий, что его хозяйка обиделась:

— Фиакр! Как ты груб! Я старалась для тебя!

Фиакр? Из чего сейчас делают игристое? Из листьев белены?

Мужчина с французским именем, сочетанием звуков напоминающим карканье простывшего ворона, стоит ко мне вполоборота и разговаривает вовсе не со мной, а с роскошной молодой женщиной, сидящей в таком же кресле, что и я, только глубокого коричневого цвета, на фоне которого ее белая кожа и распущенные светлые волосы смотрятся очень выигрышно.

Я, наконец, понимаю, что тошнотворности запаха особую тяжесть придают белые лилии, огромными букетами расставленные по периметру комнаты в напольных вазах.

Ненавижу лилии! Один раз мне подарили букет, который я поставила в изголовье кровати перед сном. Проснулась с сильной головной болью, тошнотой и слезотечением. Меня весь день выворачивало наизнанку желчью.

И теперь, чувствуя приближение тех же прелестей лилейной аллергии, я заторопилась покинуть этот костюмированный пьяный сон, пока меня не заметили два аниматора.

— Сюзет! — бархатный тембр мужчины обволакивает не хуже смертоносного аромата. — Твоя любовь к лилиям и цветочным запахам, в конце концов, отвратит от себя всех, имеющих обоняние.

— Я ждала тебя, Фиакр! — обвиняющие нотки появляются в голосе блондинки, изо всех сил старающейся удержаться в соблазнительной позе.

Да что за имя такое?! Ворон не просто простыл — он еще и курит терпкие кубинские сигары!

— Ждала две недели, которые прошли с нашей последней встречи! — продолжает упрекать соблазнительница, сверкая красивыми ярко-голубыми глазами, кокетливо опуская тщательно прокрашенные длинные ресницы. Правда, хороша! Даже на мой женский вкус.

— Я разве обещал вернуться? — усмехается Фиакр.

Я с любопытством разглядываю его лицо: благородные черты, говорящие о хорошем происхождении и недюжинном уме. Черные глаза антрацитами блестят в полумраке комнаты. Но в них не страсть, не похоть — в них легкое презрение к сидящей перед ним женщине.

Мы с ней, с этой Сюзет, возмущаемся одновременно. Я про себя, она вслух:

— Фиакр! Тебе не идет грубость!

Вот тут я не согласна. Еще как идет! Но, естественно, не приветствуется. Сюзет охает аккуратно, точным, выверенным движением закрывая ладошкой открывшийся от возмущения рот.

— Я была уверена, что после всего, что между нами было… — со слезливой ноткой говорит обиженная красавица.

— И что же между нами было? — саркастически спрашивает Фиакр.

— Для тебя ничего не значит наша близость?! — блондинка на пару секунд выходит из томного образа, став обычной женщиной, обиженной и обманутой.

— Наша близость, дорогая, была прекрасна! Я поблагодарил тебя, мне помнится, — ряженый красавец (это определенно!) усмехается.

Сюзет непроизвольно кладет правую руку на шею и грудь, украшенные колье с яркими желтыми камнями. Это колье изумительно подходит к кружевному пеньюару цвета слоновой кости.

— Хам! — звонко отвечает Фиакру Сюзет.

— Молодец! — хвалю я ее и даже хлопаю в ладоши от удовольствия.

Сюзет обиженно морщит изящный маленький носик и отворачивается от возлюбленного. Ну, или бывшего возлюбленного, судя по смыслу услышанного мной. Фиакр же вдруг вздрагивает и резко оборачивается в мою сторону.

Я испуганно застываю под его пронзительным взглядом, для верности зажмурив глаза. Пару минут ничего не происходит: слышно, как театрально вздыхает Сюзет, как шипят свечи. Открываю один глаз и взвизгиваю от неожиданности — Фиакр нависает надо мной и потрясенно смотрит на меня.

— Что там?! — капризно окликает мужчину Сюзет. — Что ты уставился на это кресло? Вспоминаешь, как мы…

— Не может быть! — убежденно шепчет Фиакр, теперь это тот же курящий простуженный ворон, но уже контуженный.

— Да что случилось?! — Сюзет порывисто встает и идет к нам.

Я так и сижу, поджав под себя ноги в коротких штанишках, впервые в жизни смутившись от детского и простецкого вида своей любимой пижамы. Неловко. Всё-таки не они ко мне вторглись, а я во сне попала в их дом без приглашения. Медленно открываю второй глаз, в надежде проснуться, чтобы не знакомиться и не объясняться.

— Что интересного в этом кресле? — возмущенно пожимает плечами красивая женщина в полупрозрачном пеньюаре. — Такое же, только фиолетовое.

Фиакр никак не реагирует на слова Сюзет, буквально прожигая меня черным взглядом.

— Вот только не говори, что ты что-то почувствовал! — небрежно бросает разозленная Сюзет. — Дом закрыт твоим словом и абсолютно чист. Ты пытаешься уйти от разговора?

Фиакр вблизи еще более потрясающий, чем был до этого в десяти шагах. И он меня точно видит.

Гордо выпрямляю спину, вспомнив, как мама ругает меня за сгорбленные плечи:

— Осанка добавляет красоты и ума!

Пока осанка добавляет мне только легкую боль в плечах и шее и сюрреалистичное ощущение ненужности меня, как нелепой детали, на этой роскошной картине.

— Кто ты? — почти ласково спрашивает меня образцовый экземпляр отборного тестерона, но за этой мягкой нежностью я отчетливо считываю напряжение и даже… Страх?

Щипаю себя, больно сжав и скрутив кожу на собственном бедре. Представиться? Закричать? Извиниться? Сказать что-нибудь умное? Убежать?

Фиакр кладет руки на подлокотники моего кресла, отрезая путь к отступлению. Теперь без «убежать». Сказать что-нибудь умное? Извиниться? Закричать? Представиться?

— Это то, о чем я думаю? — шепчет мужчина.

— О ком… — хрипло поправляю я его, вспомнив вопросы русских падежей. — Хотя я не в курсе.

Мужчина завороженно смотрит на мои губы, протягивая руки к моему лицу. Непроизвольно отшатываюсь. Воздух между нами начинает искриться, довольно чувствительно кусая мою кожу, как будто я слишком близко к лицу держу бенгальский огонь.

— Тьма тебя возьми! — выдыхает Фиакр сокрушенно и радостно одновременно.

И тьма меня забирает.

В моей спальне темно и душно. Пахнет прогоревшими бенгальскими огнями. Приснится же такой бред!

Утро встречает нас с Полиной солнцем и прогнозируемой головной болью, мятым отражением в зеркале и тоскливым осадком: повезло же Сюзет с мужиком! Полинка видела бы — облезла бы от зависти!

— Помни! Ты обещала пойти со мной! — вяло угрожает Полина, рассеянно мешая кофе в чашке.

— Обещала — пойду, — чувствую себя дохлой рыбой на ледяном прилавке соседнего магазина, у них она всегда такого вида, словно ее выловили после долгой и нудной борьбы, а потом пытали. — Но ты выбросила деньги на ветер.

К вечеру еле-еле прихожу в себя: состояние, похожее на то, что вызывает у меня аллергия на лилии. Вот ведь шутки воображения!

Место, где проводятся курсы для попаданок, оказывается приличным офисом в центре города. Приятный брюнет, похожий на молодого Чехова ростом, лицом и усами с бородкой, приветливо встречает курсанток в прохладном фойе. Сегодня довольно жаркий июльский день, поэтому почти бесшумно работающие кондиционеры радуют.

— Рад, что вы пришли! — тепло обращается он к Полине. — Это ваша знаменитая подруга?

— И чем же я знаменита? — подозрительно спрашиваю я, чувствуя подвох.

— Скепсисом, — улыбается Чехов. — Вы для нас настоящий вызов!

— Я для вас очередной клиент-лох! — хочется мне сказать, но я не тороплюсь хамить, чтобы не расстраивать Полину.

— Проходите в круглую комнату! — радушно приглашает Чехов.

Круглая комната оказывается… круглой. В круг же поставлены ярко-голубые офисные стулья. Пересчитываю. Восемь. Умножаю на стоимость краткосрочного курса и даже присвистываю. Молодцы, ребята!

Курсанток оказывается всё-таки семь. Восьмой — Чехов. Он ведущий сегодняшнего тренинга.

— Антон! — даря нам семерым восхищенную улыбку, представляется ведущий.

— Палыч? — вырывается у меня.

— Почти, — понимающе улыбается ведущий. — Константинович.

С любопытством рассматриваю курсанток: это женщины, навскидку в возрасте от двадцати до тридцати пяти лет. Влюбленные глаза, восторженно глядящие на Антона, наполнены живым ожиданием чуда.

— Сегодня заброса не будет? — уточняю я. — У меня есть планы на вечер.

Пять пар женских глаз дарят мне презрительное возмущение, одна пара смотрит умоляюще. Это Полина.

— Чудесно! — мягко смеется Антон. — Тем интереснее наша миссия!

— И в чем же она? — спрашиваю я, виновато улыбнувшись подруге. — Ваша миссия?

— Подарить счастье, — просто отвечает Антон. — Тем, кому оно предназначено не в этом мире, а в других мирах.

— А разве миссия осуществляется за деньги? — парирую я под протестующие охи-ахи. — Этакий платный подарок?

— Дорого, — коротко говорит Антон и терпеливо объясняет. — Дорого готовить попаданок в этом мире. В некоторых других получается бесплатно, но не в этом. Он самый закрытый и самый неудобный. Наша магия здесь почти не действует.

— Почему? — лениво интересуюсь я. — Как же без магии? Просто в прошлое или в будущее? Путешествие во времени? Суровое попаданство!

— Нет! — бодро отвечает Антон, нисколько не раздражаясь. — Эти курсы рассчитаны на подготовку к перемещению в магические миры.

— Пожалуйста! — шепчет Полина, и я замолкаю, позволив Антону начать.

— Сначала, дорогие мои, — говорит ведущий (я довольно громко фыркаю — реакция на слово «дорогие»), — я проверю вас на наличие прорывов и их количество.

— Прорывов? — переспрашиваю я, недоуменно оглядываясь на «товарок».

Я одна тут ничего не понимаю? Остальные попаданки со стажем?

— То есть этому попаданству реально можно научиться? — не верю я в то, что все эти люди вокруг меня здоровы.

— Научиться нельзя, — отрицательно машет головой Антон. — Но можно качественно подготовиться.

— Может быть, девушка откажется от курсов? — резко спрашивает меня симпатичная рыженькая толстушечка, вся такая приятная, мягкая, привлекательная, но сейчас сердитая.

Вот неужели в этом мире для нее нет пары? Не может быть!

— И побыстрее! — шипит брюнетка с модельной внешностью и следами уколов красоты.

— Энергетически вы подобраны друг к другу с большой точностью, — неожиданно строго говорит Антон, сверкая стеклами чеховских очков. — Добиваться нового удачного сочетания сложно и долго.

— У нас коллективная заброска? — смеюсь я. — Никогда о таком не слышала!

— Нет, — Антона, по-видимому, просто невозможно вывести из себя. — Того из вас, кто переместится, будут энергетически поддерживать остальные. Возможно, понадобится возвращение.

— Стоп! — резко возражаю я. — А как же реклама гарантии? Она не для всех?

— Для всех, — поправляет меня ведущий. — Просто срок гарантии у каждого будет свой.

— То есть стоимость одинаковая, а гарантия разная? — иронизирую я, понимающе вздыхая.

— Гарантия зависит не от стоимости, — просто и скромно говорит Антон и получает от меня звание «стоика». — Она зависит от личных возможностей, силы желания и веления судьбы.

— Красиво! — послушно и кротко соглашаюсь я, чтобы тут же броситься в атаку. — Но неправдоподобно. Предупреждаю: возможностей у меня никаких, желание отсутствует, и в судьбу я не верю.

— Люба! — почти плачет совершенно расстроенная Полина. — Пожалуйста!

— Прости! — искренне каюсь я, еле сдерживаясь, и обещаю. — Молчу!

Антон нажимает кнопку на дистанционном пульте, и из динамиков, висящих на стене, мы слышим звуки приятной музыки. Курсантки в нетерпении ерзают на стульях, призывно улыбаясь Антону.

— Сейчас я прочту каждую из вас и точно скажу, сколько прорывов из этой реальности у вас было, — буднично сообщает Антон, словно кассир, монотонно предлагающий сопутствующие товары, никому не нужные, но по привлекательной цене.

— Прочтете? — нервно вырывается у меня. — Что это значит? Будете мысли читать? Гипнотизировать?

Антон не отвечает на мои вопросы. Он встает и идет за спину симпатичной рыженькой толстушечки, просит ее сесть прямо и закрыть глаза. Она смущенно вспыхивает, почувствовав свою избранность, усиливая яркость милых веснушек. Краснеет даже кончик ее милого курносого носа.

Антон не делает никаких пассов вокруг Рыжика, ничего не говорит. Он кладет руку на голову девушки. Нас просит взяться за руки и закрыть глаза. Последнее меня крайне возмущает: я хочу видеть, что он будет делать! Поэтому открываю один глаз и подглядываю.

Все курсантки с блаженным выражением на лицах старательно жмурят глаза. У Антона глаза закрыты, лицо спокойно, ладонь лежит на голове девушки, которая испугана, но старается этого не показать.

В течение минуты ничего не происходит, и меня распирает от желания расхохотаться. Потом Антон резко открывает глаза — и меня поражает его пустой, похожий на рыбий, взгляд. Секунда — и карие глаза ведущего оживают, приобретают прежнее доброжелательное выражение. Как пить дать, иллюзия как последствие вчерашнего девичьего разгула. А я знала, что четыре бутылки на две глотки — перебор явный!

— Интересно! — констатирует Антон, убирая руку. — Очень интересно!

Но ничего не объясняет. Следующей становится брюнетка с внешностью модели. Всё повторяется: девушка смущается и млеет, Антон кладет руку, закрывая глаза, — я подглядываю.

За брюнеткой очередь самой возрастной курсантки — женщины лет тридцати пяти с большими грустными глазами, похожей на постаревшую девочку, страдающую от обманутых надежд. Потом проверку проходит хорошенькая кудрявая блондинка. Наступает время Полины. Подруга смотрит на меня широко распахнутыми глазами, и я вижу, как она волнуется.

Когда во всей компании из непроверенных остаюсь только я, легкое головокружение от нелепости и нереальности происходящего выдавливает из меня нервное хихиканье и сухой кашель.

— Никаких прорывов у меня не было! — клянусь я, для убедительности положив ладонь на сердце. — Поверьте, я бы знала!

— Лю-ю-ю-ба! — с мукой на лице выдыхает Полина, и я сдаюсь.

Прежде чем положить руку на мою голову, Антон наклоняется к моему уху и шепчет насмешливо:

— Советую не открывать глаза! Последствия будут хуже, чем от злоупотребления спиртным! Намного хуже!

И я сижу с закрытыми глазами. Но не потому, что боюсь каких-то там последствий, а потому что расстроенная Полина чуть не плачет и, похоже, уже смертельно обиделась.

Приятная усталость наваливается на меня в то самое мгновение, когда ладонь Антона касается моего строгого пробора. Усталость эта теплая, тягучая, убаюкивающая, вызывающая… удовольствие. Оно волной поднимается от ногтя большого пальца ног до самой макушки, словно тянется к руке Антона. Сначала зыбкое, еле ощутимое, удовольствие постепенно набирает сладость, терпкость, силу. Ничего не хочется, только сидеть вот так и наслаждаться этими мгновениями. Может, дороговизна стоит этого блаженства?

Точно! Это действие наркотика! Нас всех, пока мы собирались, соком апельсиновым угощали. Отравили!

— Ну что, мастер? — нетерпеливо спрашивает Полина.

Ого! Мастер! Да это секта!

— Всё очень даже неплохо! — повторяется довольный Антон.

У Рыжика, оказавшегося Ларисой, по словам ведущего, не было ни одного прорыва, но около десяти сильных попыток. А далее по нарастающей. У модели-брюнетки Людмилы один прорыв, у «самой возрастной» курсантки аж пять! У Полины ни одного, но Антон уверяет, что видит ее потенциал.

— У вас, Любовь, самый интересный случай! — таинственно начинает ведущий, обращаясь ко мне.

— Лишь бы не страшный! — ерничаю я. — Я читаю книги только с хорошим концом! Что там? Сотни прорывов или ни одного с гарантией?

— Нет, — задумчиво отвечает мужчина, терпеливо ищущий что-то на моем лице. — Прорыв всего один. Но у вас он самый свежий.

— Это хорошо или плохо? — осторожно спрашиваю я под Полино то ли испуганное, то ли восхищенное «ой».

— Это удивительно! — восклицает Антон.

— Почему? — расстраиваюсь я, усиленно старясь этого не показать.

Они решили, что из всех курсанток я самая легкая добыча? Или, наоборот, самая трудная, поэтому развести надо сначала меня? Еще бы! Меня обратить в свою веру — остальные подтянутся без сопротивления. Они без меня на всё готовы были, а я все карты этим мошенникам спутала! Как бы не тюкнули в темном переулке чем-нибудь тяжелым по темечку, выдав это за убийство темными силами! Надо придержать коней… Тем более, они у меня больше на ослов похожи…

— Потому что я его чувствую, но не вижу сюжета, что странно, — совершенно непонятно объясняет Антон.

— Сюжета? — уточняю я. — А у других видели?

— Конечно, — просто и убедительно отвечает мне ведущий. — Это моя часть миссии.

— О! — ко мне возвращаются сарказм и желание противоречить. — Вы не один будете готовить нас к заброске? У каждого своя часть? И много этих частей?

— Люба! Я тебе всё расскажу! Нам всё объяснили на пробном тренинге, — нервничает Полина, один глаз ее смотрит на меня умоляюще, а второй на Антона влюбленно.

— Нас много, — вроде бы не сердится на меня Антон, но призрак чего-то тяжелого, опускающегося на мою макушку, мерещится снова. — Со всеми познакомитесь постепенно. Сегодня мой тренинг.

— Вы не добрались до моего сюжета, — вежливо напоминаю я.

— И не пытался. Оказалось, не мой уровень, — парирует Антон. — На сегодняшний день информации достаточно. О вас. Теперь информация для вас.

— Записывать? — беспокоюсь я. — Я без тетрадки.

— Не нужно. Вы всё сможете запомнить без записи, — отвечает Антон, а я серьезно подумываю о том, что его можно было бы и канонизировать. — Сейчас девушки сами расскажут нам о том, что запомнили с прошлого занятия.

Лариса тянет руку, как школьница, и Антон приветливо ей кивает:

— Я рассказал вам, в какие миры с нашей помощью вы сможете переместиться. Что вы запомнили, Лариса?

Рыжик уже не смущается — она просто счастлива!

— Это магические миры! Их много! Каждую из нас там ждет наша половинка!

На словах «каждую из нас» я вздрагиваю. Чувство опасности начинает щекотать мою левую пятку.

— Магия? — встреваю я, вызвав недовольство Рыжика-Ларисы. — Что за цирк!

— Не цирк! — раздраженно бросает мне Лариса и бойко докладывает, напоминая отличницу у доски, которая лучше всех готова к зачету. — Некромантия, демонология, оборотничество, артефакторика, стихийная магия, ну, и вообще, разные виды магии.

Смотрю на окружающих меня курсанток во все глаза и очень надеюсь, что в полиции мне поверят. Мне надо спасать единственную подругу! И о себе не забыть!

— Виды? — заинтересованно уточняю я, пытаясь усыпить их бдительность. — А можно подробнее?

— Конечно… — растерянно реагирует Лариса и торопится ответить. — Магия Вуду, магия рун, магия иллюзий, магия крови, магия разума, псионика называется…

Магия дебилизма… Всё серьезнее, чем я думала…

— Псионика? — радуюсь я вслух. — Если у вас тут можно выбирать, то я за псионику!

Судя по потрясенным лицам, выбирать нельзя.

— Ладно! — быстро сдаюсь я. — Как скажете! Нельзя так нельзя.

— Дело в том, — снисходительно улыбается мне Антон, — что ни мы, ни вы не можем выбирать мир, в который вы, возможно, попадете. Поэтому…

— Поэтому будем готовиться ко всем! — восторженно перебивает его обращенная Полина.

— Совершенно верно, вы умница! — хвалит мою подругу инструктор, и она лужей растекается у его ног от удовольствия.

— Что дальше? — не теряю я оптимизма. — Лекции? Тренинги?

— Завтра я поработаю с каждой из вас отдельно, — сообщает Антон. — Каждой будет назначено свое время.

Курсантки начинают прощаться, с придыханием произнося имя ведущего сегодняшнего тренинга:

— Антон Константинович! Антон Константинович! Спасибо! До завтра! До встречи!

— Любовь! — окликает меня молодой Чехов. — Можно вас на минутку?

Антон уводит меня в сторонку от всех, аккуратно придерживая за локоть. Полина вращает любопытными глазами. Остальные курсантки ревниво смотрят на нас исподлобья, стоя у входных дверей.

— Люба! Как вы себя чувствуете? — в голосе Антона звучит интонация сочувствия и удивления одновременно.

— Хорошо, — неуверенно отвечаю я, прислушиваясь к себе. — А что?

— Просто это несколько странно, — с беспокойством говорит молодой человек. — Прорыв очень свежий. Сегодняшний.

— Что значит сегодняшний? — улыбаюсь я и с оптимизмом спрашиваю. — Я сегодня стану попаданкой?

— Вы ей уже стали, — буднично отвечает мне Антон с настоящей чеховской усмешкой. — Прошло не более суток.

— И что за прорыв такой у меня был, что я его не помню?! — громко возмущаюсь я, привлекая внимание остальных курсанток.

— Не знаю. Я не смог увидеть сюжет, — напоминает Антон, понижая голос до шепота. — Но то, что это произошло совсем недавно, в пределах одних суток, несомненно.

— Это бред! — шепотом возмущаюсь я и вижу досаду на лицах «подруг». — Как можно стать попаданкой и не помнить этого?

— Вы не падали в обморок? Не теряли связи с реальностью? Вам ничего не мерещилось? — забрасывает меня тихими вопросами Антон, и я вижу, что он по-настоящему волнуется.

— Ничего подобного со мной не было! — искренне отвечаю я, восхищаясь его театральными способностями.

Мой папа, бывший работник прокуратуры, рассказывал, что преступники, промышляющие мошенничеством, нередко обладают прекрасными актерскими талантами, что помогает им втираться в доверие к жертвам мошенничества. Если это так, то Антон — очень способный мошенник.

— Совсем ничего? — не верит мне Антон, продолжая настаивать. — Ни видений, ни галлюцинаций, ни снов?

— Ниче…го! — снова громко и пафосно утверждаю я первым и вторым слогом, сдуваясь на третьем.

Сон! Конечно! Этот странный сон с красавцем Фиакром и томной Сюзет! Фиолетовое кресло, ароматические свечи и лилии. Лилии! В воспоминания врывается их запах, удушающий, настырный, тошнотворный. Это и был прорыв?

— Вы что-то вспомнили? — сжимает руку на моем локте Антон. — Я вижу, что вы вспомнили!

— Сон… — неуверенно отвечаю я. — Просто странный сон…

— И что в нем было такого странного? — настойчиво требует ответа Антон, продолжая до боли сжимать мой локоть. — Вы же поняли, что он не такой, какими бывают ваши обычные сны?

— Да нет… — не сдаюсь я. — Сон как сон. Я не помню подробностей.

— Совсем никаких? — хитро прищуривается молодой человек. — Разве цвета, запахи, звуки не были ярче, отчетливее, осознаннее, чем раньше?

— Вовсе нет! — упорствую я. — Сон без героев и сюжета. Просто какие-то красивые картинки. Пейзажи.

— Пейзажи? — Антон растерян. — Пейзажи чего? В них было что-то необычное? Может, фантастическое?

— Не было! — резко закругляю я разговор и на всякий случай добавляю. — Не было!

Полина явно возбуждена после сегодняшнего тренинга: она болтает без умолку, то радостно восклицая, то озабоченно охая.

— Я же просила тебя пойти со мной, чтобы помочь мне, а не мешать! — возмущается она, когда мы садимся за столик в летнем кафе и заказываем мороженое. — Трудно было не перебивать и не спорить?

— Трудно! — подтверждаю я. — Очень трудно уберечь тебя от страшной ошибки! Всё шито белыми нитками! Это мошенники. Причем не какие-то мелкие, а хорошо подготовившиеся, возможно, с психологическим или медицинским образованием, а то и юридическим.

— Я знаю, как это выглядит со стороны, — нервничает Полина. — Как сумасшедший дом! Но… Поверь, что это всё по-настоящему!

— Как поверить? — с сожалением смотрю на подругу, с которой мы встретились еще в яслях, по факту мы вместе с двух лет, осознанно лет с пяти.

— Я не знаю. Я чувствую! — убеждает меня Полина.

— Антон сказал, что у тебя не было ни одного прорыва, — беспощадно напоминаю я. — Ни одного!

— Еще он сказал, что у меня огромный потенциал! — спорит обидевшаяся Полина.

— Не огромный, а большой! — напоминаю я.

— Всё равно! — дергается Полина. — Потенциал есть!

— Потенциал для чего? — не успокаиваюсь я. — Для попаданства? Ты себя слышишь? Вы же все — готовые клиенты психиатрической клиники! Я волнуюсь за тебя! У меня запасной подруги нет!

— Не обижай меня! — сердится Полина. — Если ты не веришь, это не значит, что этого не существует!

— А где зафиксированные доказательства? — не унимаюсь я, чувствуя, как начинает болеть голова. — Книги? Фильмы? Легенды?

— Бога тоже никто не видел! — парирует возмущенная подруга. — Однако… верящих в него миллионы!

— Делай, что хочешь! — сдаюсь я, опасаясь поссориться с Полиной. — Меня только не вовлекай!

— Я на тебе скидку получила! — напоминает Полина. — Ты бесплатно, а я за полцены! Только Антон просил другим об этом не говорить. Не скажешь?

— Не скажу, — теряюсь я, не зная, что ответить. — Зачем им это?

— Не знаю, — пожимает плечами Полина, принимаясь за мороженое с ликером. — Антон сказал, что в каждой группе есть такие скидки. Но они не афишируют, потому что на самом деле очень дорого.

— Сколько? — спрашиваю я, благодаря официантку за кофе и мороженое с шоколадным сиропом.

Ответ Полины заставляет меня закашляться и даже замахать руками, словно я задыхаюсь и мне катастрофически не хватает воздуха.

— Сколько? — скрежещу я, как ржавые петли старого забора. — Ты серьезно? Где ты взяла такие деньги? Это же стоимость половины автомобиля! Причем хорошего! И это со скидкой?

— Взяла кредит! — смело отвечает Полина, живущая экономно и скромно.

— Кто ж тебе, бедной студентке из многодетной семьи, кредит дал?! — поражаюсь я, давясь кофе.

— Отчим помог договориться. Новая городская программа для подающих надежды будущих специалистов. Меня же банк берет на практику. Ты знаешь! — рассказывает подруга. — И, кстати, то, что из многодетной, — помогло как раз.

— Отчим знает, на что ты его взяла? — не верю я и оказываюсь права.

Полинка краснеет и пыхтит, не отвечая.

— Что хоть соврала? — вздыхаю я обреченно, понимая, что Полину не остановить. Никак и ничем.

— Стартап, — шепчет она, нервно улыбаясь.

— Коммерческий проект? — сильнее удивить меня сложно. — А что будешь врать дальше? Что ничего не вышло?

— Ничего не буду врать! — беспечно отмахивается Полина. — Меня уже здесь не будет. Я буду счастлива в другом мире с любимым человеком!

Да… Всё еще хуже, чем я предполагала.

— Слушай, Полинка! — горячо и, по-моему, убедительно говорю я. — Это совершенно очевидно! Замануха преступная! Вот увидишь: каждой курсантке они так же сказали и так же просили всё скрывать от остальных. И полсуммы — огромные деньги! Бешеные! Легенда для наивных одиноких дурочек!

— Пусть! — не соглашается со мной подружка. — Пусть!

— Как это? — не на шутку сержусь уже я. — Что значит пусть? Тебе девятнадцать! Не тридцать пять! Не сорок! Ты не одинокая брошенка! Да тебя и не бросал никто никогда!

— Как это? — неуклюже шутит Полинка. — А Витька в пятом классе?

— У тебя и отношений ни с кем не было! — напоминаю я настойчиво. — Откуда разочарование в этом мире? Откуда мысли о попаданках? Чье это влияние?

— Это просто вера и надежда! — огрызается Полина. — Ты же Любовь! Ты должна понимать, как никто!

— Вот никто и не понимает! — я очень стараюсь убедить ее. — Семь дурочек! Они нашли семь дурочек, которые обогатят их несказанно! Нет! Шесть! Себя я считать не собираюсь!

— Да что ты говоришь! — иронизирует Полина, доедая мороженое. — Да я еле-еле записалась! У них запись на полгода вперед, если хочешь знать!

— И кто тебе это сказал? — я с трудом верю, что передо мной моя подруга в здравом уме и твердой памяти. — Неужели Антон?

— Антон, — кивает Полина, облизывая ложку.

— Это слова, ничем не подкрепленные! — почти кричу я. — Или у них еще и сайт с отзывами клиентов есть? Кто-то метнулся в лучший мир и вернулся с рекомендациями?

— Ну… про возвращенцев я никогда не слышала, — отвечает Полина. — Но это ничего не значит! Они с нами будут подписывать контракт, кроме договора, который мы уже подписали. Там и про сохранение тайны есть!

— Очень удобно! — бешусь я. — Обманули дурочек наивных, прикарманили большие денежки честным экономическим путем, наверное, и налоги платят исправно государству? Просто дети лейтенанта Шмидта! Классика!

— Говори, что хочешь! — дуется Полина. — Ты и так вела себя невежливо и глупо!

— Я? — поражаюсь я ее наивности. — Глупо? Потрясающе!

Мы сидим и молчим, обижаясь друг на друга.

— Прости! — первой заговариваю я. — Прости! Я погорячилась. Каждый свободный человек имеет право сходить с ума по-своему. Кто я такая, чтобы тебе мешать? Просто единственная и верная подруга!

— Не дуйся и не бойся! — улыбается мне Полинка. — Просто постарайся поверить! Вот смотри! Тебе было хорошо, о-о-очень хорошо, когда Антон тебя читал? Было? Честно ответь!

Я вспоминаю свои ощущения в тот момент, когда Антон положил ладонь на мою голову. Чистое удовольствие. Блаженство. Состояние эйфории.

— Нас опоили, Поля! — убежденно говорю я. — Просто опоили! Вспомни, с какой жадностью мы пили апельсиновый сок в фойе!

— Да? Опоили? С точностью до минут? — спорит Полина. — Какой волшебный наркотик! Срабатывал точно в нужное время, когда Антон клал руку очередной курсантке на голову. Вернее, в тот самый миг!

Я молчу, не зная, что возразить.

— Если это и наркотик, — продолжает возбужденная Полинка, — то точно из волшебного мира! Действующий индивидуально, с посекундной тарификацией!

Пока я прихожу в себя, переваривая эту информацию, Полинка спрашивает:

— Слушай! А что с твоим свежим прорывом? Мне, лучшей подруге, ты ничего не рассказала!

— Каким прорывом? — устало переспрашиваю я. — Бред! Мы вместе напились и обе ушли спать. Я заснула в своей постели и проснулась в ней же. Больная от перепоя и от дурного сна.

— Какого сна? — живо интересуется Полинка. — Почему не рассказала?

— Такой же бред, что и сегодняшний тренинг! — объясняю я неохотно. — Чуть не сдохла от запаха лилий!

Я рассказываю лучшей подруге о своем дурацком сне: о сильных запахах и нелепых фразах, которыми обменивались мои герои.

— И имя такое воронье — Фиакр! — фыркаю я. — И ее, приторное до тошноты — Сюзет.

— Фиакр — по-французски «ворон», — говорит Полина, завороженно глядя на меня. — А «Сюзет» — лилия.

В школе Полинка учила французский, а я английский. В университете на экономическом факультете она — лучшая по всем гуманитарным предметам. На первом курсе по обмену летала во Францию.

— Точные имена! — нервно смеюсь я.

— Ты не понимаешь?! — подруга смотрит на меня так, словно я воскресла из мертвых. — Ты сходила туда!

— Фигня! — сопротивляюсь я бреду. — Это сон! Просто сон!

— Это прорыв! — фанатично клянется Полина, хватая меня за руку. — Антон его и считал! Вы об этом шептались в углу? Об этом?

— Я ему ничего не рассказывала! — говорю я. — Чтобы не потакать бреду и обману! Не выдай меня!

— Конечно, не выдам! — твердо обещает подруга дней моих суровых, и я верю: за столько лет ни разу не выдала.

— Это не сон. Это прорыв! — уверяет меня она. — Для сна слишком много запахов, звуков, эмоций!

— Ага! — саркастически смеюсь я. — Моя бабушка во сне копала глубокую яму вместе с Горбачевым. Она попаданка?

— Почему? — недоумевает подруга.

— Потому что это было в декабре 1991 года! — смеюсь я. — Это год развала СССР!

— У меня пять по истории! — ворчит Полина. — Я ориентируюсь во времени.

— А маме снился наш нынешний президент! — напираю я с голыми фактами. — Она танцевала с ним пасодобль! Она тоже попаданка?

— С нынешним? — осторожно переспрашивает Полина. — Нет. Это просто сон. Вот если бы с Николаем вторым или Лениным…

— Поля! — умоляю я. — Верни деньги и забудь эту историю! Прошу тебя! По твоим словам, каждый второй, видящий сны, — попаданец!

— Я так не говорила! — спорит она. — Но Антон ведь не знал о твоем сне, а почувствовал, что ты была там!

— Там? — я смертельно устала. — Где там?

— В том мире, где тебя ждет твой суженый! — голосом проповедника отвечает Полина.

— Пока я шляюсь по другим мирам, — сержусь я по-настоящему, — провороню своего суженого здесь!

Провороню… Тьфу ты! Опять этот ворон!

— Я заплатила. Всё хорошо. Твоя задача — поддержать подругу, если тебе этот способ не по душе! — обвиняющим тоном заканчивает наш спор Полина.

— Ты сковала меня кандалами! — почти плачу я от злости и бессилия. — Я не могу допустить, чтобы тебя посадили в долговую яму!

— Сейчас не садят в яму! — успокаивает меня успокоившаяся подруга. — Сейчас садят в тюрьму или обязывают выплатить!

— Сразу полегчало! — иронизирую я. — Прямо гора с плеч!

Вернувшись домой, я провожу остаток дня в бесцельном шатании по квартире и бессмысленных попытках прибраться.

Как? Как спасти подругу от самой себя? Как вырвать ее из рук отпетых мошенников? Неужели я, дочь работника прокуратуры и следователя по особо важным делам, правда, сейчас ушедших в частный бизнес, не смогу помочь единственному близкому после родителей и брата человеку? Смогу!

Дав себе эту клятву, я успокаиваюсь, выпиваю стакан кефира на ночь, принимаю душ, долго сушу мокрые волосы и ложусь спать.

Трещат дрова в огромном камине. Камин пафосный и какой-то мужской. Темная фигура сидящего у огня мужчины неподвижна.

Я ладонями и, простите, попой ощущаю тепло старинного паркета, на котором почему-то сижу, поджав под себя ноги. Со мной моя новая пижама, которую, подчинившись глупому тщеславному порыву, я купила сегодня за пять минут до закрытия магазина, уговорив продавца задержаться. Это нежно-сиреневая вещица, способная возбудить воображение любого сластолюбца. Шелковые штанишки шаловливо заканчиваются на середине бёдер. Кружевной топик намекает на женские прелести, скрывая и показывая их одновременно.

Знакомый мне господин по имени Фиакр хмур, сосредоточен. Он смотрит на огонь. Яркие всполохи освещают половину его лица, обращенного ко мне. Оно строгое, я бы сказала, суровое.

— Леонард! — возмущенный женский голос окликает Фиакра. — Ты дома? Почему твой дворецкий меня обманул?

— Господин! — в почтительном поклоне обращается к Фиакру (Фиакру?) пожилой мужчина, седой и худой. — Мадам не поверила моему ответу и нарушила ваш приказ. Виноват.

— Не переживай, Арман! — успокаивает дворецкого бывший Фиакр. — Мадам сможет остановить только армия короля. И то, я не уверен в этом.

— Потрясающий юмор! — саркастически говорит женщина, высокая, хрупкая, темноволосая. — Ты прячешься от меня, Леонард?

— Ирен? — лениво обращается к женщине мой Фиакр, названный ею Леонардом. — Рад тебя видеть в моем скромном жилище! Что-то случилось?

— Случилось?! — давится собственным криком Ирен. — Случилось? Да весь Тибо только и говорит о тебе и этой… этой…

Красивая брюнетка давится именем, которое не может произнести.

— Сюзет? — услужливо подсказывает Фиакр. — Ты о ней, дорогая?

— Дорогая! — почти визжит Ирен. — Глумишься?!

— Этьен меня упаси! — действительно, глумится над гостьей хозяин.

— Ты женишься на ней? — требует ответа красивая брюнетка, подходя к огню и грея руки.

— Нет, — спокойно отвечает он. — На ней не женюсь.

— А на ком? — резко обернувшись к мужчине, спрашивает она.

— Я женюсь не на Сюзет, дорогая! — смеется Фиакр, которого гостья называет Леонардом. — Я женюсь на девушке, которая ждет меня с колыбели.

— На Селестине?! — возмущенный крик Ирен сотрясает высокий потолок комнаты и вызывает усмешку ее хозяина.

— Ты одобряешь мой выбор? — серьезно спрашивает Фиакр (почему продолжаю называть его так?).

— Ненавижу тебя! — если бы Ирен могла, как факир, выдыхать огонь, она бы это сделала.

— Не трать силы, дорогая! — откровенно смеется он над женщиной.

— Негодяй! — вырывается у меня.

Фиакр-Леонард вздрагивает и медленно-медленно оборачивается на мой голос. Ирен продолжает греть руки у огня, обиженно выпятив пухлую нижнюю губу. Мужчина трясет головой, как пес, выбравшийся из воды, неожиданно и сильно окатывающий брызгами стоящих около.

В его черных глазах, которые я так хорошо запомнила из предыдущего сна, отражается пламя камина и горит бешеная радость узнавания. Он буквально кидается ко мне — я непроизвольно прижимаюсь спиной к стене, возле которой почему-то сижу на полу, поджав ноги. Единственное, что радует, — я в новой пижаме, которая, на мой вкус, изящна и элегантна.

— Ты игнорируешь меня?! — рыдающим голосом спрашивает Ирен, повернувшись вслед Фиакру-Леонарду.

Мужчина, тяжело дыша, стоит возле меня, глядя сверху вниз. И… злится…

— Не исчезай! — приказывает он. — Не смей! Кто ты?

Не собираюсь представляться такому грубияну.

— Леонард! — зовет Ирен. — Ты уходишь? Не смей!

Какие командиры! Он мне «не смей». Она ему «не смей». Прикольно.

— Ты ее видишь? — мужчина обращается к Ирен, не отрывая от меня взгляда.

— Кого? — не понимает его вопроса женщина. — О ком ты спрашиваешь?

— Захочу — и исчезну! — ворчу я, расправляя кружева топика. — Мой сон, что хочу, то и делаю!

Фиакр-Леонард смотрит на мои губы, произносящие слова, пораженно, как будто я говорю что-то, совершенно удивительное. Его лицо начинает расплываться. Странно. Спать я укладывалась трезвой.

— Куда?! — кричит он. — Какого…

И всё исчезает.

Вместо будильника меня поднимает звонок Полины.

— Ты помнишь о курсах? — строго спрашивает она. — Не смей отказываться!

Опять «не смей»? Да что ж такое! Помыкают мною все, кому не лень!

— Помню, — хмурюсь я, испытывая желание залезть под одеяло.

— Тебе сегодня что-то снилось? — выпытывает Полина. — Был прорыв?

— Не было! — сержусь я. — Сон был, а прорыва не было!

— Что снилось? — примирительно спрашивает подруга. — Фиакр был? А Сюзет?

— Фиакр был, — сознаюсь я. — Но он был Леонардом. Сюзет не было. Была Ирен.

— Леонард — лев, сильный, — толкует Полина. — А Ирен — мир.

— Ага! — сижу я на постели с телефоном и грустно смотрю в окно. — Ворон превратился во льва. А она пришла с ним помириться. Хотя, мне показалось, она явилась выдрать ему его черные волосы за интрижку с Сюзет. И еще. Он меня видел. Она нет. Как и Сюзет.

— А у тебя нет знакомого мужчины с его внешностью? — спохватывается Полина. — Может, это его проекция? Ну, по Фрейду!

— Нет. Я бы запомнила, — вяло отвечаю я.

— Надо посоветоваться с Антоном! — восклицает находчивая Полина.

— Попробуй только! — взрываюсь я и использую приевшиеся слова. — Не смей!

Мое индивидуальное время — полдень. Полинка сопровождает меня, точнее — конвоирует. В круглой комнате только два стула. Для меня и для Антона.

— Как спалось? — сразу после ответного приветствия спрашивает меня Чехов, и взгляд цепкий, недоверчивый, контролирующий.

— Спала как убитая! — бодро вру я. — Ни снов, ни сновидений!

— Жаль… — явно не верит мне тренер. — Жаль, что не хотите рассказать. Не доверяете?

— Не о чем рассказывать! — закрываю я тему разговора.

И снова оно — неземное блаженство, когда и я, и Антон закрываем глаза, и его ладонь касается моей макушки. Хочется только одного — чтобы это никогда не заканчивалось. Никогда. Интересно, ему так же хорошо, как и мне, нам, его подопечным?

— Второй прорыв. Мощный. Недолгий, — строго говорит Антон, свою убрав руку. — Часов десять назад. Не больше.

— Бред. Вранье, — я максимально вежлива.

— Любовь! — Антон садится напротив меня, за стеклами очков умный и всё понимающий взгляд. — Вы можете мне довериться.

— В чем? — злюсь я.

— Во всем, — просто и односложно отвечает он.

— Может, вам в пастыри пойти? — богохульствую я. — Если вы так нуждаетесь в тех, кто будет вам исповедоваться!

— Вы злитесь? — удивленно спрашивает Антон. — Почему? Потому что я прав или потому что вам неприятно, что я прав?

— Я не злюсь! — нервно вру я. — Я возмущаюсь!

— Не нервничайте, Любовь! — успокаивающе говорит Антон. — Все в нашей компании хотят вам только помочь. Именно помочь!

— Компании? — недоумеваю я. — У вас компания?

— Достаточно крупная, — терпеливо объясняет Антон. — В разных городах филиалы.

— Чудовищно! — возмущаюсь я. — Так пользоваться тем, что женщины одиноки и жаждут любви!

— Вы смешная, — после некоторой паузы говорит Антон. — Но искренняя и добрая.

— Как, интересно, вы разглядели во мне доброту? — иронизирую я.

— Вы хотите помочь подруге, — отвечает Антон. — А она хочет помочь вам. У вас настоящая дружба.

— Вы правы! — подтверждаю я. — И именно из-за подруги я буду посещать ваши занятия. Только из-за нее. Она потратила огромные деньги, и я не позволю ее обмануть!

— Благородно! — усмехается мошенник Антон, похожий на Чехова.

— Наблюдать и молчать — первая заповедь попаданки, — Антон строго смотрит на нас, сидящих в круге. — В каждом мире свои законы. И иногда открыть рот означает выдать себя раньше времени.

— Раньше времени? — переспрашивает Рыжик. — То есть, надо всё-таки сознаваться, что ты попаданка?

— Нет. Я имел в виду, что не надо сообщать всем и каждому, что вы из другого мира. Это чревато, — отвечает Антон. — По нашим данным, часть тех, кто содержится в сумасшедших домах в самых разных мирах, — просто попаданцы.

— Да вы что? — охаю я, открыв рот. — Ужас какой!

Антон за прошедшую неделю ни разу не поддался на мои провокации. Он был терпелив, вежлив и… насмешлив, так, словно что-то знал обо мне, но не торопился рассказывать.

Еще один сон пришел ко мне тогда, когда я уже устала ждать. Наша третья встреча с Фиакром состоялась в конце первой недели обучения. Преподаватель этикета, симпатичная сухонькая возрастная женщина, представившаяся Генриеттой Петровной, готовила нас к зачету по королевским балам.

— Приглашения рассылаются не позднее, чем за две недели до начала праздника. Концертные балы при дворе устраиваются до семисот приглашенных, так называемые «эрмитажные» до двухсот. На балы приглашаются придворные и чиновники разных классов. Вам нужно добыть и изучить их «табель о рангах». Некоторые дворы имеют реестр приглашенных на бал и специальных гофмаршалов. Непременным условием приглашения на бал является формальное представление государю или государыне, или королевской семье вообще.

— Всего-то?! — смеюсь я. — Тогда приглашение у нас в кармане!

Бессонница атаковала варварски, совершенно бесчеловечно измотав меня к утру. И это в ночь с субботы на воскресенье, когда я планировала выспаться. Проворочавшись несколько часов, я заснула около шести утра, по крайней мере, это последний временной промежуток, который я помню отчетливо.

Люстра в тысячу свечей ослепляет парадным светом. Сотни разряженных в пух и прах мужчин и женщин терпеливо стоят перед высокими золотыми дверьми, ожидая приглашения. Церемониймейстер в черном фраке и неожиданно золотой сорочке, не поглядывая в бумаги, которые держит перед ним слуга, объявляет супружескую пару, входящую в зал. Прохожу в главный зал сразу вслед за ними. Никто меня не видит.

Надо же! Под влиянием настойчивой Генриетты Петровны мои мысли забиты бальной чепухой. Хотя тоже неплохо! До Генриетты Петровны с курсантками работал весельчак Григорий, обучающий ядам и лечебным отварам. Вдруг бы в какую химическую лабораторию забрела во сне?

Прячусь за одну из величавых мраморных колонн и наблюдаю. Наши бальные танцы существенно отличаются от их «дискотеки». И как не надоедает двигаться степенно, наклоняться надменно, улыбаться натужно?

С другой стороны колонны останавливается запыхавшаяся девушка, прекрасная, как весенний цветок. Она обмахивается веером из пышных перьев и застенчиво улыбается кавалеру. Его я вижу только со спины, но то, что вижу, достойно внимания. Мужчина высок, элегантен и предупредительно вежлив.

— Хотите освежиться, Флор? — низким бархатным голосом спрашивает он.

— Вы так любезны, Мэтью! — восклицает девушка и тут же пугается. — Ой! Простите меня, господин Вилар! Я посмела обратиться к вам по имени…

— Что вы, прекрасная Флор! — чувственно отвечает Мэтью Вилар, беря ее ручку в свою большую руку и прижимаясь поцелуем к тыльной стороне ладони. — Для вас я просто Мэтью!

— Мэтью… — послушно шепчет она, задыхаясь от волнения.

Мэтью целует ее руку еще раз, слегка разворачиваясь в мою сторону. О! Неужели? Господин Фиакр-Леонард-Мэтью! Да что ж вы во все мои сны лезете?

Флор мило смущается, закрываясь раскрытым веером. Мужчина хищно улыбается и пытается позволить себе больше: он гладит большим пальцем ее запястье, вызывая нежное хихиканье девушки, одетой в фисташковое платье с синими атласными лентами.

Музыка оркестра, дыхание влюбленной парочки и мое пренебрежительное фырканье — вот и все звуки.

Мужчина оборачивается на звук.

— Ты?! — кричит он.

В громких звуках танцевальной музыки, исполняемой огромным оркестром, его крик звучит как шепот. Но я по губам и гневному взгляду всё понимаю.

— Я! — одними губами честно отвечаю я, не собираясь надрывать горло.

Флор испуганно оглядывает колонну в поисках объекта, с которым общается ее спутник, но никого не видит. Мне начинает нравиться эта игра! Я довольно громко хихикаю. Фиакр-Леонард-Мэтью приближается ко мне, слегка выставив руки вперед, чтобы, наконец, уперев их в колонну, отрезать мне пути к отступлению. Какой неумный представитель мужской части человечества. Или он не человечество?

— Только попробуй исчезнуть! — пугает он меня.

— И что тогда будет? — веселюсь я.

— Вам нехорошо? — пищит за его широкой спиной Флор, которой кажется, что ее кавалер опирается на пустую колонну. — Позвать кого-то на помощь?

— У меня есть все полномочия арестовать тебя и содержать под стражей, пока мы не установим твою личность! — угрожает мне мужчина.

Смотрю на часы, предусмотрительно надетые перед сном на левую руку и смело хамлю:

— Попробуй! Арестуй!

Флор подныривает под руки Фиакра и растерянно шарит глазами по колонне и по мне.

— С кем вы разговариваете, господин Вилар?

Ее милые черты начинают размываться нежной акварелью. Красивое лицо с бешеным взглядом черных глаз тоже мягко плывет.

— Да сколько ж можно?! — последнее, что я слышу, перед тем, как проснуться.

— Три прорыва без консультации — это смертельно опасно, — неожиданно говорит Антон во время обеденного перерыва, подсаживаясь ко мне, читающей навязанный Полиной фэнтези-роман про драконов и эльфов.

— Почему? — вежливо спрашиваю я, никак не реагируя на информацию о прорывах.

— Потому что четвертый будет последним, смертельным, — мягко говорит он, пробуя кофе со сливками.